банкомату, потому что упрямый трезвый водитель не хотел перечисления на карту.
Алла ещё сильнее хромала, когда шла к подъезду. Дома, поджарив коленки йодом, который остался ещё со времён папы, надела халат и налила себе рюмку коньяку. Пока шла к кабинету, вела рукой по стареньким выцветшим обоям в полоску, которые они клеили с папой, когда она ещё училась в школе. И вдруг вспомнился ей тот день, и как тогда вся жизнь казалась впереди. Не было ещё ни предательства Борьки-одноклассника, заманившего её на чердак. А она, дурочка, думала, что он там её, наконец, поцелует. Не было хромоты и не было встречи с Сорокиным. И любовь тогда ещё не коснулась её спящего сердца. У неё были самый чудесный отец на свете и книги. Как она любила читать. С пяти лет начала.
Добравшись до кресла, Алла бережно вынула отцовские тетрадки и папки. Компьютер он так и не освоил. Записывал всё вручную. Ах, папа. Сверху лежала её тетрадь, где она решала свои задания по физике. Алла грустно смотрела на исписанные страницы. Не хватит уже у неё времени. Не стать ей физиком, не продолжить папино дело. Всё, что остаётся только просмотреть его записи. А он так надеялся на неё. Алла сделала ещё один глоток коньяку. И Мефисто надеялся, а она, получается, всех подвела.
Алла свернулась в кресле, поджав под себя ноги. Да что же с ней произошло? Ведь в ней было столько сил и столько жизни. А потом ты встретилась с Сорокиным, сказала себе Алла, и всё закончилось. Бывают такие люди, которые лишь коснуться твоего плеча, а ты уже в дерьме. Не нужно было ничего. Надо было заниматься папиным делом. И, вообще, жить нужно в своём теле. Алла оглянулась в поисках бутылки коньяка и вспомнила, что оставила её на кухне. По пути проверила мобильный. Мефисто не звонил, а вот Сергей прислал сообщение, что доставил машину прямо к воротам. Никто к нему не вышел. Алла написала «спасибо». При мысли о Мефисто сердце саднило, так же, как и коленки. Но хуже всего было, что в старом зеркале в коридоре она опять увидела, как на ходу подволакивает правую ногу. Она перевела взгляд вверх и увидела себя прежнюю. Алиса растаяла. Исчезла в своём прекрасном золотом великолепии. Алла замерла. «Боже, я не столько выпила, чтобы у меня появились галлюцинации», пробормотала она и потрясла бутылкой. Бутылка, к ужасу Аллы, в зеркале не отразилась.
И тут раздался звонок в дверь!
Алла вздрогнула. Это пришли за ней! Это может быть Сорокин. Или следователь или…
Звонок повторился. Алла прижалась к стене и закрыла глаза. Сердце билось в груди, как у попавшейся птички. Девушка отвернулась от зеркала и сползла на пол. Выпила глоток коньяка прямо из горла бутылки. Я сосчитаю до десяти и открою, сказала Алла, чувствуя, как тепло растекается по телу.
Один.
Два.
Три.
Звонок дребезжал, словно тот, кто стоял за дверью, был уверен, что нужно всего лишь дождаться.
Десять.
Да провались ты, кто бы ты ни был?! Вряд ли это хуже, чем видеть своё прежнее отражение в зеркале. Алла по привычке поправила волосы и по их упрямым кудряшкам, поняла, что ещё в чужом теле. Это придало сил.
Распахнула дверь. Молодой человек с прямой чёлкой, спускающейся до бровей, смотрел на неё одновременно с удивлением и разочарованием. На его упрямом, гладко выбритом подбородке, красовались юношеские прыщи. В близко посаженных голубых глазах притаилась сила. В светлых волосах запутались снежинки, а нос был красным с мороза.
– Здравствуйте! – наконец, вымолвил он. – Владимир Валентинович дома?
Алла пошатнулась, и он рванулся, чтобы поддержать её, и они оказались в прихожей.
– Извините, – он осторожно поставил её на ноги. – Я, наверно, не вовремя.
Алла шевелила губами, но никак не могла выговорить ни слова. Наконец, прохрипела:
– Так вы не следователь?
– Нет, что вы?! Я физик. Ученик Владимира Валентиновича. Станислав Усиков. Только вчера приехал из Стокгольма. В аспирантуре там учусь. И всё благодаря Владимиру Валентиновичу. Заканчиваю в этом году. Если бы не он, никогда бы не поступил. Хотел обсудить с ним кое-что. Есть интересные исследования.
Слова лились сплошным потоком, а лицо просветлело, словно его осветило солнышко. У неё и отец такой был. Как начнёт говорить о физике, таким счастливым становился.
– Вы… как-то плохо выглядите. Может, я в другой раз зайду? – опомнился молодой человек.
Алла отлипла от стены, бросила взгляд в зеркало. Там, хвала высшим силам, снова появилось знакомое отражение с рыжими волосами.
– Мне уже лучше, – Алла повернулась к молодому человеку. – Давайте вы пройдёте, и мы поговорим.
– А… с Владимиром Валентиновичем всё в порядке?
Алла взяла у парня куртку и повесила на вешалку. Бросила взгляд на бутылку коньяка у стены. Заметил? Не заметил? Да какая ей разница?! Ей этот физик, может, самой судьбой послан. Повесила куртку в шкаф. Если его имя есть в том списке, который оставил отец, для одной проблемой будет меньше.
– Проходите в пап.. кабинет Владимира Валентиновича, там и поговорим, – сказала Алла.
Станислав в носках, на одном из которых была дырка, прошлёпал сразу в кабинет, из чего Алла заключила, что здесь он бывал и, скорее всего ни раз. Подхватив бутылку коньяка, Алла отправилась на кухню. В холодильнике нашёлся лимон и кусочек сервелата, а в буфете крекеры. Алла на скорую руку организовала закуску. Поставила всё на круглый поднос с розами, на котором мама ещё отцу чай с бутербродами носила. Отец, когда работал, даже обедать не выходил. Встала у окошка, собираясь с мыслями. А ведь ей придётся сказать этому парню, что он опоздал для встречи с учителем. Алла разлила коньяк по рюмкам. Почувствовала, как от волнения сжалось сердце.
Вот и не дождался ты, папочка, своего ученика.
Глава 56
Конь навострил уши и весь подобрался, готовясь к прыжку. Алиса отвлеклась от созерцания красных и оранжевых заревых полосок, расцвечивающих небо и чуть натянула повод. Без стремян, она чувствовала себя неуверенно. Что, если коня опять понесёт?! Шум усилился, Алиса оглянулась, едва не потеряв равновесие. Так и есть, вдалеке показались еле заметные чёрные точки. Фаянс, вскинув задними ногами, понёсся вперёд. Алиса, не понимающая, что происходит, натянула левый повод, чтобы повернуть коня в лес и переждать там. Но куда там?! Упрямое животное неслось по дороге, поднимая пыль, и она всё