– Что знает, Хуан? О чём это ты?
– Не хитри, Мира! Ты знаешь, о чём я говорю. Я уверен!
– Вот и нет, Хуанито! Что она может знать? Я ничего ей не говорила.
Хуан улыбнулся, поняв, что девчонка догадывается о чём идёт речь, но хитрит, раззадоривает его, вызывая на продолжение интересного разговора.
– А что ты прошлый раз говорила мне? Вспомни!
– Мало ли мы болтали просто так! Ничего я особого не помню. А что?
– А то, что ты хитрющая девчонка! И тебя пора отшлёпать. Пока ты ещё маленькая и не очень обидишься.
– Ну и отшлёпай, Хуанито! Мне не будет больно!
– Тихо! Мы уже рядом и было бы неприлично, когда бабушка услышит наш глупый разговор. Беги переодеваться. Да не забудь умыться и ноги помыть!
Хуан присел на лежащий чурбак, наполовину изъеденный жуками. На душе было легко, мирно, приятно и спокойно. Он сидел без мыслей, просто купаясь в своём чувстве лёгкости, почти невесомости, отдыхая не телом, а душой.
Он вздрогнул, когда Мира стремительно выбежала к нему на улицу и тут же спросила, игриво заглядывая ему в глаза:
– Я красивая, Хуанито? Тебе нравится, как я выгляжу?
– Что-то ты слишком на взрослую похожа, – ответил Хуан, придирчиво оглядел нарядную девочку. Отметил, что умение одеться и носить одежду у этой девчонки с улицы явно имеется.
– Вот и хорошо, а то ещё подумают, что ты мой папа!
– А чего бы ты хотела? – задал Хуан провокационный вопрос.
Она взглянула на него с осуждением, усмехнулась своими тёмными глазами, скорчила гримасу кокетства.
– Хотела бы быть уже взрослой, Хуанито! – И стрельнула на него подозрительным взглядом.
– Думаешь взрослой лучше?
– А как же! Никто не заставляет делать то, что не нравится, свобода и вообще...
– Всё это не так, Мира! Даже совсем не так! Лучшее время жизни – детство. Уже в юности начинаются неурядицы. И знаешь, какие?
Мира вопросительно смотрела снизу вверх, ожидала продолжения, а в глазах бегали искорки любопытства. И, надоев ждать, спросила нетерпеливо:
– Ну что замолчал? Говори, Хуанито! Мне хочется это узнать.
Хуан улыбнулся. Потом проговорил, наклонившись ближе к её уху:
– Это любовь, моя милая Мира!
Она в недоумении вскинула озабоченную голову.
– Я думала, что... это... ну, Хуанито... Я полагала, что это так хорошо!
– Определённо! Если имеется взаимность и никто не мешает. Но так бывает очень редко. Родные считают далеко не всегда так, как хотелось бы любящим детям, Мира. И получаются трагедии, иногда очень печальные, но почти всегда люди мучаются. А потом могут происходить и всякие недоразумения... измены, всякие ссоры и всего много остального, что почти не оставляет места для того счастья, о котором влюблённые мечтали.
Девочка очень серьёзно слушала, бледнела лицом. Она долго не отвечала.
– И что, так происходит всегда, Хуан?
– Почти, моя Эсмеральда! Бывают исключения, но только исключения. – Хуан погрустнел, воспоминания нахлынули на него неудержимой волной.
Мира тоже молчала, впитывая услышанное. Потом тихо спросила, подняв голову с расширенными глазами.
– Хуан, ты любишь кого-то?
– С чего ты взяла, глупышка? Нет, конечно!
– А почему «конечно»?
Хуан пожал плечами, затрудняясь ответить. Но этот вопрос заставил его задуматься. Вспомнилась Габриэла, но тут он ясно осознал, что любви никакой не было. Скорей наоборот. Но что-то всё же между ними существует, этого отрицать он не мог.
– Кто его знает, Мира, – наконец ответил молодой человек. – Наверное, ещё не повстречалась мне такая девушка. Это не так часто получается.
Мира молчала, но они уже пришли к рынку, где люди толкались и галдели, мешали разговаривать. Хуан улыбнулся, спросил, отвлекаясь от серьёзного разговора:
– Что хочешь купить, Эсмеральда? Выбирай!
– Всё, всё, что хочу, Хуанито? – воскликнула она хитро, посмотрела сияющими глазами на юношу, и добавила: – А денег хватит у тебя?
– Для тебя хватит. Выбирай!
Она ещё раз глянула на Хуана, алчно заблестели глаза.
– Пойдём к лавкам, где торгуют украшениями! Я тебе покажу!
– Ну, я слушаю, – со смешком проговорил Хуан.
– Вот! – Она указала пальцем на серьги и ожерелье из ярких гранатов в золотой оправе. – Можно?
– Всего-то? А бабушка? Что она скажет, и что ты скажешь ей?
Девочка поникла, потом всё же смело ответила:
– А можно ей ничего не говорить, Хуанито?
– Так она всё равно узнает, Мира. Разве ты сможешь это скрыть от неё?
– Правда, Хуан! Бабушка обязательно узнает. Что ж делать?
– Я придумал! У тебя скоро день рождения, а я вряд ли смогу быть у тебя! Пусть это будет тебе подарок от меня! Как, подходит, а?
Её яркие губы растянулись в улыбке, глаза заблестели озорно.
– Вот здорово ты, придумал, Хуанито! Наклонись ко мне, – прошептала она.
Он наклонился, и Мира стремительно коротко поцеловала его в губы.
Хуан чуть не отшатнулся, но удержался, ощутив прилив нежности, смущения и волнения одновременно. А Мира покраснела до корней волос, отвернулась, не в силах посмотреть вверх.
– За это, ты получить от меня!.. – Он не закончил, не придумав ещё кару.
– Что я ещё получу, Хуанито? – тут же вскричала девочка. В голосе слышался отчаянный вызов, готовность броситься головой вниз в ледяную воду. И Хуан это подметил. Волнение усилилось. Пришлось унять его продолжительным молчанием.
– Почему не отвечаешь? – в её голосе звучали уже спокойные тона.
– Ты меня смутила, Эсмеральда. Я не знаю, что ответить. Лучше купим твои украшения, а там посмотрим. Смотри лучше, не ошибись. Ты, наверное, в этой лавка побывала, а?
Она с готовностью закивала головой. Взяла его за руку.
– Спроси ты, Хуан. Я боюсь.
– Чего ж тут бояться. Я рядом ведь. Спрашивай.
Девчонка тихо заговорила, лавочник плохо слышал её тихий голос.
– Сеньорита спрашивает показать ей вон те украшения. – Хуан указал.
– Деньги у вас имеются, сеньор? – с недоверием спросил лавочник.
Хуан вытащил мешочек, встряхнул его.
– Лучше поспеши, сеньорита не хочет ждать.
– Извольте, – засуетился лавочник. – Прошу, сеньорита, – и он разложил на прилавке серьги и ожерелье.
Мира с затаённым восторгом взирала на них, боясь тронуть руками.
Хуан молча взял ожерелье, застегнул его сзади на шее, серьги отдал Мире, попросив купца:
– Зеркало, где зеркало? Подай, голубчик.
Мира вертела головой, меняла серьги, восторженные глаза не могли оторваться от восхитительного зрелища. Наконец она вздохнула, повернула потухшие глаза к Хуану.
– Но это же, наверное, очень дорого, Хуан?
– Сколько я должен? – обратился он к купцу.
Тот назвал цену. Хуан с недоумением посмотрел на жадного купца, отсчитал немного меньше, проговорил жёстко:
– Никогда не жадничай, голубчик! Это не поможет тебе! Пошли, Мира!
Купец было бросился возражать, но Хуан уже вышел, держа Миру за руку.
– Хуан, это же так много! – ужаснулась девочка. – Мне даже страшно стало! И идти с ними как-то неудобно. Вдруг кто из знакомых увидит?
– Пустое, Мира! Ты и не такое должна иметь! Только подождать надо немного. Иди и не волнуйся. Ты довольна?
– Да! Я и мечтать не могла ни о чём подобном, Хуанито. Можно тебя ещё раз поцеловать? – Мира покраснела, но не очень сильно.
– Пока нельзя, моя Мира, – усмехнулся Хуан. – Пойдём к цирюльнику. Я побреюсь, постригусь, и тогда можешь сколько угодно. А ты должна надушиться лучшими духами, какие найдутся у цирюльника. Согласна?
Она молча кивнула, но было видно, что немного огорчена затяжкой её порыва, её желания поблагодарить своего благодетеля.
Хуан долго разглядывал себя в зеркале, поданном цирюльником. Повернулся к Мире, спросил с неловкой улыбкой:
– Так лучше? Тебе нравится?
– Ой! Конечно, Хуанито! Ты совсем неузнаваемым теперь стал!
Они вышли, прошли молча немного, потом Мира приостановила шаг, повернулась к Хуану, покраснела и прошептала:
