останавливаться нельзя – это было бы неуважением к собственной музе. И предательством по отношению к Пусику, привязанному к задней ножке рояля.
Чаттерджи, катитесь в ад,
Гранд-отель принять нас рад.
Номер – тот или иной,
Лишь бы Пусик был со мной!
Ее левая рука заиграла бойче, и унылая мелодия в духе Шуберта сменилась легким джазом:
Я желаю в двадцать первый,
Пусик сбережет мне нервы!
Дайте же двадцать второй —
Рядом Пусик – мой герой!
Захочу я в двадцать третий
Только с Пусиком, заметьте,
Захочу в двадцать четвертый —
С Пусиком идем…
Она принялась импровизировать – трели, ломаные аккорды, куски неизвестной мелодии, – и тут Амит, не выдержав нарастающего напряжения, закончил строчку за нее:
– …хоть к черту!
Дальше они запели по очереди:
– Пожелаю в двадцать пятый,
Мы – отличные ребята!
В номер двадцать шесть, твержу,
Только с Пусиком вхожу.
Захочу в двадцать седьмой —
Это рай, там Пусик мой.
Номер двадцать девять – ясно:
В паре с Пусиком – прекрасно!
А захочешь в номер тридцать —
Тот не убран, будем злиться!
Оба весело засмеялись и обозвали друг дружку идиотами. Пусик хрипло залаял, а потом вдруг оживился, навострил уши и чуть не сорвался с поводка.
– Пухля? – предположил Амит.
– Нет, он вроде рад.
В дверь позвонили, и вошел Дипанкар.
– Дипанкар!
– Дада! С возвращением!
– Привет, Куку, привет, дада… О, Пусик!
– Он понял, что это ты, еще до твоего звонка в дверь. Бросай сумки.
– Что за умная псина! Самая умная псина!
– Итак!
– Итак?
– Нет, вы посмотрите на него – какой загорелый и худой! Зачем ты сбрил волосы? – спросила Куку, гладя брата по макушке. – На ощупь как крот.
– И часто ты гладишь кротов, Куку? – спросил Амит.
– Ой, не умничай, дада, ты был таким душкой минуту назад! Что ж, возвращение блудного… Кстати, что значит «блудный»?
– Какая разница? Это словечко вроде «идиосинкразии» – все его используют, но никто понятия не имеет, что оно значит. Побрился наголо, стало быть? Ма будет в шоке.
– Да просто очень жарко было… Вы получали мои открытки?
– О да, – сказала Куку, – но в одной из них ты писал, что хочешь отпустить волосы и что больше мы тебя не увидим. Нам очень понравились твои открытки, правда же, дада? Все эти рассуждения о Поиске Истины и гудках ушастых поездов…
– Каких еще ушастых поездов?
– А, наверное, мне показалось – ты пишешь как курица лапой. Добро пожаловать домой! Умираешь от голода, наверное?
– Пожалуй…
– Несите откормленный кабачок![108] – воскликнул Амит.
– Скажи нам, ты нашел свой Идеал? – вопросила Куку.
Дипанкар поморгал.
– Ты поклоняешься ее Женскому Началу? Или у вас все сложно? – спросил Амит.
– Ах, дада, как ты можешь! – с укоризной произнесла Куку; мгновенно перевоплотившись в Многомудрую Матрону, она назидательно, в блаженном бессилии изрекла: – У нас в Индии женская грудь, подобно буддийской ступе, питает и наполняет!.. Для наших молодых людей грудь есть не объект похоти, но символ плодородия.
– Что ж, – промолвил Дипанкар.
– Мы с Амитом как раз парили на крыльях песни, когда ты пришел, Дипанкар, – добавила Куку и пропела:
– Auf Flügeln des Gesanges…
Fort nach den Fluren des Ganges[109].
– А теперь ты наконец вернешь нас на землю…
– Да, ты нам очень нужен, Дипанкар, – сказал Амит. – В нашей семье все, кроме тебя, подобны воздушным шарикам, наполненным гелием…
Куку его перебила:
– Ах, купанье в Ганге может
Точно сделать вас моложе!
– Правда, что там всюду грязища? Ила-каки будет в ярости…
– Можешь хотя бы не перебивать меня, когда я тебя перебил, Куку? – оборвал ее Амит. – Так вот, Дипанкар, без тебя семейство Чаттерджи бесповоротно слетит с катушек. Уймись, Пусик! Ладно, сперва прими ванну, пообедай и отдохни. Ма ушла по магазинам, но через час должна вернуться… Почему ты нас не предупредил о своем возвращении? Где ты был? Одна открытка пришла из Ришикеша![110] Что ты решил насчет финансовых дел семьи? Давай ты возьмешь их на себя, чтобы я мог спокойно работать над своим злосчастным романом! Как я могу отказаться от него или отложить работу, когда в голове толпятся и орут персонажи? Когда мой ум голоден, полон идей и негодует?
Дипанкар улыбнулся:
– Мое Существо должно усвоить и переосмыслить весь пережитый Опыт, прежде чем я приду к Ответу.
Амит раздраженно покачал головой.
– Не приставай к нему, дада, – урезонила его Куку. – Он же с дороги!
– Я знаю, что и сам нерешителен, – сказал Амит, колеблясь между отчаянием и пародией на отчаяние. – Но Дипанкар просто не лезет ни в какие ворота. Точнее, он даже не может решить, стоит ли в них лезть.
13.36
За завтраком Чаттерджи вновь устроили утренние прения; присутствовали все, кроме уехавшего на учебу Тапана; за Апарной ухаживала ее айя; даже старый господин Чаттерджи решил позавтракать вместе со всеми, как он иногда делал после утренней прогулки с котом.
– А где Пусик? – спросила Каколи, озираясь по сторонам.
– Наверху, в моей комнате, – сказал Дипанкар. – Из-за Пухли.
– Если их скрестить, получится Пусля. Прямо Кашалось какой-то, – сказала Каколи, вспомнив свою любимую бенгальскую книжку «Абол-табол».
– А что не так с Пухлей? – спросил дедушка.
– Ничего, – ответила госпожа Чаттерджи. – Дипанкар просто имеет в виду, что Пусик его боится.
– Вот как? – Старый господин Чаттерджи кивнул. – И правильно. Пухля умеет за себя постоять, ему никакие собаки не страшны.
– А разве Пусику сегодня не надо к ветеринару? – спросила Каколи.
– Надо, – ответил Дипанкар, – поэтому я забираю машину.
Его сестра состроила кислую мину:
– Но мне она тоже нужна! Машина Ганса сломалась.
– Куку, тебе всегда нужна машина. Если отвезешь Пусика к ветеринару, можешь забирать.
– Я не могу! Там скучно. И к тому же он пытается отъесть руки всем, кто его держит.
– Ну, значит, поедешь к Гансу на такси, – сказал Амит, которого неимоверно раздражали эти ежеутренние битвы за автомобиль. Более кошмарного начала дня нельзя было и придумать. – Хватит пререкаться. Передай мне, пожалуйста, повидло, Куку.
– Боюсь, машину сегодня беру я, – сказала госпожа Чаттерджи. – Везу Минакши к доктору Эвансу. Ей давно пора показаться.
– Ничего не пора, маго, – воспротивилась Минакши. – Хватит меня опекать!
– Ты перенесла тяжелое потрясение, дорогая, и я не хочу рисковать.
– Да,
