Теперь мы и ходить и выгуливать мулов можем только в пределах нашего мыса, передвигаться по которому в темноте очень трудно из-за неровностей почвы. Это неприятно, но вот если сойдёт лёд и в Южной бухте, то это будет равносильно катастрофе, так как мы окажемся полностью отрезанными от юга и в будущем году не сможем предпринимать санные походы.
Остаётся надеяться, что этого не случится».
Пурга длилась восемь дней — такой затяжной у нас ещё не было.
«Она кончилась, как и началась: до последней минуты дул сильный ветер, то с юга со средней скоростью 68 миль в час [34 м / с], то с севера со скоростью 56 миль в час [29 м/с], затем опять с юга — и вдруг затих. Какое счастье сидеть, не слыша шума ветра, завывающего в вентиляторе, глядеть на спокойное звёздное небо и снова замерзающую Северную бухту!»[263]
Примечательно, что вынос льда в море, как и в начале мая, примерно совпал с максимальным склонением луны, а следовательно, с сизигийным приливом.
Было бы скучно подробно описывать ветры и вьюги, не прекращавшиеся ни днём, ни ночью. Дней без метелей было мало, но зато какими красивыми казались блиставшие тогда на небе яркие звёзды.
«Возвращаясь сегодня вечером в темноте с мыса домой, я стал свидетелем извержения Эребуса, очень сильного по сравнению с виденными здесь прежде. Казалось, что огромное пламя взвилось на несколько тысяч футов в воздух и так же внезапно, как поднялось, опустилось до половины первоначальной высоты, а затем исчезло. После этого из кратера вырвался высокий столб дыма. Возможно, как утверждает Дебенем, что из кратера появилось не само пламя, а лишь отражение сильного взрыва, происшедшего в жерле вулкана. Облако дыма потянулось на юг, и конца ему не было видно»[264].
Пурга следовала за пургой, в начале июля в течение четырёх дней она бушевала с невиданной силой. Обычно, когда в пургу выходишь из дома, ветер сметает снег с лица и одежды, хотя снегопад такой сильный, что не видно вытянутой руки, особенно в тёмный зимний день. Ветер не даёт снегу занести землю, палатки, дом и ящики. Но в эту пургу снег шёл такой плотной пеленой, что вмиг облеплял тебя с головы до ног, покрывал лицо и засыпал глаза. Гран, в 8 часов утра снимавший на холме показания приборов, не сразу отыскал дорогу к дому, а Райт с трудом возвратился из пещеры для магнитных наблюдений. Они чуть было не заблудились, хотя находились всего лишь в нескольких футах от хижины.
Когда пурга отбушевала, всё вокруг оказалось погребённым под снегом, даже на совершенно открытых местах толщина снежного покрова увеличилась приблизительно на четыре фута. С одной и с другой стороны от хижины к морю спускались колоссальные снежные надувы. По-моему, некоторые наши запасы навсегда остались под снегом, но основные склады мы разместили на возвышении позади дома, и их было видно достаточно ясно. Примерно в это время я стал замечать за оконечностью мыса Эванс большие пластины донного льда, то есть льда, который образуется на дне незамерзающего моря и остаётся там лежать. Теперь открытая вода была вокруг всего мыса Эванс включая Южную бухту позади нас.
К сожалению, из-за постоянного мрака мы не могли представить себе, как распределяются льды в заливе. Мы опасались, что отрезаны от мыса Хат, но, по-моему, наши страхи были преувеличены, хотя открытая вода посередине залива, вероятно, и тянулась в южном направлении на много миль.
А дни с хорошей видимостью, когда можно было хотя бы осмотреться вокруг дома, выпадали крайне редко. Всевышний, видимо, сильно на нас разгневался.
«Воскресенье, 14 июля. Ночью мела пурга, после завтрака долго шёл снег. Пока читали молитву, несколько человек вышли из дому за льдом для воды. Ветер разогнал льды Северной бухты, и они ожидали увидеть, как всегда в последнее время, чёрную поверхность чистой воды, но, по словам Крина, дошли почти до самого припая и, когда позднее просветлело, увидели, что и припай и море — белые. Полосу льда, накануне ночью находившуюся далеко в бухте, прибил к берегу прилив навстречу ветру, дувшему со скоростью 40 миль в час [21 м/с].
Это показывает, какое воздействие оказывают приливно-отливные явления и течения по сравнению с ветрами: в то время, о котором идёт речь, мы наблюдали очень сильные приливы.
Всё утро мело, и всё же прилив пригнал лёд и прижал его к припаю с такой силой, что позднее он там и остался, и ни отлив, ни сильный южный ветер не стронули его с места»[265].
А между тем эти ветры сдвигали с места расположившиеся поблизости от нашего мыса айсберги и откалывали от них большие куски; метеорологическую будку, установленную на Рэмпе годом раньше, они сорвали с опорной стойки, переломившейся надвое, и, наверное, подняв в воздух, унесли в море. Райт лишился обеих дверей, которыми закрывал вход в магнитную пещеру: едва он их раскрыл, как ветер вырвал их у него из рук и унёс в неизвестном направлении — мы их больше никогда не видели.
При первой же возможности море замерзало с быстротой, которую можно объяснить только присутствием в воде огромного количества кристаллов льда. Я частенько наблюдал, стоя на припае, как порывы ветра вздымают волны, со страшным грохотом откатывающиеся от берега. Потом вдруг наступает полное затишье, хотя ничто его не предвещало. Поверхность воды немедленно начинает затягиваться ледяной плёнкой, возникающей буквально на глазах. Но тут снова налетает ветер, и она исчезает. Как-то раз, когда зима уже кончилась и вернулся дневной свет, я стоял на мысу, наслаждаясь полной тишиной в воздухе, а на расстоянии полумили от меня свирепствовала самая настоящая пурга. Густой снегопад совершенно скрыл из виду острова и даже айсберг между островом Инаксессибл и мысом. Сквозь чёткую верхушку снежного вихря, где снега было поменьше, с трудом просматривался гребень гор на острове Инаксессибл. Но Теркс-Хед и Эребус были видны хорошо. Я фактически находился у края пурги, нёсшейся вдоль пролива, которая представлялась мне со стороны стеной примерно 500-футовой высоты, передвигавшейся со скоростью около 40 миль в час [21 м/с]. До меня доносился рёв ветра и волн.
Как видите, погодные условия носили резко выраженный локальный характер{173}. Расскажу в подтверждение о таком случае. Аткинсон и Дмитрий с грузом галет и пеммикана для предстоящего спасательного похода отправились на собаках на мыс Хат. Я некоторое время шёл с ними, а затем повернул к Ледниковому языку, чтобы на его оконечности установить флаг, который помогал бы нам вести картографическую съёмку местности. Погода была ясная, солнечная, с возвышенной точки, куда я поднялся, хорошо просматривались очертания островов и было отчётливо видно, какие огромные куски оторвались от языка осенью 1911 года. Я предвкушал приятную прогулку обратно к дому, но тут моё безмятежное состояние нарушили сильные порывы ветра со снегом, налетевшие со стороны скал Хаттона. Поскольку я ношу очки и без них ничего не вижу, мне удалось сориентироваться по одному только солнцу, слабо проглядывавшему ещё сквозь снежную пелену. Но каково было моё удивление, когда у острова Литл-Рейзербэк я вышел из вьюжного вала на чистый воздух!
Всего на одну минуту сюда залетел снежный вихрь и ослепил меня, но уже в следующую всё успокоилось и только маленькие снежные султаны, поднятые порывами с севера, напоминали о происшедшем. Зато ещё через триста ярдов дул сильный северный ветер. В этот день, по сведениям Аткинсона, на мысе Хат температура воздуха была -17° [-27 °C], сила ветра 8 баллов; а у нас на мысе Эванс термометр показывал ноль [-18 °C], зимовщики сидели на скалах и покуривали под лучами солнца. Можно привести много других примеров, доказывающих, что часто даже погодные условия носят сугубо местный характер.
Однажды в середине зимы нас разбудил шум пурги, ставший уже привычным. До этого несколько дней стояла тихая погода, и лёд укрепился настолько, что можно было снова поставить рыболовную сеть. Но такого ветра ей не выдержать, это понимали все, и после завтрака Аткинсон, упрямо выставив вперёд нижнюю челюсть, заявил, что не намерен терять вторую сетку из-за какой-то метели, будь она неладна. Вместе с Кэохэйном он пошёл на припай, и едва они переступили порог дома, как позёмка скрыла их в темноте от наших глаз.
Они вынули сеть, но на мыс взошли совсем в другом месте, и мы были рады, когда они наконец возвратились домой. Вскоре после этого весь лёд унесло.
Надо отдать должное погонщикам мулов, сумевшим тренировать их так, что они не получали травм. Погружённый во мрак мыс Эванс, усеянный огромными валунами, с незамёрзшим морем вокруг — мало подходящее место для выгуливания очень резвых и легковозбудимых мулов, только что покинувших тёплое стойло, особенно если они вышли на прогулку впервые за несколько дней, если ветер, довольно сильный, ещё продолжает дуть и ты боишься обморозить лицо, зная, что руки уже отморозил. Тем не менее всё обходилось без неприятностей. Мулы очень любили гулять на свежем воздухе, и когда воспаление надколенной сумки приковало Пайари к хлеву, он мстил своим более удачливым сородичам тем, что каждого выходящего и входящего норовил укусить побольнее.
