Он питал к Кэти чистую, ничем не замутненную ненависть. Да, подобное поведение было для нее типичным. Такова оказалась его жена. Именно потому он пытался от нее сбежать.
— Мы теперь в одной лодке, — заявила Кэти.
Эрик как можно спокойнее направился к выходу. Он шаг за шагом обходил столы и людей, оставив Кэти одну.
Ему это почти удалось.
Все вернулось. Но совсем по–другому. По–новому. Не так.
Дон Фестенбург, сидевший напротив Эрика, устроился поудобнее и сказал:
— Вам повезло. Но давайте я лучше объясню. Посмотрите на календарь. — Он подтолкнул по столу в сторону доктора какой–то бронзовый предмет. — Вы переместились во времени на год с небольшим, причем вперед. — Эрик вытаращил глаза, пытаясь разглядеть замысловато выгравированные надписи. — Сегодня семнадцатое июня две тысячи пятьдесят шестого года. Вы — один из немногочисленных счастливцев, на которых наркотик действует именно так. Большинство отправляется в прошлое и начинает творить альтернативные миры. Знаете, они пытаются играть в бога, пока в конце концов напрочь не разрушат себе нервную систему, после чего не способны ни к чему, кроме случайных судорог.
Эрик пытался придумать, что бы умное сказать в ответ, но безуспешно.
— Не мучайтесь, — бросил Фестенбург, видя его усилия. — Говорить буду я. Вы задержитесь здесь всего на несколько минут, так что придется быть кратким. Год назад, когда вы приняли в кафе йот–йот–сто восемьдесят, мне повезло. Я оказался свидетелем случившегося. У вашей жены началась истерика, а вы, естественно, исчезли. Ее забрала служба безопасности. Она призналась в своей наркотической зависимости и в том, что сделала.
Эрик машинально кивнул. Комната опустилась и вновь поднялась перед его глазами.
— Что, вы чувствуете себя лучше? Кстати, Кэти уже вылечили, но не будем об этом. Это не имеет особого значения.
— А что с…
— Да, с вашей проблемой. С зависимостью. Тогда, год назад, от нее не было лекарства. Но вам приятно будет услышать, что теперь оно существует. Его создали пару месяцев назад, и я специально ждал здесь вас. Мы уже столько знаем о йот–йот–сто восемьдесят, что я сумел рассчитать с точностью почти до минуты, когда вы тут появитесь. — Фестенбург полез в карман помятого пиджака и достал стеклянную бутылочку. — Вот противоядие, которое теперь производит филиал корпорации. Хотите? Если бы вы сейчас приняли двадцать миллиграммов, то освободились бы от зависимости даже после возвращения в свое время. — Он улыбнулся, и его желтоватое лицо неестественно сморщилось. — Но есть одна проблема.
— Как идет война? — спросил Эрик.
— Какое это имеет значение? — неодобрительно ответил Фестенбург. — Господи, Свитсент, ваша жизнь спрятана в этой бутылочке. Вы понятия не имеете, что означает зависимость от этого наркотика!
— Молинари все еще жив?
— У него всего несколько минут, а он хочет знать, каково состояние здоровья Моля. — Фестенбург наклонился к Эрику, выпятив губы на опухшем лице. — Послушайте, доктор, я хочу заключить одну сделку. Взамен за те таблетки прошу удивительно немногого. Соглашайтесь! Если вы не излечитесь и еще раз примете наркотик, то перенесетесь в будущее на десять лет. Это будет уже слишком поздно, чересчур далеко.
— Слишком поздно для вас, но не для меня, — сказал Эрик. — Лекарство никуда не денется.
— Вы даже не спрашиваете, чего я хочу взамен?
— Нет.
— Почему?
Свитсент пожал плечами.
— Потому что вы пытаетесь на меня давить, а я этим сыт по горло. Попробую справиться с наркотиком и без вас.
Ему хватало самого факта, что какое–то лекарство вообще существует. Доктор считал, что можно не беспокоиться и поступать по своему усмотрению.
— Естественно, лучше всего было бы принимать наркотик так часто, как позволяет физиология, и отправляться каждый раз все дальше в будущее. Потом, когда разрушительное воздействие станет чересчур велико…
— Даже один прием наркотика вызывает необратимые повреждения мозга, — сквозь зубы проговорил Фестенбург. — Вы, чертов придурок, уже и так приняли слишком большую дозу. Видели свою жену? Хотите довести себя до такого же состояния?
— Да, — немного подумав, ответил Эрик. — Взамен на то, что станет мне известно. Если я приму наркотик дважды, то узнаю исход войны. Пусть он окажется неблагоприятным, но, может быть, я сумею посоветовать Молинари, как этого избежать. Что в сравнении с этим значит мое здоровье?
Доктор замолчал. Все это казалось ему очевидным. Спорить было не о чем. Эрик просто сидел и ждал, пока закончится действие наркотика и он вернется в свое время.
Фестенбург открыл бутылочку, высыпал белые таблетки на стол, тут же сбросил их на пол и раздавил каблуком.
— Вам не приходило в голову, что за десять лет война может настолько разрушить Землю, что филиал корпорации уже не сможет поставлять противоядие? — спросил он.
Эрик даже не думал о подобном варианте развития событий, однако сумел ничем этого не показать.
— Посмотрим, — буркнул он.
— Должен признаться, что о будущем я ничего не знаю. Однако о вашем прошлом, о минувшем годе мне известно все. — Дон достал гомеогазету и развернул ее на столе перед Эриком. — Полгода после вашей встречи в кафе Белого дома. Это вас наверняка заинтересует.
Эрик внимательно пригляделся к статье на первой полосе и заголовку.
«Свитсент арестован службой безопасности по обвинению в организации заговора врачей против Дональда Фестенбурга, исполняющего обязанности Генерального секретаря ООН».
Неожиданно Фестенбург вырвал у него газету, смял и бросил за спину.
— Я не скажу вам, что стало с Молинари. Выясняйте сами, раз вас не интересует разумная договоренность со мной.
— У вас был целый год, чтобы напечатать поддельный номер «Таймса», — помолчав, сказал Эрик. — Кажется, что–то подобное уже случалось в политической истории. Иосиф Сталин поступил так с Лениным в последний год его жизни. Он приказал напечатать полностью фальшивый номер «Правды» и дал его Ленину, который…
— А мой мундир? — злобно прервал его Фестенбург, лицо которого побагровело так, будто сейчас взорвется. — Посмотрите на мои погоны!
— Почему бы и им не быть поддельными? Я не говорю, что это так, как и о том, что гомеогазета — фальшивка. — В подобном состоянии Эрик вообще не мог быть ни в чем уверен. — Я хочу только сказать, что они могут быть поддельными, а этого достаточно, чтобы вам не доверять.
Огромным усилием воли Дон сумел отчасти взять себя в руки.
— Ладно, вижу, вы достаточно осторожны. Вполне могу понять, что случившееся несколько сбило вас с толку. Но, доктор, будьте хоть немного реалистом. Вы видели газету и знаете, что я стал преемником Молинари на посту Генерального секретаря ООН. Не хочу сейчас говорить о том, как именно мне удалось добиться такого. Добавим к этому тот факт, что полгода назад вы были пойманы с поличным, организовав заговор против меня.
— Но вы всего лишь исполняете обязанности Генерального секретаря ООН, — поправил Эрик.
— Что? — уставился на него Фестенбург.
— Предполагается, что ситуация временная, переходная. А с поличным меня не поймали — или не поймают. В газете упоминается только об аресте и обвинении, нет речи о процессе, о приговоре. Не исключено, что я невиновен. Может, меня подставили. Не могу исключить, что вы сами это сделали. Вспомните опять–таки последний год жизни Сталина и так называемый…
— Прошу без лекций в моей собственной области! Да, я знаю, о чем вы говорите, в курсе, как Сталин обманул умирающего Ленина. Я читал о заговоре врачей, порожденном Сталиным во время последнего приступа паранойи. Ладно, признаюсь. — Голос Фестенбурга звучал совершенно спокойно. — Гомеогазета, которую я вам только что показывал, — подделка.
Эрик улыбнулся.
— Да, я не исполняю обязанности секретаря ООН, — продолжал Фестенбург. — Но предоставляю вам самому догадываться о том, что и вправду случилось. Вы ничего уже не успеете сделать, через несколько минут вернетесь в свое время, ни черта не разведав о мире будущего. Если бы мы с вами договорились, то вы могли бы узнать обо всем.
Он исподлобья посмотрел на Эрика.
— Видимо, я дурак, — сказал тот.
— Более того, полный извращенец. Вы имели возможность вернуться с невероятным оружием — естественно, в переносном смысле, — с помощью которого могли бы спасти себя, жену, Молинари. А теперь будете вариться в собственном соку целый год, если, конечно, столько проживете. Посмотрим.
Впервые за все время Эрика охватили сомнения. Не совершил ли он ошибку? В конце концов, доктор ведь даже не стал слушать, что ему предлагалось сделать в соответствии с договором. Но противоядие уже было уничтожено. Слишком поздно. Говорить больше не о чем.
