почти как ты сейчас. Несмотря на всю подготовку… Я даже представить себе не мог, что это такое — быть Хранителем, пусть мне и казалось, что я понимаю всё на свете. Сила, бремя, власть… Озрана не стало. И мой разум затмила боль и ярость, а магия подчинилась мне без труда… В ту ночь разразился сильный шторм. Смыло несколько городов, отдаленных от наших земель. Спастись, как я узнал, удалось немногим.
Совет Хранителей был встревожен и разочарован мной. Им пришлось со мной повозиться, прежде чем я пришёл в себя.
— Тебя наказали? — спросила я.
— Наказали? Я бы не сказал, что пара новых, индивидуальных правил стали для меня наказанием. За мной присматривали ещё какое-то время. Лет десять, по вашим меркам, я отчитывался перед Советом, пока они, не увидев прогресс, не оставили меня в покое.
— Звучит жутко!
— Мы не боги, Салдарина. Это вы думаете, что это так. Но мы похожи больше, чем каждый из вас думает. Мы всего лишь существа, которым выдали силы и возложили, равную им ответственность. И мы несём бремя, возложенное на нас мирозданием, которое создало нас для… Равновесия. Но мы грешны, совершаем ошибки и совершенно точно и абсолютно несовершенны. Поэтому мы так похожи.
— Озран был твоей семьей. Ты пережил утрату, твое горе…
— Было несоизмеримо. Но я несу ответственность за то, что творю. — Его голос превращался в горький шёпот. — Из-за меня оборвалась не одна жизнь. И это моя ошибка. Цена моей несдержанности.
Я вытянула вверх свою руку, растопырила пальцы и посмотрела на неё в полумраке.
— Считаешь, я тоже могу кого-то убить? Ненамеренно, конечно. — Задавала вопросы я, нарушая наше молчание. — Что моя сила полна разрушений и моя несдержанность однажды приведёт нас к хаосу?
Если подумать, я, в самом деле, могла разрушить чью-то жизнь. Может и не убить, но оправдает ли это меня? Пожелать самой или исполнить чьё-то гадкое желание.
— И, Салдарина, ты и сама не очень знаешь, на что способна. Я, если честно, тоже. Во что ты превратишь этот мир?
— Ты думаешь, что я обязательно сорвусь?
— Ну, если я сорвался… У тебя шансов куда больше.
— Не обязательно.
— Не обязательно, — подтвердил он.
* * *
Проснулась от поцелуя в плечо и повернулась к Арриану, едва разлепив глаза.
— М? — сонно издала я.
— Я должен уйти. Вернусь после обеда.
Спросонья я осмотрела его и отметила, что Арриан одет достаточно официально, но он взял с собой спортивную сумку. Она стояла аккурат в прихожей.
— Хорошо, — вымолвила я. — Собираешься на тренировку?
— Это входит в мои планы на сегодня, — улыбнулся он моей догадливости.
Хотела бы я однажды увидеть, как он занимается. Я проводила его взглядом.
— Тогда хорошего тебе дня, — прошептала я, потирая глаза, когда он уже накинул на себя серую ветровку — явно для вида, потому что Арриану не бывает холодно! — и стянул свои волосы в пучок на затылке.
И я осталась одна, предоставленная сама себе.
* * *
Их жизнь скоротечна, в отличие от моей. Может быть Арриан прав?
Мой телефон в этот момент зазвонил. Я посмотрела на экран и выдохнула. Отступать поздно.
— Да, — ответила я в трубку. — Да, пап, я уже еду. Да.
* * *
Я приехала точно по адресу, который назвал мне отец.
Меня охватило волнение. Я переступила порог их новой квартиры, купленной около трех лет назад и похожей как две капли воды на старую. Только цветочки на обоях изменились. Теперь на аквамариновом фоне красовались лилии, а раньше — букет полевых цветов был аккуратно связан ленточкой и его многочисленные копии тянулись вверх. Стандартный паттерн.
Отец предпочитал мебель исключительно из темного дерева. Вдоль одной из стен прихожей расположились вешалки, шкаф с несколькими рядами открытых полок, так же висело огромное зеркало в рост.
— Привет, — скромно и тихо произнесла я, стоя на пороге.
— Здравствуй! — произнесла мачеха, заключив меня в нежные объятия, от которых стало неловко. Я растерялась.
Она отстранилась, и я смогла получше разглядеть женщину. Её звали Наталина. Она была чуть ниже меня ростом. Её светлые, пшеничные волосы не потускнели с годами. Только появились тонкие морщинки в уголках её глаз, как и носогубные складочки, когда она мне улыбнулась.
Отец стоял достаточно далеко от нас и выглядел взволнованным. Он немного поправился с нашей последней встречи, на целый размер. А его каштановые волосы сильно поредели и всё чётче стало проявляться облысение. Хотя есть хорошие средства, которые помогли бы ему с этой проблемой. Ростом он тоже не выделялся, — средний, не высокий. Насыщенного синего цвета глаза казались блеклыми, в них читалась грусть. Одет он был в совершенно обычную клетчатую рубашку и джинсы на ремне.
— Не думал, что ты решишь прийти. — выдал он сконфуженно. — Давно тебя не видел.
— Прошло четыре года, — ответила я, от неловкости потирая своё плечо.
Даже больше.
— Снимай одежду скорее, не стой на пороге! Я сейчас…
И Наталина куда-то улетучилась.
Пока раздевалась и развязывала шнурки на белых кедах, я продолжала осматриваться, отмечая знакомые детали. Например, царапины на углу комода. Это я сделала в отместку Наталине. За то, что она выкинула мои любимые женские журналы. Я пыталась ключами нацарапать неприличное слово, но у меня не получилось. Слой лака и защитная магия не позволили осуществить план до конца. Остались только напоминания в лице четырех неровных полос.
Я поднялась на ноги и повесила свою лёгкую куртку. На улице стало теплее, вовсю шли дожди, но ветер дул теплый, совсем весенний.
Всё это время я чувствовала на себе пристальный взгляд отца. Симон с горечью вздохнул. Я напряглась.
— Я уже и забыл, как ты на неё похожа, — прошептал он.
Я вымученно улыбнулась.
— Мне её не хватает, — произнесла я.
Может, это было единственное, что нас ещё связывало? Та самая ниточка — память о маме. И теперь, оказавшись в доме, так похожим на тот, что приютил меня после её ухода… мою рану на сердце снова встревожили.
— Салдарина! Проходи, проходи! — позвала меня Наталина. — Симон! — она ударила его по плечу и тот встрепенулся, очнувшись. — Не заставляй её ждать на пороге!
Силы, как же её яркая лимонная кофта, накинутая поверх белой майки, выделялась на фоне этой квартиры.
Я посмотрела на них, на этот тандем, на эту пару… Я упорно видела совершенно чужих мне людей. Несмотря на всю их доброту и заботу, я с трудом назвала бы нас семьёй. Как я переехала к отцу, я почти всё время ощущала себя чужой. Настоящим довеском, к которому
