– У нас новейшие приборы с собой…
– И хорошо, и ладно, – кивнул проводник, – хотя бы участки с запредельной радиацией обойдем. В общем, так, начальник, – он поднял взгляд от карты, и командир группы вздрогнул: глаза проводника словно дымкой заволокло – сплошные белые пятна без зрачков на смуглом лице. – Давай сразу определимся. Главный – ты, это не обсуждается. Но при передвижении по Зоне главный – я. Иначе уже через пару часов от группы в живых останется один проводник.
– Все так серьезно?
– Даже еще серьезнее. Чтобы выжить в Зоне, мало уметь стрелять. Хотя и без этого не обойтись. Первое время пускай все за мной наблюдают, учатся.
– Может, сейчас ребят собрать? Расскажешь им…
– Они не поверят. Ты же мне сейчас не веришь? Придется учить на практике, с потерями.
Командир группы попытался сформулировать ответ и не смог. Слишком страшно и обреченно прозвучали слова проводника.
В воздухе раздался шум подлетающих вертолетов.
– В ночь летим? – спросил проводник. – Не самое лучшее время для знакомства с Зоной. Отложить нельзя? Хотя бы до утра?
– Приказ, – тщательно пряча раздражение, ответил командир.
– Ага, понимаю. А сочинил его какой-нибудь генерал, которому главное – отчитаться? Спокойно бы переждали до утра здесь, а поутру вылетели…
– Ладно, тут лететь-то сорок минут.
– Кто сказал? Начальник, вам доводили, как несколько лет назад Украина в Зоне войсковую операцию провела? Не доводили? Тогда я расскажу. Пять вертолетов вылетели. Не долетел ни один. Из полсотни бойцов через месяц с трудом эвакуировали четверых. Впечатляет рассказ?
– Откуда знаешь?
– Так я вместе с ними эвакуировался, пятым. Аномалии ведь не только на земле бывают, существуют еще и воздушные. И после каждой Грозы их местоположение меняется.
– Какой Грозы?!
– Что, вам и про это не рассказывали?! Собирай народ, начальник, буду вводный инструктаж проводить, иначе нам удачи не видать.
Два вертолета зарулили на стоянку и затихли.
Проводник махнул рукой вышедшим на свежий воздух летчикам – присоединяйтесь! – подождал, когда военные закурят, и сказал:
– Задача у нас, уважаемые чкаловы и терминаторы, предельно простая: живыми долететь до точки высадки. Потом судьба разлучит нас, и каждый займется своим делом. Летчики попытаются вернуться на базу, а мы пойдем в Зону выполнять приказ. Сейчас я расскажу вам совершенно невероятные вещи, а вы попытайтесь мне поверить. Каждому моему слову. Иначе даже хоронить будет нечего. Для начала познакомимся. Я – Летчик. К вам, уважаемые авиаторы, не имею никакого отношения. Это не профессия, это кличка. В Зоне вообще нет ни имен, ни фамилий. Добро пожаловать в Зону.
– Звучит как – «добро пожаловать в ад», – хмыкнул один из бойцов.
– Поверьте, в аду гораздо безопаснее…
– Вы не пойдете с нами, – это был не вопрос, а утверждение.
– Пойду, – также твердо ответила мадам Волкофф. – За это я плачу вам сумасшедшие деньги.
– Деньги – это, конечно, замечательно, – склонил огромную голову, бритую наголо, мужчина в спортивном костюме, – но дело совсем не в них.
Собеседники сидели на скамейке в крошечном скверике недалеко от Крещатика. Вокруг царила безмятежная тишина, даже не верилось, что всего в сотне метров отсюда опять митингует вечно недовольный всем на свете киевский Майдан Незалежности.
– А в чем?
– Ну, – улыбнулся мужчина, – я бы мог сослаться на приметы – типа тех, которые есть у моряков про женщин на корабле. Но я не суеверен. Все гораздо проще. Пять мужчин и одна женщина. Нет, исключено. Даже если бы вы были безногим инвалидом в кресле-каталке, я и тогда бы согласился вас взять при одном условии: вы – мужчина.
– Мужской шовинизм? – подняла бровь мадам Волкофф. Мужчина рассмеялся:
– Все дело в физиологии. Наши комбинезоны не рассчитаны для женских… особенностей. Следовательно, чтобы уединиться для самого обычного дела, вам придется снимать его совсем. Представляете, сколько это займет у вас – и нас – времени?
– Я учла это, – кивнула мадам, – и привезла с собой специально сшитый для меня костюм. Срочный заказ в «Коламбии». Я иду с вами.
– Это не все, – поднял руку мужчина. – В моменты уединения за кустиками вас никто не сможет подстраховать. Вот вы присели, а тут кабан выскочил. Или аномалия затягивать начала. Представляете? Не выставлять же рядом с вами охранника – парень чокнется, не зная, куда можно смотреть, а куда нельзя. Еще косоглазие получит…
– Я не стеснительная.
– А я не о вас забочусь, а о своих парнях, – грубо сказал мужчина. – Мы друг другу жизни доверяем, между прочим. В общем, так, – в группе либо ни одной женщины, либо больше, чем одна. Аванс, который вы так любезно перечислили, я не верну, уж не обессудьте, – он снова рассмеялся.
Мадам Волкофф думала меньше трех секунд:
– Условия принимаются. Приготовьте оружие и боеприпасы для меня… и еще одной женщины. Отправляемся завтра.
– Ого! – поднял бровь мужчина. – И где вы до завтра найдете попутчицу?
– Я, уважаемый Тесак, свои проблемы решаю сама. Где встречаемся?
– А здесь и встретимся. В девять часов. Учтите – будете одна – так и останетесь здесь одна.
– Уже учла…
Новейший сверхскоростной самолет американских ВВС глотал мили одну за другой, словно жаждущий пустынник найденную воду. В тесном салоне среди сваленных на металлическом полу десантных рюкзаков и разнообразного оружия дремали восемь человек. Вернее, дремали семеро. Восьмой в очередной раз вглядывался в карту, светящуюся на экране небольшого планшетника.
– Эй, шеф! – донесся до него сквозь ровный гул моторов голос. Он поднял глаза – проснулся снайпер. – Может, к чертям этот режим секретности? Куда летим-то?
А и вправду – к чертям.
– Украина.
– Это Азия или Африка?
– Восточная Европа.
– Да? – удивился снайпер. – Там кроме Югославии еще страны есть?
– Там еще много стран, Джо. Например, Россия. А Югославии, кстати, давно уже нет.
Снайпер покрутил головой, изображая изумление:
– И кого нам там нужно убрать?
– Никого убирать не надо, – улыбнулся командир, – просто забрать одну вещицу и свалить обратно. Спи пока. До польской авиабазы еще четыре часа лету. И оттуда еще черт знает сколько до этой проклятой электростанции…. В общем, дольше лететь, чем работать.
– А женщины там красивые?
– Да уж красивее твоей Мэрилин! – захохотал в углу проснувшийся от разговора радист. – Наверняка не такие раскормленные гамбургерами.
– А вот я сейчас тебе ногой глаз выбью, – пообещал снайпер, не двигаясь, впрочем, с места. – Вечно ты над моей подругой издеваешься…
– Брейк, парни, – торопливо сказал командир, давясь от внутреннего смеха, – нечего перед работой ссориться.
– Что там за электростанция? – угрюмо спросил пулеметчик. Оказывается, никто и не спал.
Командир пожал плечами:
– Даже и не выговорю название с разбега. Вроде, атомная. На ней в прошлом веке авария была – по СиЭнЭн передавали как-то. Прилетим на место, вскроем конверт – там должно быть все написано.
– А давайте вскроем его прямо сейчас, – предложил радист.
– Так не интересно, – поморщился снайпер, – интриги не будет. Откроем, а там написано: «Парни, до обеда стащите у туземцев ядерный боезапас и доставьте мне к ланчу. Мистер президент». Или вообще какого-нибудь местного бен-ладена грохнуть…
Все замолчали. В самом деле – в первый раз, что ли, совершать подвиг во имя свободы и демократии…
В областном центре близ аварийной атомной электростанции Рубца, конечно, никто уже не ждал. Чай, не социализм давно, когда с Дальнего Востока летали прямые рейсы на Украину. Теперь только с пересадками. Из-за них и опоздал.
А, без разницы. Отсюда он до Цементного завода с закрытыми глазами может добраться – сколько раз уже и покидал Зону, и возвращался вновь…
Неприметная контора недалеко от вокзала зазывала клиентов предложениями посетить ту или иную часть света. Зазывала без особого успеха и по идее давно должна была прогореть, если бы не еще один, совсем не рекламируемый маршрут, за который платили много и регулярно. Прямо в Зону отчуждения. В обход многочисленных кордонов, а иногда и через них, но за несимволическое вознаграждение. Хозяин конторы – седой однорукий мужичок – сталкеров угадывал сразу, потому что сам когда-то был сталкером.
Рубец вошел в контору, послонялся по узкому коридору, разглядывая рекламные плакаты. Таиланд, Турция, Сингапур… А его черти опять тащат в Зону.
Хозяин к сталкерам выходил всегда сам. Вышел и сейчас.
