– А как у вас там с деньгами?
– У Карла брать неприлично, ему наоборот денег дать стоило бы. Но на счетах пароходства тысяч тридцать долларов найдется.
– Мало, я попрошу жену перевести полмиллиона. И предупрежу ее – если тебе понадобится больше, телеграфируй прямо ей.
– Думаю, что хватит, но если что – я так и сделаю. Сколько самое большое я могу потратить?
– Сколько надо. У нас не будет другого шанса.
Из Одессы я заехал в Феодосию, к Березину. Сергей Сергеевич как раз заканчивал достройку девятого судна "птичьей" серии, названный, в силу бедности моей фантазии, "Smart Penguin". На двух стапелях в разной степени готовности стояли ещё один "Буревестник" – только на этот раз "Petrel" и еще один "Альбатрос" – "Mallеmuck". Хороший у англов язык: слова – разные, а суть – одна. Если все правильно перевести…
Березин пообещал встать на уши, но закончить "Буревестник" до конца ноября. Мне, в общем-то, было не к спеху, но лучше раньше чем позже: "птицы" все же возили важные грузы во Владивосток и Порт-Артур. А плановым грузом для "Буревестника" должны были стать сборочные комплекты для двух десятков новых траулеров: на Сахалине рыба тоже очень нужна, ведь туда уже почти две тысячи человек отправлено. Ну а "Умный Пингвин" – он уже через неделю должен отправиться с рейс с чрезвычайно важным грузом: Клим Тимофеев в Тамбове свое обещание перевыполнил и теперь на складах судостроительного погрузки ждали двадцать тысяч "сверхплановых" мин.
Еще летом, опять-таки благодаря старым связям в Артуправлении, "Lehmann Fishing Cannery" получила право на строительство консервного завода и причалов для своих траулеров рядом с лесными складами на территории концессии Безобразова. То есть артиллеристы меня с Александром Михайловичем просто познакомили, а уж обо все прочем я сам с ним договорился – и в начале сентября "Albatross" выгружал там все необходимое для строительства.
Впрочем, само строительство продолжалось очень недолго – там всего-то строить было пару цехов для разделки рыбы и склады-сараи. Все простое, из обычных досок, с простыми жестяными крышами. Правда складов было довольно много – все же предназначались они для хранения минимум пяти тысяч тонн консервов, но к строительству активно привлекалось местное население и в сентябре фабрика заработала. Хорошо заработала: ежесуточно из автоклавов выходило до десяти тонн рыбы в железных банках. Но "американский аппетит" был раз в десять больше – и строительство продолжалось, как продолжался и завоз оборудования.
Корейцы, составляющие большинство населения, были весьма шокированы размером предлагаемой зарплаты: "Lehmann Cannery" за разделку рыбы платила раз в пять больше, чем получали рабочие-лесорубы. Но и требования к работникам предъявлялись высокие, брали далеко не всех, причем приоритет отдавался женщинам. Тем не менее в целом отношения с местными были очень дружественными – и они особо в дела "консерватории" не лезли. А когда уже в конце ноября потребовалось загрузить на пришедший "Пингвин" почти семьсот тонн консервов – жители почти всех окрестных деревень дружно бросились помогать. Что очень дело ускорило: море тут было мелкое, судно ближе десяти верст к берегу подойти не могло. Благодаря их помощи погрузка заняла всего трое суток (как и разгрузка прибывшего оборудования) – все же разгрузить почти тысячу тонн двумя "сухогрузами" было трудновато.
Как сообщил мне позднее директор консервной фабрики Юрьев, за всю погрузку и выгрузку был безвозвратно утоплен лишь один ящик. Но он предпочел списать потерю, чем вызвал бурную признательность корейских трудящихся, так и не сообразивших задуматься, а зачем хозяева фабрики, собственно, почти половину ящиков с консервами привезли обратно на склады.
Вообще-то у Безобразова лесная концессия была не только на пограничье Кореи с Китаем, но и на острове Дожалет – на другой стороне Кореи, в Японском море. Сам Безобразов островом не заинтересовался: далеко, да и бухт подходящих на острове не было. Единственное место, которое можно было назвать "бухтой", было проломом между двумя скалами, метров пятьдесят шириной и полтораста длиной. Но, поговорив со своими "мичманами", я решил и этим островком заняться – лес рубить, естественно. Для начала туда отправилось сотня шахтеров и строителей – вырубать в скалах хоть какие-то проходы и построить приемлемое жилье. Местного населения на острове было меньше тысячи, так что пришлось делать все самим. Бухту же было решено использовать в качестве дополнительной базы тралового флота, для чего там было построено к декабрю хранилище для солярки и прочих расходных материалов. Охранять остров и склады я уговорил астраханских казаков, поначалу – сотню человек.
Новый тысяча девятьсот четвертый год я встретил правильно – в кругу семьи. В гости к нам с пятого этажа спустились Юра с Камиллой, повосхищались новогодней елкой. Ровно в полночь по трансляции раздался бой курантов (предварительно записанный на магнитофон). Народ – что уже стало традицией в городке – высыпал на площадь, мы тоже сходили туда, на горке покатались. Нормальный такой Новый год получился – потому что в старом было сделано очень много.
Очень много: у деревни Бело Озеро отрыт и начал выдавать на гора уголек карьер – именно для него в Коврове были изготовлены первые два десятка экскаваторов. В Ирбите были собраны первые сто тяжелых мотоциклов с колясками. На Бире и Амуре были выстроены четыре новых деревни, и полторы тысячи саратовских крестьян новый год праздновали уже на новом месте. Во Владивостоке была построена новая (хотя и небольшая) верфь, где к работе приступили уже две сотни рабочих. А в Кологриве был запущен первый агрегат электростанции и выстроен (пока еще пустой) главный корпус аммиачного производства.
Удачно год сложился и на продуктовом фронте – хоть и понемногу, но удобренные поля выдали довольно ощутимую прибавку урожая. Настолько ощутимую, что "в колхозники" захотело записаться почти восемьдесят процентов саратовских крестьян. А Епифанский и Ковровский уезды стали целиком "колхозными". Я не выкупал эти земли – просто крестьяне сами сорганизовались, под обещание направлять на поля технику с организованных в уездах МТС. Не бесплатно – за треть валового урожая. Но и того, что крестьянам останется, будет более чем достаточно: по зерну урожаи вырастали почти втрое против "традиционных", по капусте и картошке – минимум впятеро. Так что с прокормом народа вроде все складывалось пока замечательно.
Все замечательно, только надобно эту замечательность и на будущее сохранить. Для чего нужно победить в будущей войне. И поэтому второго января я сел в поезд: впереди меня ждал Сахалин: я же обещал Мышке на войну не соваться, а обещания надо держать.
Глава 34
Карл Густав Леманн, американец родом из Берлина, с удивлением посмотрел на собеседника. Другого после такого предложения он послал бы очень далеко, причем, скорее всего, с сотрясением мозга – но с этим русским так поступать не стоило. Пару лет назад этот моряк встретился ему в портовой пивнушке – и за эти два года Карл превратился из мелкого торговца лопатами и граблями в миллионера, чье имя знала половина Америки. Но предложение все рано было очень странным.
– Я чего-то не совсем понял, что мне нужно сделать?
– Повторяю: следующей весной к тебе придут корреспонденты из разных газет. Два, три, десять – неважно. Твоя задача – рассказать им то, что написано в этой бумаге. Не прочитать, а рассказать, с выражением и заламывая руки. Больше ничего тебе делать не придется…
– А как же это?
– Это – всего лишь выражение твоих чувств. Никто всерьез эти слова не воспримет… поначалу.
– А потом?
– А потом ты станешь национальным героем. И если национальный герой слегка поднимет цену на трактор… ты сколько с каждого получаешь? Сотню, чуть больше?
– Ну да, примерно…
– Если национальный герой поднимет цену на сотню, жалкую сотню долларов во имя великой цели – ну кто откажется ее заплатить? Или тебе не хочется удвоить прибыль?
– Ну, если так рассуждать… А они точно придут?
– Придут. И будут трепетно ждать твоего рассказа – у моего босса очень хорошо разведка поставлена, он все новости заранее узнает. А это не просто новость, а сенсация – так что не просто придут, а прибегут. Выучи слова наизусть, перед зеркалом потренируйся правильно рожу скорчить. И – готовься загребать новые миллионы.
Карл усмехнулся. Не то, чтобы он до конца поверил этому русскому – но ведь в прошлый раз все получилось именно так, как он и обещал. А цену… для такого цену можно поднять и на полтораста долларов. А может – и на все двести!
Оглядев кабинет, Карл вызвал секретаря:
– Билли, мне кажется, что если на той стене повесить зеркала, то будет светлее. Постарайся, чтобы они висели тут уже завтра. Большие зеркала. Цена не имеет значения.
