займа, которые коммунистам вручали в парткоме. Зоя едва сдерживала слёзы, глядя, как Наташка, съев кисель, громко стучит ложкой выскребая последние его капли из кастрюльки: стакан крахмала на рынке стоил сто рублей. А сама Наташа, как одно из самых ярких картин своего безрадостного детства, помнила весёлое лицо молодого отца, держащего над головой буханку белого хлеба, и себя, прыгающую вокруг него и визжащую от восторга: «Белый хлебушек! Белый хлебушек!»…
Но в доме была валюта: маленький мыловаренный заводик на комбинате дарил своим сотрудникам по три куска чёрного хозяйственного мыла в месяц. Такой кусок мыла можно было обменять и на сахар, и на какие-то вещи, и заплатить водопроводчику за ремонт крана на кухне…
Теперь у них была своя квартира, в кухне плита была всегда горячей, а в двух больших комнатах можно было натопить печки, была чистая постель и тёплая одежда. Понемногу налаживался быт. Наташка пошла в первый класс. Всё, что хотела Зоя для себя, всё, что не сумела получить в детстве и молодости, она теперь старалась дать дочери. В доме появились книги, много книг. Зоя читала запоем, читала и с Наташкой все детские книги, которые не удалось прочитать раньше. В соседнем посёлке открылась музыкальная школа, и Зоя отдала Наташу учиться музыке. Но купить рояль или пианино в разрушенном войной городе было почти невозможно. Зоя придумала выход: первые свои гаммы Наташка играла на перевёрнутом корыте…
Но вскоре судьба свела её с двумя женщинами — сёстрами-близнецами, которые жили неподалёку в своём частном доме. Сёстры принадлежали к какому-то старинному дворянскому роду, и чудом уцелели от репрессий. Но война их не пощадила. Господь Бог чертил их жизни под копирку: у обеих погибли на фронте мужья. У обеих были дочери, почти ровесницы. Девочки едва окончили школу, как началась война. Напуганные молодёжным сопротивлением в Донбассе, фашисты по малейшему доносу хватали всех комсомольцев подряд. Девочки были комсомолками. Они были схвачены и посажены в тюрьму вместе с десятками других своих сверстников перед самым освобождением Украины. С ними не стали церемониться: оставляя Харьков, немцы комсомольцев расстреляли. Всех. Сёстры — близнецы остались одни.
Они работали на комбинате вместе с Алексеем Петровичем, ездили по воскресеньям в церковь, тихо отмечали Пасху и Рождество, и вместе с другими несчастными родителями подолгу стояли у края огромного рва, в который были свалены трупы их детей, ставшего для них братской могилой.
Под окошками их дома тянулись вверх разноцветные мальвы, на длинной веранде всегда пыхтел грустный керогаз, в комнатах стоял особый запах старой, почти антикварной мебели, но самое главное — здесь было великолепное, хорошо настроенное пианино со старинными медными подсвечниками на передней крышке. Обе сестры были прекрасными музыкантшами, они с радостью предложили Наташке заниматься музыкой у них в доме и строго контролировали выполнение всех школьных заданий. После урока в качестве вознаграждения она неизменно получала чай с вареньем, которое тут варили по старинным дворянским рецептам. Наташа долго вспоминала потом те райские яблочки в золотом медовом сиропе, которые ставились перед ней в красивой резной розетке…
Алексей пропадал на комбинате сутками, и как-то вдруг, неожиданно для самого себя, защитил кандидатскую степень. Диссертацию не писал, но за военные годы и при восстановлении комбината им было сделано немало изобретений — жизнь заставляла находить выход из безвыходных положений: только закончилась война, голод и разруха царствовали на Украине, не хватало сырья, производственных агрегатов, запчастей к ним…
Но едва комбинат заработал в полную силу, едва Соколов получил удостоверение кандидата наук, поступил приказ о его переводе в Ленинград. Ещё во время войны он стал членом партии и подчинялся партийной дисциплине беспрекословно.
Зоя робела перед новой жизнью, было боязно за Наташку, за себя. Но в Алексее она была уверена. Он уехал первым, получил какое-то жильё, устроился кое-как… Как только закончились занятия в школе, Зоя с Наташей поехали за ним…
В Ленинграде в те годы жизнь была довольно странной. Жилья не хватало, дома были разрушены войной, и многие одноклассницы Наташи жили в сырых подвалах, оборудованных под квартиры. Круглые сутки перед их окнами сновали чьи-то ноги, в дождь по оконным рамам ручьями стекала вода, а в снежные зимы окна заваливало сугробами…
Но в магазинах было много продуктов, здесь была не только колбаса, о существовании которой Зоя просто забыла, была рыба, икра, крабы и многое другое. Весело звенели трамваи, гудели машины, ходило множество автобусов. Семью директора поселили в старом флигеле прямо во дворе института. Вскоре жизнь совсем наладилась. Наташа ходила в школу, занималась балетом и музыкой во Дворце пионеров, Алексей пропадал на работе. Фанатическая борьба за выживание, когда один день был похож на другой так, что год сливался в месяц, а событий за месяц едва хватало на неделю, этот бешеный марафон по жизни вдруг кончился, и Зоя, внезапно остановившись, растерялась. Ей только что минуло сорок лет, и она вдруг с ужасом поняла, что лучшие годы прошли в этой неравной схватке с жизнью, что их невозможно вернуть, чтобы прожить её заново… А тут ещё Наташка совсем отбилась от рук: начала прогуливать уроки, уводя за собой половину класса, забросила музыку, влюбилась… Перепалки с дочерью не кончались ничем. Наташка в это время была яростной спорщицей, всегда старалась оставить за собой последнее слово… Однажды случилась и такая история: она мыла пол, а Наталья стояла, подперев плечом дверной косяк, и откровенно хамила. И Зоя не выдержала — шлёпнула грязной тряпкой девчонку по физиономии. Наташка не вскрикнула, не ойкнула. Повернулась на каблуках и ушла к себе. А Зоя опустилась на табуретку и тихо заплакала. Она вдруг почувствовала такую пустоту, такое одиночество, такую горечь! Ей некому было рассказать о своих переживаниях. Как многого ей хотелось в юности! Каким интересным и удивительным представлялось будущее! Перед Натальей она, конечно, извинилась, та промолчала, ничего не ответила, но вести себя стала чуть получше, а, может быть, Зое так хотелось думать… Она тихо плакала по ночам, боясь разбудить Алексея, который очень уставал на работе. Но однажды он услышал, решил, что она плачет во сне, тронул её за плечо. Зоя не откликнулась, затихла. Разве был виноват её муж в том, что так сложилась их судьба?
Но Зоя Васильевна была мудрым человеком. Переживания были очень глубокими, но недолгими, вскоре она сумела пересмотреть свою жизнь. Она неистово вцепилась в город, в котором теперь жила. Дом наполнился книгами, художественными альбомами и классической музыкой. Все свои первые оперы Зоя Васильевна слушала
