— Садитесь, — говорил доктор. — А я тоже иду на войну.
Жюстен рассмеялся:
— Как? И вы туда же?
— Да, дети мои, иду. Мы с немцами старые знакомцы. В семидесятом году я служил в национальной гвардии. Я участвовал в сражениях при Бюзенвале и Шампиньи. Итак, решено: я поступаю добровольцем.
— Рам! Рам! — остановила его г-жа Паскье. — Не говори вздора, а лучше подумай о Лоране; он, бедный мальчик, отправляется неизвестно куда.
Доктор заговорил серьезно:
— Вчера я виделся с Жозефом. Он рассказал мне, Лоран, о твоих недавних неприятностях. Да я и сам читал газеты. Жозеф сказал мне о том, чего не было в прессе, а именно, что ты, прости господи, плюнул в лицо этому… как его там… господину Мину, Минару, Люминару… Дорогой мой, это уже нечто из ряда вон выходящее. Со мной ничего подобного не случалось, хоть я и хорошо знаю, дитя мое, что такое удачный выпад. Застенчивые, как ты, легко выходят из себя. Сам знаешь, проблема застенчивости изучена мною много лучше, чем кем-либо. Позволь напомнить тебе: остерегайся вспышек гнева. Люси, где мой нож? Мой нож. Я хочу свой, другого мне не надо. Я сам схожу за ним. Стоит мне только отвернуться, пойти прогуляться, чтобы потеряли мой нож!
Он уже встал, порывисто, как юноша. Г-жа Паскье застонала, вновь растерявшись.
— Как вы его находите, Лина? — робко спросил Лоран.
Девушка пыталась улыбнуться.
— Нахожу очень симпатичным и даже очаровательным; да, именно очаровательным.
— Рам! — говорила г-жа Паскье. — Подумай о том, что Лоран уезжает. Не забывай, что Жозеф уже уехал, что Фердинан скоро уедет и что Сюзанна тоже уехала как сестра милосердия. Словом, что сейчас война.
— Я не забываю этого, раз сам иду добровольцем. Но я требую свой нож, единственный во всем доме, которым можно резать мясо.
— Подожди! Подожди! — вдруг сказала г-жа Паскье. — Прислушайся, Рам. Все прислушайтесь. Боже мой! Это еще что такое?
Окно было растворено. С бульвара, покрывая обычный уличный шум, доносилось громкое пение, сопровождаемое чеканным шагом небольшой толпы.
Лоран, Жюстен, доктор, а вскоре Лина и старая г-жа Паскье подбежали к окну. Мужчины, одетые в штатское, шли шеренгой по четыре, как солдаты на учении; они выходили из улицы Фальгиер и направлялись по бульвару. Они шли, сжав кулаки, размахивая руками, и хриплыми голосами, размеренно, степенно, пели «Марсельезу». Люди, остановившиеся на тротуарах, сняв шляпы, молча приветствовали их. Вскоре небольшой отряд исчез вдали, в направлении бульвара Вожирар.
Лоран, Жаклина, а за ними и другие вернулись к столу. Воцарилась глубокая тишина.
— Когда мы вернемся с войны, — сказал наконец г-н Паскье, — я поделюсь с вами впечатлениями от Африки. Путешествие сногсшибательное.
Снова стало тихо. Потом вдруг раздался страшный, душераздирающий вопль, вырвавшийся, казалось, не у живого существа, а из самых земных недр. По черному платью старой г-жи Паскье, которая уже давно разучилась плакать, одна за другой потекли крупные слезы.
Перевод Е.А. Гунста
Примечания
1
Французское слово gaite означает; веселье.
2
На память (лат.).
3
Оба консула (лат.).
4
Будь здоров (лат.).
5
В пробирке (лат.).
6
Из глубины (взываю) (лат.) — начало католической молитвы.
7
Лепин — префект парижской полиции.
8
Перевод M. А. Касаткина.
9
Солнышко мое (итал.).
10
Акула (франц.).
11
Начало заупокойной молитвы: «Вечный покой подай, господи…» (лат.)
12
Лицо, пользующееся особым расположением (лат.).
13
Евангелие от Матфея, XVIII, 7.
14
Вечный покой подай им, господи (лат.).
