— Черт побери! — промолвил он. — Господин честнейший человек, должно быть, вы отъявленный негодяй!
Нетрудно догадаться, что г-н Жерар подскочил, словно гадюка ужалила его в пятку.
Но, не обращая внимания на его растерянный вид, странный собеседник продолжал:
— Ну-ка, господин Жерар, смотрите мне прямо в глаза!
Господин Жерар, побледнев так же сильно, как до того покраснел, попытался исполнить приказание дворянина королевских покоев, но не смог поднять голову.
— Что вы хотите сказать, сударь? — пролепетал он.
— Я хочу сказать, что господин Сарранти невиновен, что вы сами совершили преступление, за которое невиновного приговорили к смерти, что королю никогда не приходило в голову наградить вас орденом, что я не командор Триптолем де Мелён, дворянин королевских покоев, а господин Жакаль, начальник тайной полиции! А теперь, дорогой господин Жерар, поговорим как добрые друзья. Слушайте меня очень внимательно, потому что я скажу вам нечто весьма и весьма важное!
XVII
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГОСПОДИН ЖЕРАР УСПОКАИВАЕТСЯ
Господин Жерар закричал от ужаса. Его желтые дряблые щеки позеленели и обвисли. Он уронил голову на грудь и шепотом пожелал себе провалиться сквозь землю.
— Мы остановились на том, — продолжал г-н Жакаль, — что господин Сарранти невиновен и что вы единственный преступник.
— Смилуйтесь, господин Жакаль! — взмолился г-н Жерар, задрожал всем телом и повалился полицейскому в ноги.
Господин Жакаль взглянул на него с отвращением, свойственным полицейским, жандармам и палачам, когда им приходится иметь дело с трусами.
Не подавая ему руки — казалось, г-н Жакаль боялся замараться, дотронувшись до этого человека, — он приказал:
— Встаньте и ничего не бойтесь! Я здесь для того, чтобы спасти вас.
Господин Жерар поднял голову и затравленно огляделся. Выражение его лица являло собой странную смесь надежды и ужаса.
— Спасти меня? — вскричал он.
— Спасти… Вас удивляет, не так ли, — пожал плечами г-н Жакаль, — что кому-то могло прийти в голову спасать такого презренного человека, как вы? Я вас успокою, господин Жерар. Вас спасают только для того, чтобы погубить честного человека. Ваша жизнь никому не нужна, зато нужна его смерть, а с ним можно разделаться, лишь оставив вас в живых.
— A-а, да, да, — промямлил г-н Жерар, — по-моему, я вас понимаю.
— В таком случае, — заметил г-н Жакаль, — постарайтесь сделать так, чтобы ваши зубы не стучали — это мешает вам говорить, — и расскажите мне все дело в мельчайших подробностях.
— Зачем? — спросил г-н Жерар.
— Я мог бы вам не отвечать на этот вопрос, но вы неправильно это поймете. Хорошо, я скажу: чтобы уничтожить следы.
— Следы!.. Так остались следы? — спросил г-н Жерар, широко раскрывая глаза.
— Ну еще бы!
— Какие следы?
— Какие!.. Прежде всего — ваша племянница…
— Так она не умерла?
— Нет. Похоже, госпожа Жерар ее не дорезала.
— Моя племянница! Вы уверены, что она жива?
— Я только что от нее и должен вам признаться, что ваше имя, дражайший господин Жерар, а в особенности упоминание о вашей так называемой «жене» производят на нее довольно прискорбное действие.
— Она, стало быть, все знает?
— Вероятно, да, если отчаянно вопит при одном упоминании о тетушке Орсоле.
— Орсоле?.. — переспросил г-н Жерар, вздрогнув, как от удара электрического тока.
— Вот видите! — заметил г-н Жакаль. — Даже на вас ее имя производит некоторое впечатление. Посудите сами, что должна испытывать несчастная девочка! Она может заговорить в любой момент; надо любой ценой заставить ее молчать; точно так же необходимо уничтожить другие компрометирующие вас следы. Итак, господин Жерар, я врач, и довольно хороший врач. Я умею правильно подбирать лекарства, если знаю, чем болеют люди, с которыми я имею дело. Расскажите же мне эту печальную историю до мелочей: самая ничтожная подробность, незначительная по виду, забытая вами, может погубить весь наш план. Говорите так, словно перед вами врач или священник.
Как у всех хитрых тварей, у г-на Жерара был высоко развит инстинкт самосохранения. Он прилежно читал все политические листки, он с жадностью прочитывал в роялистских газетах самые гневные статьи, помещенные по повелению против г-на Сарранти. С тех пор он понял, что его защищает невидимая десница; подобно царям, покровительствуемым Минервой, он сражался под ее эгидой. Господин Жакаль только что укрепил его в этой вере.
И он понял, что перед полицейским, который пришел к нему как союзник, у него нет никакого интереса что-либо скрывать; напротив, для его же пользы необходимо открыть правду. И он все рассказал, как прежде исповедовался аббату Доминику, начиная со смерти брата и вплоть до той минуты, как, узнав об аресте г-на Сарранти, потребовал у исповедника вернуть записанные признания.
— Наконец-то! — вскричал г-н Жакаль. — Теперь я все понял!
— Как?! — переспросил г-н Жерар, трясясь от страха. — Вы все поняли? Значит, придя сюда, вы еще ничего не знали?
— Я знал не очень много, сознаюсь. Однако теперь все сходится.
Он оперся на подлокотник, схватился рукой за подбородок, ненадолго задумался и неожиданно опечалился, что было ему совсем не свойственно.
— Несчастный парень этот аббат! — пробормотал он. — Теперь я понимаю, почему он божился всеми святыми, что его отец не виноват; теперь мне ясно, что он имел в виду, говоря о доказательствах, которые он не может представить; теперь мне ясно, зачем он отправился в Рим.
— Как?! Он отправился в Рим? — ужаснулся г-н Жерар. — Аббат Доминик отправился в Рим?
— Ну да, Бог мой!
— Зачем ему понадобился Рим?
— Дорогой мой господин Жерар! Существует только один человек, который может разрешить аббату Доминику нарушить тайну исповеди.
— Да, папа!
— За этим он и пошел к папе.
— О Боже!
— С этой целью он попросил и добился у короля отсрочки.
— Я, стало быть, пропал! — воскликнул г-н Жерар.
— Почему?
— Папа удовлетворит его просьбу.
Господин Жакаль покачал головой.
— Нет? Вы думаете, не удовлетворит?
— Я в этом уверен, господин Жерар.
— Как уверены?
— Я знаю его святейшество.
— Вы имеете честь быть знакомым с папой?
— Так же как полиция имеет честь все знать, господин Жерар; как она знает, что господин Сарранти невиновен, а вы преступник.
— И что же?
— Папа ему откажет.
— Неужели?
— Да. Это жизнерадостный и упрямый монах; он очень хочет передать мирскую и духовную власть преемнику в том же виде, в каком получил ее от своего предшественника. Он найдет, в какие слова облечь отказ, но откажет непременно.
