Вельможа прикрыл глаза, откинув голову на спинку кресла, вздохнул.
– Янай, – позвал он, – а вот теперь разговор закончен. Проводи господина Хэлдара. И пусть о нем позаботятся.
Слушая, как затихают в отдалении шаги, Да-Деган расслабленно выдохнул воздух, сбросив с ног расшитые драгоценностями туфли, прошелся по комнате босиком, впервые, за день, чувствуя себя человеком. Так же, босиком, разминая уставшие ноги, не торопясь, прошел через анфилады комнат.
Глядя на деловитую суету слуг, наводивших порядок после приема, устроенного для высоких гостей, усмехнулся нехорошо, почти что гадко. Среди приглашенных было мало рэан и много контрабандистов.
Гайдуни Элхас прислал Пайше, но и тот задержался лишь на минуту, увидев физиономию Катаки, он заметил: «Извините, но от него у меня начинаются колики в желудке», и быстро слинял, не дав повода задержать себя. Был Ордо. Была госпожа Арима, сопровождаемая мужем, сыном и десятком влюбленных почитателей из числа друзей сына. Были главы семи Старых Гильдий. Те, у кого физиономия Катаки не вызывала приступов и колик. Был Хэлдар, которого, ради такого редкого случая, вытащили с завода.
От атмосферы маленького междусобойчика, вечера только для своих, осталось непонятное ощущение осадка. Не хотелось признаваться в том, что он просто устал. Устал от господ контрабандистов, от их жаргона, от их презрительных взглядов, бросаемых на рэанскую знать. Устал от презрительных взглядов Фориэ Арима и Донтара. Устал от ненависти во взгляде Ордо. Ненависти и неприятии.
Ордо его чурался, близко не подходил, был настороже, как загнанный собаками на низенькое дерево кот, что никак не поймет, существует реальная опасность или нет. И оттого топорщится, поднимает шерсть дыбом и шипит на каждый жест и слово.
Да-Деган прошел к себе, скинул парик и расшитые шелка, накинув на плечи теплую ткань халата. Хотелось спать, но дела не позволяли заснуть. Зевнув, он отправился в душ, где, стоя под струями прохладной, изгоняющей сон, воды, припоминал сказанные фразы, брошенные взгляды, осторожные намеки.
Кое-кто из контрабандистов явно намекал, что их дорожки с дорожкой Иллнуанари расходятся. Намекал, но не говорил прямо. Природная осторожность торговцев, как всегда, брала верх над желанием сказать нечто лишнее.
Иллнуанари, как никогда ранее, имела в своих руках влияние и власть. Теперь, теперь, похоже, это начинали осознавать все, как и то, что выбор союзника дает этой Гильдии неоценимые преимущества. Спорить с Эрмэ становилось все труднее. Болтаться меж Эрмэ и Лиги, как меж двух огней – того хуже. Лишь у Оллами положение было несколько лучше.
Смыв свинцовую тяжесть с тела, но не с мыслей, вельможа вернулся в кабинет, сел за стол. Чьи-то услужливые руки уже приготовили для него чашку с дымящимся крепким напитком, видимо только приготовленным и принесенным. Он отпил глоток и, достав из сейфа отчет, невесело усмехнулся.
«Смею доложить, что в секторах, прилежащих к границам с Лигой отмечено наращивание военного контингента Эрмэ. Предполагается, что Империя собирается нанести удар по сырьевым колониям Лиги, расположенным близ границ – Этаоммо, Кихлат, Руннас. Так же, отмечена активность флота Эрмэ в зоне, прилегающей к тройной Ками-Еиль-Ергу».
Вздохнув, Да-Деган подошел к огню, тлеющему в камине, бросил туда письмо и тщательно перемешал оставшуюся от него золу. Усмехнувшись, вспомнил лицо Хэлдара.
«Ничего, – подумал он, – то, что твой корабль клянет вся Лига, мне лишь на руку. Я же знаю, когда задета твоя честь изобретателя и техника, ты забываешь даже про трусость. Очень надеюсь на то, что ты задет. Очень надеюсь, что ты разозлился».
Вновь вздохнув, мужчина вернулся к столу. Эта записка прогнала сон, он получил ее вчера, и, прочитав, положил в сейф, к другим бумагам. Эта коротенькая записка не давала ему покоя, подумал, что хотелось бы знать ответ на вопрос «почему?».
Конечно, легко было угадать, но он всегда предпочитал знать наверняка, нежели угадывать. А вообще, затея Эрмэ ему не нравилась. Она означала, что до начала агрессии осталось меньше года. Рэанин отложил документы в сторону, подойдя к окну, посмотрел на сад, укрытый темнотой.
Вдали, где-то на границе неба и земли, на самом горизонте яркими огнями, сиянием зарева выделялось несколько ярких точек. Острова Архипелага.
В первую очередь, поймав Хэлдара, как золотую рыбку в сеть, он заставил его восстановить несколько энергостанций, понимая, что без них не сможет функционировать ни одно производство. Это было, пожалуй, единственное действие за которое рэане могли б сказать ему «спасибо». Если б, конечно, захотели.
За последние полгода появилось множество врагов, несколько друзей и куча завистников. И вся Рэна неожиданно осознала, кто правит бал и заказывает музыку.
Если б не подчеркнуто вежливое отношение главы Гильдии Иллнуанари к Ордо, то, пожалуй, господа контрабандисты, давно б поставили того перед фактом, что Рэна не более, не мене, а всего лишь одна из колоний, или баз успешной, контрабандистской республики. Но спорить с Да-Деганом не хотелось никому.
Никому не хотелось, что б Иллнуанари встала на проторенной торговой дорожке, властно заявив свои права на нее при помощи своего военного флота. Флот был мал, флот был стар, но корабли контрабандистов обычно не сопровождали патрули, и большими караванами они не ходили. А партизанская война способна вымотать любого.
За последние полтора года изменилось многое. Те, кто прежде смотрели на Да-Дегана свысока, стали гнуть спину в почтительных поклонах, кто уважал – прониклись ненавистью. Или неприятием. Кто считал его прежде ничего не значащей фигурой, стали брать его влияние в расчет.
Но одно было общим и неоспоримым. Его не любили, его старались обходить стороной, понимая, что ни лесть, не раболепство не помогут тем, кого он невзлюбил, что он обходится не чужими советами, а собственными рассуждениями и выводами. И, что для собственного блага, при возможности, лучше держаться дальше, чем ближе. И не лезть в его дела. Ни в коем случае, не лезть в его дела.
Его это почти устраивало. Устраивало тогда, до тех пор, пока, порой, как блажь, на душу не снисходила тоска. До тех пор, пока это одиночество, в окружении людей, не становилось невыносимым.
Одиночество подтачивало силы. Тоскливое настроение мешало работать и жить. И не было возможности вырваться из душащих его стен, словно жил он не в уюте и неге собственного дома, а в стылых, сырых подвалах форта Файми. Вот и сейчас внезапно нахлынуло состояние, от которого хотелось выть волком.
Глядя на огонь, пляшущий в камине, Да-Деган внезапно вспомнил... Вечер и сумерки, плывущие за окном. Огонь, лижущий угли. Мальчишек, что притихли, слушая его рассказы. Озорную девчонку с рыжими косами, смотрящую в его глаза внимательно и грустно.
Было жаль, что все прошло, прошло, словно никогда не было этих тихих, спокойных вечеров, размеренной жизни, уверенности, в том, что новый день не принесет тоски и боли и сомнений. Таких сомнений.
«Время не ходит вспять, – напомнил он себе, глядя за окно, – прошлого не изменить. В нашей воле забыть или помнить, или, может быть, придумать себе иное прошлое. Но нам не дано менять прошлого, нам дано только воплощать грядущее. А переписать прошлое заново – не в нашей власти».
Он осторожно поскреб ногтем по стеклу, заставив себя улыбнуться.
За окном, на глади пруда, подсвеченной ярким фонарями в виде водяных цветов, покачивались лебеди. Ветер доносил из сада аромат роз, запахи жасмина, орхидей; благоухание цветочной симфонии делало воздух живым, духмяным, кружило голову.
За окном не осталось искореженных жаром остовов деревьев, как скелетов, тянущих вверх руки, не осталось потрескавшихся от жара плит. Черный зуб бывшего пожарища вновь сиял белизной и манил обещанием сказки. Не хватало только мелодии.
Мужчина, улыбнувшись, прикрыл глаза. Когда-то в этих стенах раздавались звуки музыки. Хозяин, навещая изредка свой дом, предпочитая все свободные дни проводить здесь, на Рэне, наполнял его стены переборами струн, и звуками чистого, теплого голоса, выпускающего на волю так легко и просто и мольбы и богохульства, слова нежности и непристойности.
Он играл, он дразнил, он интриговал, смеялся и колол, играя как бриллиант в свете свечей. Ареттар. Это имя значило так много.
Отойдя от окна, вельможа подошел к сейфу, достав аволу с нижней полки. Она покоилась там, укрытая тонкой тканью, лежала спрятанная от солнечного света и его взгляда. Но сегодня он не мог игнорировать желания, что звало взять ее в руки, желания, что, живя в кончиках пальцев, зажигало их внутренним жаром.
Улыбнувшись, он посмотрел на искусно вырезанную женскую головку на грифе. У этой аволы было свое лицо, немного капризное, немного смешливое, отчасти грустное. Машинально подстроив струны, мужчина наполнил комнату звенящим перебором, звуками, рождающими волшебство. Играл долго, присев на подоконник, смотря в сад, в ночь, на огни Архипелага за окном. Не в силах отложить в сторону инструмент.
