– И этому бы тоже не мешало жизнь свою поберечь.
Затем они встали, открыли шкафы, ларцы и шкатулки и достали роскошные платья; стали перед зеркалами наряжаться и прыгать на радостях, что вскоре смогут они опять танцевать. Но одна из них, младшая, и говорит:
– Я не знаю, вы вот радуетесь, а у меня на душе как-то тяжело: должно быть, с нами случится какое-нибудь несчастье.
– Эх ты, пуганая ворона, – сказала ей старшая, – всего ты вечно боишься! Разве ты забыла, сколько уже королевичей здесь понапрасну побывало? Солдату я даже и не стала бы сонного зелья подносить, этот олух и так не проснется.
Вот королевны были уже готовы и глянули на солдата, а он глаза закрыл, не двинется, не шелохнется, и подумали они, что теперь уже бояться им нечего. Подошла старшая к своей кровати и постучала в нее; и опустилась тотчас кровать в подземелье, и сошли они одна за другой вниз через подземный ход, а впереди всех шла старшая. Солдат, видя все это, долго не мешкал, он набросил на себя свой плащ и спустился вниз вслед за младшей. Посреди лестницы он наступил ей слегка на платье, она испугалась и крикнула:
– Что это? Кто это схватил меня за платье?
– Да ты не выдумывай, – молвила старшая, – это ты, видно, за крючок зацепилась.
Вот сошли они все вниз и очутились в чудесной аллее, и были все листья на деревьях серебряные, и они все сияли и сверкали. Солдат подумал: «Возьму-ка я что-нибудь в знак доказательства», – и он отломил с дерева ветку; вдруг послышался страшный треск. Младшая вскрикнула:
– Тут что-то неладное, вы слышали треск?
Но старшая сказала:
– Это салютуют на радостях, что мы скоро освободим от чар наших принцев.
И они пошли затем по другой аллее, где листья на деревьях были все золотые, и, наконец, по третьей, где были листья все из чистых алмазов; и он отломил с обоих деревьев по ветке, и всякий раз дерево трещало, и младшая дрожала от страха, но старшая настаивала на том, что это салютуют в знак радости. Пошли они дальше, и вот подошли, наконец, к большой реке; стояло у берега двенадцать лодок, и в каждой лодке сидело по прекрасному принцу, и они ждали своих двенадцать королевен, и каждый посадил королевну к себе в лодку, солдат же сел вместе с младшей. А принц и говорит:
– Отчего это лодка вдруг стала сегодня тяжелее? Приходится мне грести изо всех сил.
– Это, пожалуй, – молвила младшая, – от жаркой погоды, и меня нынче что-то томит.
И стоял на другом берегу красивый, ярко освещенный замок, доносилась оттуда веселая музыка, трубы и литавры. Переплыли принцы через реку, вошли в замок, и каждый из них стал танцевать со своей милой. Солдат тоже танцевал вместе с ними, никем не видимый, и когда одна из королевен держала кубок с вином, то он весь его выпивал до дна, только она подносила его ко рту; и страшно было от того младшей, но старшая все заставляла ее молчать. Так протанцевали они там до трех часов утра, и вот все туфельки истоптались от танцев, и пришлось им оставить свои пляски. Перевезли принцы их опять через реку, а солдат на этот раз сел на переднюю лодку, к старшей. На берегу они попрощались со своими принцами и пообещали им прийти снова на следующую ночь. Когда они всходили по лестнице, солдат забежал вперед и лег в свою постель; и когда двенадцать королевен медленно подымались, утомленные, по лестнице, он уже храпел, да так громко, что все слышали; и они сказали: «Уж этого человека опасаться нам нечего». Сняли они свои красивые платья, спрятали их, стоптанные во время танцев туфельки поставили под кровать, а сами легли спать.
На другое утро солдат решил ничего не рассказывать, а еще раз поглядеть на это диво, – и вот ходил он и вторую и третью ночь с ними вместе. И все было так же, как и в первый раз, – они плясали до тех пор, пока туфельки не стаптывали. Но на третий раз взял он с собой в доказательство кубок. Вот наступило время ему отвечать, и взял он с собой и спрятал три ветки и кубок и пошел к королю, а двенадцать королевен стояли за дверью и слушали, что он скажет. Когда король стал спрашивать:
– Ну, сказывай, где мои двенадцать дочерей ночью все свои туфельки в плясках истоптали? – то солдат ответил:
– Вместе с двенадцатью принцами в подземном замке.
И рассказал он королю все, как было, и принес ему знаки доказательства.
Велел тогда король позвать своих дочерей и спросил их, правду ли говорит солдат? Видя, что все обнаружилось, и если отпираться, то все равно ничего не поможет, они сознались во всем. Тогда король и говорит:
– Какую же ты хочешь взять себе в жены?
Он ответил:
– Я-то уж не молод, так отдайте мне старшую.
В тот же день и свадьбу сыграли, и было ему обещано после смерти короля и все государство.
И принцы были снова заколдованы на столько дней, сколько ночей проплясали они вместе с двенадцатью королевнами.
134. Шестеро слуг
Давно тому назад жила старая королева. Была она колдунья, а дочка была у ней самая красивая девушка во всем свете. Но старуха помышляла только о том, как бы ей заманить людей в беду, и когда приходил жених, она говорила, что кто хочет получить ее дочь, тот должен выполнить сначала задачу, или погибнуть. Многие были ослеплены красотой девушки и отваживались на это дело, но выполнить, что поручала им старуха, они не могли, – и тогда уж не было им пощады: приходилось им становиться на колени, и рубили им головы с плеч. Услыхал один королевич про великую красоту девушки и говорит своему отцу:
– Дозвольте мне туда отправиться, я хочу за нее посвататься.
– Я никогда этого тебе не позволю, – ответил король, – если ты туда пойдешь, то уж назад не вернешься.
И вот слег королевич в постель, заболел смертельно и пролежал целых семь лет, и ни один лекарь не мог его вылечить. Понял отец, что нет больше никакой надежды, и молвил ему с тоской в сердце:
– Отправляйся туда и попытай счастья, я не знаю, чем больше тебе помочь.
Как услыхал это сын, поднялся с постели, сразу выздоровел и весело отправился в путь-дорогу.
И случилось так, что проезжал он на коне через пустошь и заметил издали, что лежит что-то на поле, будто большая копна сена; подъехал он ближе, видит – а это брюхо какого-то человека, который лежал на земле растянувшись; и было то брюхо похоже на небольшой пригорок. Как увидал толстяк путника, поднялся во весь рост и сказал:
– Если вам нужен человек, возьмите меня к себе в слуги.
Королевич ответил:
– Да что же мне с таким увальнем делать?
– О, – сказал толстяк, – это еще что! Вот если я раздуюсь как следует, то стану в три тысячи раз толще.
– Раз так, – сказал королевич, – ты мне пригодишься, ступай вместе со мной.
Пошел толстяк вслед за королевичем; а спустя некоторое время нашли они и другого, тот лежал на земле, приложив ухо к траве.
Спросил королевич:
– Что ты тут делаешь?
– Прислушиваюсь, – ответил человек.
– К чему же ты так чутко прислушиваешься?
– Прислушиваюсь к тому, что сейчас на свете творится; ведь от моих ушей ничто не скроется, мне даже слыхать, как растет трава.
Спросил королевич:
– Скажи мне, что же ты слышишь при дворе старой королевы, у которой красавица-дочь?
Ответил тот:
– Слышу, как меч свистит, что голову с плеч жениху рубит.
Сказал королевич:
– Ты мне пригодишься, ступай вместе со мной.
Вот двинулись они дальше и в скором времени увидели, что лежат две ступни и ноги, а конца их и не видать. Проехали они немалое расстояние и подъехали, наконец, к самому туловищу, а потом и к голове.
– Эй, – сказал королевич, – а ты длинен, однако, как большой канат!
– О, – ответил долговязый, – это еще что! Если мне как следует вытянуться, то стану я в три тысячи раз длинней и побольше самой высокой горы на земле. Я охотно готов вам служить, если вы только согласны взять меня к себе в услужение.
– Ступай вместе со мной, – сказал королевич, – ты мне пригодишься.
Отправились они дальше и повстречали на пути еще одного: тот сидел на дороге с завязанными глазами.
И сказал ему королевич:
– Что это у тебя – глаза больные, что ты на свет не можешь смотреть?
– Нет, – ответил человек, – я не могу снять повязки потому, что если я гляну на что глазами, то все разлетится в куски, настолько могуч мой взор. Если это вам может пригодиться, я готов вам охотно служить.
– Ступай вместе со мной, – ответил королевич, – ты можешь мне пригодиться.
Отправились они дальше и нашли по дороге человека, – тот лежал на самом солнцепеке и дрожал, его знобило так, что зуб на зуб не попадал.
– Как это может тебя знобить? – сказал королевич. – Ведь солнце греет так жарко.
– Ах, – ответил человек, – у меня совсем другая натура: чем жарче, тем я больше зябну и меня пробирает мороз до самых костей; а чем холодней, тем становится мне жарче; на льду я страдаю от зноя, а в огне от холода.
