неизбежно оживлялись разбитые купцы, предприниматели, лавочники, ремесленники, класс буржуазии, а к ней причислялись ученые, философы, обеспечивавшие якобы нэпманов… идеологией.
Снова Зиновьев проходился по адресу Максима Горького: «В том-то и беда нашего высокоталантливого, чрезмерно доброго Горького, что он не может отойти от своей ограниченности, поднявшись из низов, он падает ниц перед господами профессорами, перед каждым действительно ученым человеком и перед каждым просто ученым колпаком».
На кого же подняли, если не меч, то руку? Против кого «прибегнули к гуманной мере», которая в древние века считалась тягчайшей карой, близкой к смерти? В античные времена путем народного голосования остракизму подвергался полководец Фемистокл… Изгонялся императором Овидий, изгонялся согражданами Данте, страдавший в муках вдали от родины. Родина эта в те времена ограничивалась малыми городами, где проживали по нескольку тысяч человек, а площадь городов измерялась несколькими десятками гектаров.
В конце лета 1922 года изгонялись граждане самого большого на земле государства, где проживали миллионы и миллионы людей, где находились прекрасные города, такие как Москва, Петроград…
Высылались ученые и из других университетских городов — Киева, Одессы, Харькова, Казани, Нижнего Новгорода. Так, согласно сообщению «Высылка профессоров из Одессы», из этого города навсегда уезжали: профессора Б.П. Бабкин (физиолог), Н.П. Кастерин (физика), К.Е. Храневич (кооперация), А.Л. Самарин (медик), Е.П. Трефильев (русская история), А.Ф. Дуван-Хаджи (хирургия), А.С. Мумокин (государственное и административное право), Д.Д. Крылов (судебная медицина), П.А. Михайлов (уголовное право), Ф.Г. Александров (языковедение); ассистенты П.Л. Пясецкий (агрономия), С.Л. Соболь (зоолог). Г. Добровольский (нервные болезни), а также профессор А.В. Флоровский и ассистент Г.А. Секачев, чья специальность не указана.
Высылка, как писала газета, сопровождалась обысками, разгромом квартир.
Из Киева высылались академики С. Ефимов и Корчак-Чепурковский и другие, причем профессора с Украины в количестве 17 человек следовали в эмиграцию другим путем, нежели их русские коллеги: ехали сушей до Одессы, оттуда морем — в Константинополь…
Как видим, не один Зиновьев выметал из вверенного Петрограда «господ профессоров» и «ученых колпаков». Точно так же поступал в Москве и другой «отец города» — Каменев, в годы Гражданской войны и красного террора, справедливости ради нужно сказать, спасший многих деятелей культуры. Но теперь и он полагал, что, оказавшись вдали от столицы, ученые поймут, где истина, где правда…
Еще одним высокопоставленным лицом в Кремле, публично выступавшим в те дни на тему об изгнании из страны интеллигентов, был член Политбюро Лев Троцкий. Писатель Михаил Осоргин до кончины своей считал его инициатором, идеологом акции. В мемуарах он цитирует его слова: «Высылаем из милости, чтобы не расстреливать».
Троцкий говорил: «Те элементы, которых мы высылаем и будем высылать, сами по себе политически ничтожны. Но они потенциальное оружие в руках наших возможных врагов… В случае новых военных осложнений все эти наши непримиримые и неисправимые элементы окажутся военно-политическими агентами врага…»
Таким образом, председатель Реввоенсовета, руководитель Красной армии обосновывал акцию с точки зрения оборонной целесообразности. Легко заметить: и Зиновьев, и Троцкий говорят в отношении высылаемых ученых то, что спустя годы услышат сами о себе из уст неправедных судей и палачей: о карающем «мече пролетариата», который обрушивается на головы его противников, о собственном человеческом и политическом ничтожестве, о вражеской агентуре, каковой они сами будут представляться в глазах народа, и о многом-многом другом, что первые придумали, произнесли публично в оправдание величайшего беззакония.
Однако, как ни виноваты перед судом истории Зиновьев, Троцкий и Каменев, нужно признать, что не только они как члены Политбюро причастны к описываемой акции. Решение о высылке ученых из разных городов России и Украины, еще до того как эти республики объединились, принималось весной 1922 года всеми членами высшего руководства в Москве. Какие есть тому документальные подтверждения? В «Известиях ЦК РКП» № 9 1922 года, читаем в отчете ЦК за август-сентябрь:
«Мероприятия Советской власти, направленные к устранению из пределов Советской Республики антисоветских элементов из мира политиканствующих адвокатов, литераторов, студенчества и т. п., встречали полную поддержку в трудящихся массах».
Это, так сказать, констатация уже свершившегося факта. Протоколы заседаний высших штабов партии еще не все опубликованы. Но при чтении сочинений В.И. Ленина мы можем найти сведения, проливающие яркий свет на происходившее.
Ранней весной 1922 года В.И. Ленину пришлось переехать из Горок по настоянию чекистов, получивших информацию о попытках террористов совершить на него покушение. С начала марта его местожительством стала усадьба в Троице-Лыково (ныне в черте Москвы, в районе Строгино).
Живя в тайном уединении, о котором мало кто тогда знал, Владимир Ильич готовился к предстоящему XI съезду партии, много работал, написал для журнала статью «О значении воинствующего материализма».
Нашел время и для просмотра начавшего выходить в Петрограде двухсотстраничного журнала «Экономист», издаваемого XI отделением Русского технического общества. Корреспонденту, приславшему первый номер журнала, это новое издание очень понравилось.
У Ленина, однако, «Экономист» вызвал иную реакцию. Свое мнение по поводу одной из публикаций журнала он высказал в конце написанной им статьи, не дожидаясь другого случая.
…В библиотеке имени В.И. Ленина сохранился этот журнал. Его редакторы, обращаясь к читателю, декларировали, что «без различия наших общественных симпатий и идеалов кровно заинтересованы в том, чтобы максимально интенсифицировать народный труд».
Статьи «Экономиста» писались знатоками проблем, профессорами, авторами книг. За тремя экономическими обзорами — четвертой следовала статья с длинным названием «Влияние войны на состав населения, его свойства и общественную организацию», доказывавшая вещь, в принципе, очевидную — о деградирующем влиянии войны на судьбу наций.
Внимание В.И. Ленина привлекла, однако, не эта мысль, а вот такое место из статьи, подписанной — П. Сорокин. (Автор болезненно переживал распад семьи, разводы: они резко участились после принятия новых законов РСФСР, предельно упрощавших процедуру вступления в брак и его расторжения.)
«На 10 000 браков в Петрограде теперь приходится 92,2 развода — цифра фантастическая, причем из 100 расторгнутых браков 51 были продолжительностью менее одного года: 11 % — менее одного месяца, 22 % — менее двух месяцев, 41 % — менее 3–6 месяцев и лишь 26 % — свыше 6 месяцев… Эти цифры говорят, что современный легальный брак — форма, скрывающая, по существу, внебрачные половые отношения и дающая возможность любителям „клубники“ „законно“ удовлетворять свои аппетиты».
Этот вывод вызвал взрыв негодования В.И. Ленина, который заключил, что автор либо жил и воспитывался в монастыре, либо искажает правду в угоду реакции и буржуазии.
«Нет сомнения, что и этот господин, и то Русское техническое общество, которое издает журнал и помещает в нем подобные рассуждения, причисляют себя к сторонникам демократии и сочтут за величайшее оскорбление, когда их назовут тем, что они
