— Это быстро поправить.
Федя с сомнением взглянул на обуглившуюся кожу. Ариас улыбнулся:
— У нас другие раны, Федя. Наше тело — воплощенная энергия в чистом виде. Меч просто забирает энергию. Ложитесь спать и не беспокойтесь ни о чем. Да, кстати, — Ариас указал на безжизненное тело, — это Дэмиаль, второй создатель Игры.
Ребята закрылись в машине, Ариас остался под куполом. Федя невольно посмотрел в окно и увидел, как Ариас сидел на земле в позе лотоса, а от его тела исходил мягкий и ровный свет. Феде даже показалось, что ангел не сидел, а как бы парил невысоко над землей. Дождь заканчивался, гроза уходила, хотя небо по-прежнему было сплошь затянуто тучами. Ян тихо свернулся калачиком на переднем сиденье. Влюбленные остались сзади.
Федя укрыл пледом худенькие плечи Ириши:
— Я так испугался за тебя.
— Я даже не поняла, что случилось. Кто-то дернул меня за ноги и потащил под землю. Я никак не могла вырваться. Помню только, меня долго тащили, потом — темнота, кромешная темнота, как в могиле, а потом… жуткая боль в спине, будто позвоночник иглой проткнули, и я потеряла сознание. Федя, кто это был?
Федя с минуту сомневался, стоит ли вообще ей об этом рассказывать, но Ириша настояла, и он, без лишних подробностей, кратко обрисовал произошедшее.
— Мерзость какая! — Рашевскую передернуло.
— Честно говоря, не представляю, как бы мы выбрались оттуда, если б не Ариас.
Ирина молчала, переваривая услышанное. Оказаться ужином огромного червяка — не слишком радостная перспектива.
— Все позади, — Федя нежно прижал девушку к груди. Сердце трепетно забилось. Федя гладил мягкие, как шелк, волосы, и все ужасы и волнения сегодняшнего дня уходили в небытие. Теперь существовали лишь он и она — одни во Вселенной. Страстные поцелуи продолжались до глубокой ночи. Забыв обо всем, влюбленные так и уснули в объятиях друг друга.
Ночью Федя проснулся. Было очень душно. Томили тяжелые предчувствия. Юноша посмотрел на спящую Ирину, и волна нежности захлестнула его. Так захотелось сесть за синтезатор… Пытаясь снова уснуть, Литвинов долго мучился и вдруг понял, что нужно сделать. Федя тихонько пробрался вперед, нашел в бардачке клочок бумаги, карандаш и, как на одном дыхании, записал:
Что-то мягко-теплое и нежное,Вечное и тихое, как звук,Что несет в ночи волна прибрежная,Нас коснулось явственно. И вдруг…Кажется, слова ничто не значили.Взгляды были тихи, коротки.Но такое близкое, горячее,Робкое пожатие рукиПризрачною дымкой нас окутало,И, мерцая, пел нам Рай земной.Ускользая, счастье долго плакало:Льдинки звезд шептались над Луной…
Стало легче. Федя словно вылил на бумагу переполнявшие его эмоции. Даже не перечитывая, что получилось, юноша сунул бумажку в карман, устроился поудобнее и наконец уснул.
На следующее утро Ариас был совершенно здоров, бодр и весел. Ребята с содроганием посматривали на поверженное тело Дэмиаля. Ариас, проникшись сочувствием, переместил темного ангела в его дом и уложил в восстановительную капсулу, хотя лечить соперника он не собирался: лишь так можно было выиграть время. Совесть нисколько не мучила Ариаса: он прекрасно знал, что Дэмиаль сам восстановится через несколько дней.
Пока Ариас возился со своим соперником, ребята насобирали сухих веток и принялись разводить костер, чтобы приготовить завтрак.
— Федя, зажигалку дай, — попросил Ян.
Федя принялся искать по карманам зажигалку и случайно выронил бумажку, на которой ночью записал стихотворение. Ирина ее быстро подняла:
— Что это?
Литвинов почему-то жутко смутился, но отбирать бумажку постеснялся. Ириша взглянула на текст:
— Стихи?
— Да так это… просто…
— Можно я прочитаю?
Феде очень хотелось сказать «нет», но, видя неподдельное любопытство Рашевской, он не смог ей отказать и утвердительно кивнул.
Прочитав стихотворение, Ирина устремила на Федю какой-то совершенно новый, еще незнакомый ему взгляд.
— Очень красиво. Федя, ты… — девушка никак не могла подобрать нужных слов и просто его поцеловала.
Она еще раз перечитала текст.
— Скажи, почему ты так закончил его?
— Как? — Федя уже не помнил само стихотворение, не то что конец.
– Ускользая, счастье долго плакало:
Льдинки звезд шептались над Луной… — прочитала вслух Ирина.
Федя задумался. И правда, конец какой-то… Он вспомнил, как этой ночью тяжело, нехорошо было у него на душе, мучили неясные предчувствия и все это безнадежно тонуло в волнах пылкой любви и нежности…
— Ты знаешь, я о смысле вообще не думал, — искренне ответил он. — У меня всегда так. Стихи — они как музыка, сами как-то в голове появляются… или в сердце… Не знаю. Я просто это записываю.
Обоим стало не по себе. В свете только что сказанного, последние строки невольно трансформировались в зловещее предсказание, не сулившее ничего хорошего. Они одновременно это почувствовали, посмотрели друг на друга. Ириша обняла Федю, прижалась к нему.
— Я не смогу жить без тебя, — тихо произнесла девушка.
— Не говори так… Давай оторвем эти строчки и выбросим! И все будет хорошо. Все будет хорошо, ты слышишь меня?!
— Да.
Федя оторвал от бумажки последние строки и сжег, однако где-то глубоко внутри все же осталась неясная тревога.
Долго ехали по полям. Изредка мелькали небольшие пролески.
— Ариас, скажите, — нарушила молчание Ириша, — получается, мы действительно рождаемся на Земле не один раз?
Ариас улыбнулся:
— Да. Вот Феде в Игре удалось прожить даже кусочек одной из своих прошлых жизней.
Федя удивленно посмотрел на ангела:
— Так это действительно было на самом деле?!
— Ты же сам знаешь, — ответил Ариас, — ведь так?
— Но…
— Но доводы рассудка мешают в это поверить.
— Да, — согласился Литвинов.
— Федя, расскажи! Пожалуйста… — нетерпеливо перебила Ирина.
Федя подробно рассказал тот эпизод Игры: как они целовались в комнате восемнадцатого века, как говорили по-французски, как вбежал ее муж, похожий на Бочкова, как Федя с ним сражался и как жутко все это закончилось. Рашевская слушала, затаив дыхание.
— Почему ты мне об этом не рассказывал? — спросила она прерывающимся от волнения голосом.
— Не знаю… как-то… Ты знаешь, это настолько было реально… Я потом… — Федя прервался на полуслове.
— Что потом?
— Я потом еще раз взял эту куклу.
— Зачем?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});