Друзья полагали, будто их слова вдохновят его. Так оно и было. Хотя в этом, втором, случае ему, разумеется, не пришлось бы дожить до следующей, до удавшейся попытки. Предвкушая триумф, он просто не принял в расчет, что можно никогда больше не жить, ничего больше не переживать.
Он шел открыто и бесстрашно, словно ему не требовалось больше ни мёр предосторожности, ни связи с друзьями. Сперва он шел вдоль берега, потом — вверх по склону. Долина, окруженная невысокими горами, напоминала гнездо, в середине ее высился одинокий, довольно крутой холм. Вокруг холма раскинулся маленький город. Городские стены впускали извилистую речушку, затем снова выпускали, и она наконец убегала вдаль по равнине.
Страж со своей башни мог видеть далеко окрест, он мог окинуть взглядом и проселок, и большую дорогу, которая вела через подъемный мост к городку. Страж имел право опускать и поднимать мост по собственному усмотрению. Он получил от феодала самые недвусмысленные полномочия. Времена были беспокойные.
Страж не заметил, что кто-то приземлился. Да и с какой стати он стал бы разглядывать обнаженный склон внутри городских стен? За последнюю неделю овечье стадо объело всю траву по склону до голой земли. Горожанам удалось после долгих просьб и за высокий налог получить от феодала разрешение пасти овец на лугах за пределами городских стен.
Пришелец поднялся по склону. Он услышал слабый шелест, почувствовал незнакомый освежающий запах и остановился. Какая густая зелень нежданно подступила к нему, какие зеленые волны катились ему навстречу!
Он отпрянул, светло-зеленые волны уже смыкались вокруг его колен. А те, что повыше, темно-зеленые, порой увенчанные белой пеной, готовились сомкнуться вокруг его плеч. Пригибать голову не имело смысла. Первая большая волна зелени сейчас захлестнет его. Он был так поражен, что даже не испугался. Волны колыхались вверх и вниз. Но над его головой они не перекатывались, зелень не уплывала прочь. Все приросло к земле. Это был иной лес, нежели те, к которым он привык. И все же это был лес. На родине у него деревья очень высокие, без ветвей, а на верхушке торчат кисти сочных плодов. Здесь ему были внове даже кусты, подлесок и тонкие трепещущие былинки, и цветы были ему внове, желтые, белые и голубые цветы, которые поодиночке кроткими и тревожными глазками выглядывали из травяных волн, и пеноподобных соцветий на кустах он раньше не встречал. А зайдя глубже в лес, издававший такой аромат и такой шелест, он увидел сквозь листву яркие блики света, и тогда он запрокинул голову, увидел клочки голубого неба и понял, что весь этот свет льется от их единственного солнца. Выйдя из лесу, он увидел над долиной само солнце, и удивление его сменилось бурной радостью.
Не вершина холма, как ему подумалось вначале, вонзилась в сизый воздух, а словно высеченное из вершины строение с зубчатыми стенами и множеством башен. Для наблюдения за небом и землей, решил он.
Вдруг из города в сторону леса, ему навстречу, вышла процессия жителей. Сейчас он узнает, какие они. Они шли группами и поодиночке. Он присел в кустарнике, разглядывая живые существа, которые медленно одолевали склон по каменной лестнице. У них были длинные и тяжелые одежды. Тела их показались ему тщедушными. Но, насколько он мог судить, они во многом походили на него. Только выглядели очень слабыми. Возможно, они больны и что-то затрудняет их восхождение — то ли одежда, то ли телесная слабость. Ростом они не карлики, но и не великаны. В строении тела и в походке нет ничего чуждого глазу, разве только какая-то хилость, бледность. Во всяком случае, ему будет легче, раз они такие, какие есть.
Поблизости раздался гул, одновременно и глухой и звонкий, двойной звук, в котором одна составная часть подгоняла другую. Звук не умолкал, он приводил в трепет все живое — и его тоже. Тут он обнаружил между деревьями какую-то красноватую каменную массу. Дорога и лестница вскоре опустели. Стало так тихо, словно вся долина вдруг вымерла.
Он уже начал привыкать к новому месту. Встреч решил не искать, но и не уклоняться от них. Друзьям он сообщил, что приземление прошло благополучно. Всего лишь несколько минут назад первое сообщение представлялось ему чрезвычайно важным, как бы залогом связи, которая никогда не прервется. Теперь же для него, завороженного всем, что он здесь увидел и услышал, поддержание связи стало всего лишь обязанностью. Снова раздался двойной гул, гнетущий и возбуждающий в одно время.
Из красноватой постройки донеслись какие-то новые звуки, наполнившие его тревогой, как ранее шелест. Но звуки эти, не порожденные лесом, не испугали его. Они бодрили, вселяли чувство надежды, словно ему вторично удалось совершить приземление. И вдруг они смолкли, и опять вступил двойной гул, гнетущий и возбуждающий.
Теперь он осмелился высунуть голову из кустов и оглядел все здание целиком. Оно показалось громадным по сравнению с крохотными домишками. А когда из ворот снова потекли толпой жители города, тщедушные, слабые, в остроконечных шапках, он задал себе вопрос, зачем им может быть нужна такая постройка.
«Прогулка мертвых девушек»
Кто-то спускался к нему мелкими прыжками, так быстро, что он уже не успел спрятаться. И он вышел из кустов.
Они чуть не столкнулись. Это была девушка. Голова у нее была туго повязана белым платком. Чтобы заглянуть ему в лицо, ей пришлось запрокинуть голову.
Ни разу еще он не видел таких глаз — таких прозрачных, таких бездонных. Ни разу еще ни на одном лице не видел он такого сияния. Девушка хотела ему что-то сказать, но сначала лишь беззвучно шевелила губами. Она притронулась пальцем к его рукаву, однако, коснувшись стеклянно-гладкой, твердой ткани, отдернула руку, будто обожглась. Он понял, что сияние на лице девушки — просто отблеск его собственной одежды. Губы у нее еще несколько раз вздрогнули, прежде чем она собралась с духом и заговорила:
— Я знала, что ты придешь. Как быстро ты спустился! Я своими глазами видела, как ты сошел с неба!
Он спросил в безмерном удивлении:
— Ты видела?
— Да, — отвечала девушка, — даже отец и тот мне не поверил, хотя он ждет, ждет, ждет. Так же сильно, как я, еще сильней. Его жена, а моя мачеха, говорила, правда, будто я видела обычный звездный дождь.
— Это напоминало звездный дождь?
— Ах нет. Не для меня. Крылья — они и есть крылья.
Теперь он погладил ее по голове, голова под его рукой была теплая, как птица.
— Как тебя зовут, девушка?
— Мария.
— Кто я, по-твоему, такой?
— Один из тех семи, что стоят перед господом. Не ты ли Михаил?
— Зови меня как хочешь, зови меня Михаилом. А кто такие эти семь? И кто такой господь?
— Меня ты не проведешь, — сказала девушка с лукавой усмешкой. Она все еще была бледна, все еще дрожала. — Я знаю, ты пришел оттуда, сверху. Я знаю, ты пришел от Него.
Он сказал:
— Но ты никому в этом городе не должна рассказывать, что я пришел.
— Нет, — сказала девушка, — только моему отцу. Только ему. Ведь он так страстно ждал. Было бы жестоко скрыть от него, что ты воистину пришел. Ему так трудно далось ожидание. Над ним многие смеются. Пойдем, я покажу тебе такое место, где ты сможешь спокойно отдохнуть, пока я не приду за тобой и не отведу к отцу.
Она шла впереди него через лес, вверх по склону, вниз по склону.
— Вот смотри, наша овчарня, — сказала девушка. — Она пустует. Овцы на летовье. Я сейчас тебе принесу плащ моего отца. А потом я отведу тебя к нему в мастерскую. Отец работает и днем и ночью. Ты пойдешь?
Он ответил:
— Конечно.
Итак, удалось не только приземление, но и контакты с живыми существами. И все получилось само собой. Как хорошо все вышло. Девушка показалась ему такой близкой, будто их встреча вовсе не была первой. А сам он, что удивляло еще больше, отнюдь не показался ей страшным, напротив, она приняла его как долгожданного гостя. Словно визит из другого мира — для нее привычное дело. И как хорошо они понимали друг друга. Значит, не зря он заучивал каждое слово, каждый звук их языка. Может, его примут за чужеземца, который прибыл после долгого пути из дальних стран.
Он передал сообщение: «Все в порядке, я остаюсь». Ответ пришел тотчас: «Будем ждать в условленном месте».
Он вышел из пустой овчарни. Без всякой тоски глядел он на звездное небо. Скорей даже с облегчением, ибо теперь он был здесь. Найдя точку, которую искал, он оторвал взгляд от неба и перевел его на равнину. Равнина простиралась за городской стеной до отдаленной цепи холмов. Нашел он и затерявшееся среди равнин овечье стадо, о котором толковала девушка.
Он уже узнавал ее шаги. При виде его она снова задрожала от радости. Она принесла плащ своего отца. Плащ доставал ему до бедер — как накидка. Девушка сновала вокруг, гибкая, как котенок, и оглядывала его с ног до головы.
