– А я не сдохну?
– Не старайся каждым третьим-четвертым срубить и не сдохнешь. Бросай одни руки, держи на дистанции удара, ты же опытный боец, он сам подставится. Помяни мое слово.
– Зигмунд говорит дело, – вмешался Сажин. – Ты устаешь не от боя, а от собственных тяжелых ударов, напрягаешься, рвешь дыхание. Давай попробуем?
– Сейчас? Я только отработал три раунда, – Роберт вытер лицо локтем.
– Неважно, еще один не помешает. Петер! – крикнул Сажин и, когда старый тренер подошел, спросил: – Ты не возражаешь, если Роберт проведет один раунд с твоим легковесом?
– С Тони? – Петер нахмурился. – Можно, только без этого, – он сжал руку в кулак.
– Естественно, нам надо проверить Роберта на скорость, а к своим партнерам он очень привык.
– Тони! – позвал Петер. Высокий стройный юноша подошел и поклонился.
– Слушаю, мастер.
– Надень шлем и проведи один раунд с этим парнем, – Петер хлопнул Роберта по плечу. – Понял?
– Слушаю, мастер, – Тони побежал в раздевалку и через секунду появился в шлеме.
Тренировка закончилась, и русские вышли из душа. Петера всегда удивляло, что Сажин каждый раз моется вместе с боксерами. Петер пригласил их в буфет, где уже заказал для ребят сок, а себе и Сажину – пиво. Первым подбежал Шурик, он подмигнул Петеру, сказал «мерси», схватил стакан с соком и опрометью бросился к Тони, который, стоя в сторонке, ждал его.
Как объяснялись два новоиспеченных друга – для Петера, да и для всех остальных, оставалось загадкой, но они разговаривали, и данный факт не вызывал сомнений.
И сейчас Шурик подбежал к Тони, они азартно заговорили о чем-то и, прихлебывая из стаканов, уселись на диванчик под огромным портретом Петера Визе, который красовался на стене напротив входа.
В центре улицы, преграждая дорогу машинам, стояли мужчины в полосатых арестантских костюмах и, размахивая руками на манер полицейских, направляли транспорт в боковую улицу. Когда схлынула очередная волна машин, мужчины оставили на перекрестке дежурного, пробежали квартал и захватили следующий перекресток; позади них проезжая часть оставалась пустой, а мужчины, продолжая теснить машины, захватывали квартал за кварталом. Одни водители доброжелательно кивали, другие, судя по их лицам, говорили резкости, но подчинялись, так как «арестанты» с дороги не уходили, а иногда и требовательно стучали по кузовам.
Пешеходы реагировали на происходящее по-разному. Одни шли по своим делам и не замечали происходящего, другие останавливались на краю тротуара и чего-то ждали. Открывались окна, появлялись любопытные и равнодушные лица.
Женщина посадила на подоконник пятилетнего сына и, придерживая его одной рукой, другой показывала вниз и что-то говорила.
Из бакалейной лавки выскочил парнишка и поставил на тротуар стул, на который водрузилась вышедшая за ним матрона.
В конце уже совсем очищенной улицы шевелилась бесформенная человеческая масса.
Это строилась колонна бывших узников Маутхаузена.
В элегантном светлом автомобиле полный мужчина стащил с себя дорогой костюм и натянул арестантскую униформу.
– Хорош, – сказала женщина за рулем.
– Я тебя предупреждал! – перебил ее резко мужчина, пытаясь засунуть пухлый живот в узенькую, почти детскую курточку. – Она болталась на мне, как на вешалке.
Сажин, Роберт, Зигмунд и Шурик с цветами в руках стояли у самого края тротуара.
Колонна шла медленно и тяжело. Боксеры нетерпеливо ждали, а Сажин стоял, опустив голову, седой чуб почти закрывал лицо. Сажин не смотрел на приближающихся товарищей, а слушал. Уши заполнял лязг металла, стук деревянных подошв и нетерпеливый визг овчарок.
Ребенок в окне заплакал, и мать взяла его на руки и захлопнула ставни.
Дама на стуле дрожала двойным подбородком и вглядывалась в проходящих, а мальчишка следил, чтобы никто не встал перед ней, и говорил:
– Бабушка, я узнаю его. Узнаю, я же видел фотографию. Если он пойдет, я узнаю…
Зигмунд посмотрел на развернутые полотнища с кривыми черными буквами и стал читать:
«– Помните!
– Помните!
– В одном Маутхаузене уничтожили больше миллиона человек.
– Маутхаузен построили фашисты, но и разрешили им – равнодушные».
Римас стоял среди поджидавших шествие, широко раздвинув ноги и засунув руки в карманы брюк. Сигарета приклеилась в углу рта, дым попадал в глаза, и разведчик щурился. Лемке стоял за его плечом и вертел между пальцев зажигалку.
– Ты прав, но я не могу оставить это дело.
Римас выплюнул сигарету и растер ее ногой, Лемке брезгливо поморщился и вздохнул.
– Твои уголовники ни к черту не годны, – сказал Римас и сунул в рот новую сигарету. – Не думал, что на старости лет мне придется заниматься подобной ерундой.
Лемке улыбнулся и вновь вздохнул.
– У меня приказ. Ты недооцениваешь ситуацию, Римас. Через несколько дней мы улетаем.
Римас покосился на Лемке и пожал плечами.
Участники митинга притащили из кафе стол, Карл забрался на него и поднял руки.
Петер и Тони стояли среди приехавших неонацистских молодчиков, которые, растянувшись в цепочку, окружали собравшихся.
Среди бывших узников Маутхаузена находился и подручный Лемке – Вилли. В такой же, как окружающие, полосатой одежде он выделялся лишь своей неподвижностью и тем, что смотрел не на Карла Петцке, а назад, на темные фигуры молодчиков.
– Друзья, – громко сказал Карл. – Поздравляю вас с праздником. Двадцать пять лет назад советские солдаты открыли ворота Маутхаузена, и мы…
– Заткнулся бы ты, приятель! – крикнул Вольф и вышел вперед. – Русские коммунисты, видно, платят тебе неплохо, если ты помнишь, что было четверть века назад. – Вольф рассмеялся и пошел к импровизированной трибуне. – Дайте мне сказать пару слов.
Окружавшие митинг молодчики двинулись за ним; подхваченные общим движением, шли и Петер с Тони.
Митингующие протестующе зашумели, но никто не останавливал Вольфа; тогда на его пути встал Вилли и крикнул:
– Фашистский ублюдок! – Он ударил Вольфа в висок, и парень, повернувшись вокруг своей оси, рухнул на землю.
– Прекратить! – крикнул Карл. – Кто поднял руку на человека? Позор! Друзья, не для кулачной расправы и террора мы собираемся каждый год.
Из разбитого виска и из угла рта Вольфа текла кровь. Он был мертв, и люди, склонившиеся над ним, поняли это сразу.
– Убили!
– Убийцы!
Все заговорили и закричали, молодчики смешались с участниками митинга. Карл спрыгнул со стола и пытался пробиться к телу, но Сажин оглянулся и строго сказал:
– Не лезь, Карл. Надо срочно звонить в полицию.
– Провокация?
– Видимо…
Раздались крики:
– Кто убил парня?
– Да они все на одно лицо – полосатые! Бей их!
В воздух взметнулись кастеты и кулаки. Но тут взвыли сирены полицейских машин. Сбавив скорость, но не останавливаясь, машины двигались прямо на толпу, и люди шарахались и уступали дорогу.
Карл, собрав вокруг себя друзей, быстро говорил:
– Кто ударил первый? Необходимо быстро найти.
– Это не наш.
– Провокатор.
Тони, который держал Шурика за руки и пытался ему объяснить, что не виноват, услышал Карла и что-то сказал Зигмунду. Латыш взлохматил Шурику волосы и перевел:
– Тони не виноват, он просит тебя идти с ним.
Тони тянул Шурика из толпы, парень сначала упирался, но, глядя в лицо австрийца, поверил и побежал за приятелем. Они обогнули кафе и увидели Вилли и неизвестного мужчину. Вилли расстегивал арестантскую куртку, а мужчина держал штатский костюм.
– Господин Петцке, – говорил офицер полиции осуждающе, – мы с вами знакомы скоро двадцать лет. И не было случая, чтобы на вашем митинге…
– Господин капитан, – перебил Карл, – я же вам объясняю, что убийство совершил не наш.
– Но на нем была одежда Маутхаузена.
Зигмунд и Роберт стояли в стороне.
– Руки целы? – спросил Сажин, оглянулся и с тревогой сказал: – А где наш герой?
Зигмунд разматывал ладони и, бросив лоскутья на землю, сказал:
– Я всегда говорил: полотняные рубашки лучше нейлоновых.
– Где Шурик? – Сажин повысил голос.
– Здесь! Я на месте, Михаил Петрович! – отозвался Шурик.
Шурик и Тони волоком тащили Вилли.
– Еще один труп? – спросил полицейский.
– Живой, – ответил Тони. – Второй там. – Он махнул рукой в сторону парка.
Шурик подошел к Сажину. Тренер взял его за подбородок, посмотрел в глаза и толкнул к Зигмунду и Роберту.
– Держать и не выпускать.
– Держать, – объяснил Шурику Роберт, обнял и прижал к груди.
Вилли встал на колени, потряс головой и, покачиваясь, поднялся. Полицейский подхватил его.
– Он! Этот! Он не наш! – заговорили вокруг.
– Господа! Мы разберемся, господа. Прошу всех, кто видел происшедшее, приехать в участок.
– Стойте! – Карл подошел к уже пришедшему в себя Вилли. – Господин капитан. – Он засучил левый рукав и показал на руке черные цифры. – Номер. Фашисты – народ аккуратный и нас пронумеровали. – Карл взял безвольную руку Вилли, показал ее полицейскому. – У любого из нас на этом месте номер, господин капитан. А у этого – только на куртке. Шкуру жечь побоялся.
