другим, угнетенным людям, собственный стиль жизни. Довольно часто можно слышать, как высокопоставленные чиновники в Вашингтоне и других местах говорят о перекраивании карты Ближнего Востока, будто древние общества и миллионы людей можно встряхнуть, как арахис в банке. Это нередко случалось с «Востоком», этой полумифической конструкцией, которая со времени вторжения Наполеона в Египет в конце XVIII столетия создавалась и пересоздавалась бесчисленное количество раз властью, действующей через выгодную ей форму знания, утверждающей, что такова природа Востока, и мы должны относиться к ней соответственно. В процессе бесчисленные исторические наслоения, включающие бессчетное число историй и головокружительное разнообразие народов, языков, опытов и культур, отметаются в сторону или игнорируются, отбрасываются наравне с сокровищами, превращенными в не имеющие смысла фрагменты, вывезенные из библиотек и музеев Багдада. Я считаю, что историю создают мужчины и женщины, но точно так же ее переделывают и переписывают, всегда что-то умалчивая и что-то исключая, навязывая форму и допуская искажения – чтобы «наш» географический восток и «наш» Восток как идея становился «нашим», чтобы им владеть и управлять.
Я должен еще раз подчеркнуть, что у меня нет «настоящего» Востока, за который я могу ратовать. Однако я очень высоко ценю силы и способности народов этого региона бороться за свое видение того, кем они являются и кем хотят быть. На современные арабские и мусульманские общества так часто нападали – массированно и расчетливо-агрессивно – за их отсталость, отсутствие демократии и ущемление прав женщин, что мы просто забываем, что такие понятия, как «современность», «просвещение» и «демократия», ни в коем случае не являются очевидными и общепринятыми понятиями, которые либо есть, либо нет, как пасхальные яйца в гостиной. Удивительная беззаботность поверхностных публицистов, которые говорят от имени внешней политики и которые не имеют ни малейшего представления (или вообще каких-либо знаний) о языке, на котором говорят реальные люди, создала пустынный ландшафт, готовый к тому, чтобы американской власти построили там эрзац-модель «демократии» свободного рынка, даже без тени сомнения в том, что такие проекты могут существовать лишь в свифтовской Академии Лагадо[1095].
Я настаиваю, что существует разница между знанием других народов и других времен, появляющимся в результате понимания, сострадания, тщательного изучения и анализа ради них самих, и знанием – если это вообще оно, – которое является частью кампании в целях самоутверждения, нагнетания враждебности и разжигания войны. В конце концов, существует глубокая разница между желанием понимать для сосуществования и гуманистического расширения горизонтов и желанием доминировать извне для установления контроля и господства. Несомненно, одной из интеллектуальных катастроф истории является то, что империалистическая война, развязанная небольшой группой неизбранных должностных лиц США (их называли трусливыми ястребами, поскольку никто из них никогда не служил в армии), велась против разоренной диктатуры третьего мира на абсолютно идеологических основаниях, связанных с мировым господством, контролем безопасности и ограниченными ресурсами, но истинные ее намерения были скрыты, а сама она – форсирована и всесторонне поддержана ориенталистами, предавшими свое призвание ученых. Основное влияние в Пентагоне и в Совете национальной безопасности на Джорджа Буша-младшего оказали такие люди, как Бернард Льюис и Фуад Аджами[1096], эксперты по арабскому и исламскому миру, которые помогли американским ястребам задуматься о таких абсурдных явлениях, как арабский разум и многовековой исламский упадок, который лишь американская власть и могла обратить вспять. Сегодня книжные магазины в США заполнены потрепанными плакатами с кричащими заголовками об исламе и терроре, разоблачении ислама, арабской угрозе и мусульманской опасности, все они написаны политическими полемистами, претендующими на знания, переданные им и всем прочим экспертами, якобы проникшими в сердце этих странных восточных народов – ужасной занозы в «нашей» плоти. Это разжигание войны поддерживали вездесущие CNN’ы и Fox’ы, плюс несметное количество евангелических и правых радиоведущих, плюс бесчисленные таблоиды и даже журналисты среднего уровня – все они повторяли одни и те же непроверяемые вымыслы и обобщения, чтобы заставить «Америку» выступить против иностранного дьявола.
При всех своих ужасных недостатках и жутком диктаторе[1097] (частично созданном политикой США два десятилетия назад), если бы Ирак был крупнейшим в мире экспортером бананов или апельсинов, войны, несомненно, не было бы – как не было бы и истерии по поводу таинственно исчезнувшего оружия массового уничтожения, и переброски огромной армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил за семь тысяч миль, чтобы уничтожить страну, едва известную даже образованным американцам, и всё это во имя «свободы». Войны бы не было без хорошо подготовленного ощущения, что люди там непохожи на «нас» и не ценят «наши» ценности, лежащие в основе той традиционной ориенталистской догмы, которую я описываю в этой книге.
Из того же круга проплаченных профессиональных ученых, что и завербованные голландскими завоевателями в Малайзии, Западной Африки, французскими армиями Индокитая и Северной Африки, вышли американские советники в Пентагоне и Белом доме, продолжая использовать всё те же клише, те же унизительные стереотипы, те же оправдания власти и насилия (в конце концов, власть правит балом и это единственный язык, который они понимают), что и раньше. К этим людям в Ираке присоединилась целая армия частных подрядчиков и энергичных предпринимателей, которым было доверено всё – начиная с написания учебников и конституции и заканчивая перестройкой и приватизацией политической жизни Ирака и его нефтяной промышленности. Каждая империя в своих официальных декларациях заявляет о том, что она не похожа на все остальные, что ее обстоятельства особенные, что ее миссия – просвещение, цивилизация, наведение порядка и демократии, и что силу она использует только в крайнем случае. И, что еще печальнее, всегда найдется хор полных энтузиазма интеллектуалов, которые будут говорить успокаивающие слова о добрых или альтруистичных империях, как будто нельзя верить своим собственным глазам, перед которыми – свидетельства разрушений, страданий и смертей: результаты последней цивилизаторской миссии (mission civilizatrice).
Одним из характерно американских вкладов в имперский дискурс стал специализированный жаргон политических экспертов. Вам не нужен арабский, персидский или даже французский, чтобы рассуждать о том, что эффект домино демократии – это именно то, что нужно арабскому миру. Воинственные и абсолютно невежественные эксперты по политике, чей мировой опыт ограничивает шоссе вокруг Вашингтона, выпускают книги о «терроризме» и либерализме, или об исламском фундаментализме и американской внешней политике, или о конце истории[1098], и всё это борется за внимание и влияние вне понятий правды, размышления, настоящего знания. Тут важно, насколько эффективно и изобретательно это звучит и кто может на это согласиться. Худшая черта этих стереотипирующих материалов заключается в том, что человеческое страдание во всей его полноте и болезненности исчезает. Память,
