– А теперь ты позволишь мне тебя поцеловать?
– Теперь можно, моя Эсмеральда! – с наигранной весёлостью и бравадой, ответил Хуан. Наклонился и Мира опять осторожно прикоснулась своими трепетными губами к его губам.
– А ты можешь меня поцеловать? – опять покраснела Мира.
Он отечески обнял девчонку, вдыхая аромат её духов и детства. Она была немного влажной от волнения. Он нежно поцеловал её в щёку, потом повернул лицо и поцеловал в другую.
– Почему не в губы, Хуанито?
– Глупышка, в губы целуют только влюблённые и супруги, – немного растерянно ответил Хуан. Он был явно обескуражен, взволнован этой наивной девчонкой, не знал, как вести себя.
– Я слышала об этом, Хуанито, – ответила Мира, понурила голову, но потом всё же продолжила: – Мне всё время об этом мечтается!
Хуан не на шутку испугался. Эта девчонка совсем спятила, он в недоумении смотрел на неё, не зная, как ему поступить. Мира тоже молчала, подавленная собственной смелостью и страхом перед осуждением и стыдом.
– Ты о чём это думаешь, Мира? – наконец выдавил он нерешительно. – Ты так юна, ты ещё малая девчонка, и не должна так думать! Откуда такое у тебя?
– На улице часто об этом говорят, – тихо сказала она, покраснела, словно поняв, что сказала очень стыдное и неприличное.
– Тебя необходимо послать в монастырь, Эсмеральда! – Строго сказал Хуан. – Там тебя научат правильно себя вести, не говорить глупости разные!
– Мы же друзья, Хуан! А друзьям надо говорить обо всём, что в голову придёт. Ты старше, и уже много повидал. Кто, как не друг, вроде тебя должен помочь мне понять жизнь? К бабушке с этим никак нельзя обратиться, а на улице много гадостей говорят. А тебе я доверяю.
– Мира, всегда оказываются тайны, которые не стоит высказывать... даже друзьям. Особенно, если друзья такие, как мы с тобой.
– Какие? – спросила Мира с испугом.
– Ну... Ты девочка, а я всё же мужчина, хоть и твой друг. Ты поставила меня в неловкое положение. Я никак не могу принять условия твоей игры.
– Какой игры, Хуан? – воскликнула Мира. – Я не играю!
– Так говорится, Мира! Об этом не говорят постороннему мужчине... Особенно такие маленькие девочки. Давай оставим этот разговор! Он глупый!
Мира обиделась, но, как показалось Хуану, это лишь способ скрыть своё замешательство.
Они подошли к дому. Дети, игравшие по-прежнему, окружили Миру, заметив новые украшения на ней. Возгласы, крики, смех слышались со всех сторон, а Мира преобразилась, крутилась среди этого оборванного грязного народца, и всем показывала дорогие украшения, как ей казалось.
– Мира, бабушка зовёт, – вмешался Хуан в её игру. – Пошли домой. Обед готов, а мы с твоими разговорами совсем забыли купить хорошей еды. Сбегай в ближайшую лавку с детьми, купи чего-нибудь вкусного и угости друзей. – Хуан вручил ей два реала.
Гурьба умчалась, а Хуан остался на улице, присев на чурбан у калитки. Сеньора Корнелия вышла, молча села рядом, вздыхала, молчала, потом сказала поникшим тоном:
– Беспутница опять приставала к тебе, Хуан?
– Да вроде, сеньора, нет... А чего это вы так спросили?
– Так, – ответила старуха. – Знаю, что она только о тебе и думает. Постоянно спрашивает, когда ты появишься здесь. Вот взбалмошная девчонка! Не слушает старуху. Сладу с нею нет.
Хуану стало не по себе от таких слов. Но в них он не услышал осуждения, лишь беспокойство за внучку. С ответом он не нашёлся, продолжал молчать. Молчала и старая женщина, вздыхала, утирала пот с шеи, морщинистой и тощей.
Мира примчалась в окружении ватаги сосущих леденцы детей. В руках держала свёрток, протянула его бабушке, проговорив скромно:
– Это Хуан настоял, бабушка. И вот... посмотри, – и указала на подарки.
– Ко дню рождения, бабушка, – ещё тише закончила она.
– Выпросила, однако, бесстыдница!
Больше она ничего не сказала, взяла свёрток и тяжело поднялась с чурбака. Оглянулась на внучку, внимательно оглядела её и опять же молча удалилась, безвольно покачав головой.
Мира с Хуаном переглянулись, улыбнулись друг другу заговорщицки.
– Как это бабушка ничего не сказала, а?
– Почему ничего? Кое-что сказала, – улыбнулся Хуан. – И слава Богу!
– Я теперь до самого дня рождения их не одену, – и она повернула голову в разные стороны, показывая серьги. – Нравится?
– Мне – да! Но это не значит, что твой выбор удачный.
– Почему? Мне они очень нравятся и хорошо подходят.
– Ты лучше у бабушки спроси. Она в этом толк знает и понимает, что хорошо, а что не очень. У неё большой опыт по этой части. А я... – он махнул рукой, давая понять, что с ним об этом лучше не говорить.
Из хижины потянуло запахом вкусной еды. Мира с весёлым видом проговорила, жадно втягивая носом струи запаха:
– Скоро бабушка позовёт к столу. Есть хочется!
Хуан думал совсем о другом. Вспомнил, что Лало не захотел ехать к хозяину, заявив, что попытается выкупиться сам со временем. По-видимому, ему не терпелось вступить во владение долиной. Юноша улыбнулся, представляя, как изумятся его односельчане свалившемуся счастью.
Перед закатом Хуан распрощался с доньей Корнелией. Мира упросила проводить его до дороги, на что бабушка посмотрела осуждающе.
– Ты долго будешь отсутствовать? – спросила девочка очень беспокойно.
– Не знаю, Мира. Я должен уйти на один остров. Там у меня дела остались. Думаю, что двух месяцев мне хватит.
– Постарайся вернуться к моему дню рождения, а! Можешь?
– Постараюсь, – ответил Хуан, вовсе не уверенный в исполнении обещания. – Иди домой. Бабушка может поругать за твоё ослушание. Слышала, что она тебе сказала? Беги!
– Дай я тебя поцелую, Хуанито! Подними меня к себе.
Хуан с неохотой исполнил её просьбу. Она прижалась к нему, губы её с силой вдавились в выбритую щёку.
– Обещай, что больше не будешь так зарастать бородой, Хуанито!
– Тебе так нравится? – поцеловал он её в бархатную щёку.
– Ага! Ты так совсем молодой, словно мальчишка!
– Хорошо! Я обещаю больше не появляться перед твои очи с бородой. Может, и эту сбрить, – он указал на крохотную бородку клинышком.
– Не возражаю, – блеснула она глазами. – А что ты мне привезёшь с твоего острова?
– Тебе понравилось получать подарки, Эсмеральда?
– Ещё бы, Хуанито! Привезёшь?
– Вот шельма! Конечно! А что ты хотела бы?
– Сам определи! Хочу на твой выбор и вкус. Договорились?
– Договорились! Ну, а теперь слезай и беги домой, пострелёнок!
– Фу, какое слово! Но я и такого тебя люблю, Хуанито! А ты любишь меня?
– Конечно, девчонка... только, как сестру. Ты понимаешь?
– Но я ведь ещё маленькая! Потом ты сможешь полюбить меня иначе... как, – она запнулась, покраснела, договаривать не стала, спрыгнула с мула и побежала назад.
Хуан обернулся. Она тоже повернулась, остановившись. Махнула рукой и опять побежала. Подол платья развевался на ветерке, порхая крыльями бабочки в тонувшем в редких сумерках воздухе.
Юноша улыбнулся, тронул мула и поехал. Улыбка ещё долго не сходила с его губ, а в голове неторопливо перекатывались приятные мыслишки, сосредоточиться на которых он никак не мог.
Лишь проехав бо́льшую половину до моря, он стал рассуждать трезво.
«Какая непосредственная, открытая девчонка! Постоянно ставит меня в тупик своими вопросами и предложениями! Однако она очень симпатичная. Не то, что Габриэла с её жёсткими глазами и выражением лица. Интересно, как Мира будет выглядеть через пять лет?»
Эти мысли и рассуждения были приятны ему. Хоть одна душа есть в этом мире, кто любит его без оглядки на положение, деньги и прочую чепуху богатых людей.
Потом ему показалось, что ехать на Монтсеррат не очень-то и хочется. И вспомнил про Ариаса. Подумал с сожалением: «С чем он встретит меня? Останется ли со мной, или уже исчез? Стало быть, в отношении с золотом, всякая дружба может лопнуть, как мыльный пузырь? Неужели так велика сила золота? А что? Вполне возможно. Только оно даёт человеку настоящую свободу и независимость. Значит, и мне не стоит разбрасываться им, если хочу быть вольной птицей».
