Щеки его обвисли, словно от давней обиды.
— Из соображений безопасности наркотик перевозили на Лилистар в пяти отдельных контейнерах на пяти разных кораблях, — снова заговорила мисс Бахис. — Четыре долетели до Лилистара. Пятый уничтожили риги с помощью автоматической мины. С тех пор наша разведка, работающая в империи, регулярно доносит о том, что лилистарские агенты привезли наркотик обратно на Землю, чтобы использовать его против наших людей.
Эрик кивнул.
— Ладно, я понял. Она достала его не в корпорации.
Но какое это имело значение?
— Выходит, что с ней контактировали шпионы Лилистара, поэтому она не может больше находиться в Шайенне, — продолжала мисс Бахис. — Мы уже договорились с охраной. Ее перевезут либо в Тихуану, либо в Сан–Диего. Другого выхода нет. Естественно, Кэти этого не подтвердила, но йот–йот–сто восемьдесят она получает за работу на лилистарцев. Наверняка именно из–за этого жена к вам и приехала.
— Но если вы лишите ее наркотика… — начал Эрик.
— У нас вовсе нет таких намерений, — возразил Хэзелтайн. — Даже напротив! Самый надежный метод сделать ее независимой от лилистарских шпионов состоит в том, чтобы снабжать ее из наших резервов. Именно так мы поступаем в подобных случаях. Ваша жена не первая, доктор. Мы уже с этим сталкивались и, можете мне поверить, знаем, что делать, естественно, в рамках наших ограниченных возможностей. Во–первых, Кэти требуется наркотик, чтобы жить. Уже хотя бы по этой причине ей необходимо его давать. Но есть еще одно, о чем вам следует знать. Тот транспорт, который полетел на Лилистар, но подорвался на мине… Нам уже известно, что риги сумели перехватить часть груза этого корабля. Они получили небольшую, но вполне достаточную дозу йот–йот–сто восемьдесят. — Он немного помолчал. — Противник тоже работает над противоядием.
Наступила тишина.
— Мы пока не нашли лекарства, — после некоторой паузы продолжил Хэзелтайн. — Лилистарцы, естественно, даже не пытаются его создать, несмотря на то что вашу жену они наверняка убеждали в другом. Союзники просто производят наркотик, который, несомненно, используют как против врага, так и против нас. Такова правда. Но вполне возможно, что у ригов уже есть противоядие. Было бы нечестно и аморально, если бы я вам об этом не сказал. Я не предлагаю вам перебегать на сторону врага, вообще ничего не подсказываю. Я просто честен с вами. Либо через четыре месяца мы что–то найдем, либо нет. Я не умею предвидеть будущее.
— Наркотик позволяет некоторым людям переноситься в будущее, — сказал Эрик.
Хэзелтайн и мисс Бахис переглянулись.
— Это правда, — кивнул Берт. — Как вы наверняка знаете, это государственная тайна. Полагаю, об этом вы узнали от жены. Она действительно перемещается в будущее под воздействием наркотика? Такое случается относительно редко. Обычно люди оказываются в прошлом.
— Мы об этом разговаривали, — уклончиво ответил доктор.
— Подобное вполне возможно, по крайней мере теоретически, — сказал Хэзелтайн. — Перенестись в будущее, раздобыть лекарство, может, даже не его образец, а саму формулу, запомнить ее, вернуться в настоящее и передать химикам нашего филиала. И все. Выглядит совсем просто, верно? Последствия действия наркотика дают способ обрести противоядие, найти новое, неизвестное вещество, которое заняло бы в метаболизме печени место йот–йот–сто восемьдесят. Но во–первых, такого лекарства может вообще не существовать. В таком случае путешествие в будущее ничего не даст. В конце концов, у нас еще нет никакого надежного средства даже против зависимости от производных опиума. Героин до сих пор нелегален и опасен, как и сто лет назад. Но мне приходит в голову еще одно, на сей раз более серьезное возражение. Я курировал все этапы испытаний йот–йот–сто восемь — десят и, честно говоря, считаю, что время, в которое попадает принявший наркотик, является фикцией. Не думаю, что это настоящее прошлое или будущее.
— Тогда куда же попадают люди? — спросил Эрик.
— Мы с самого начала утверждали, что это наркотик–галлюциноген, и были в том искренне убеждены. Реальность видений — отнюдь не критерий. Большинство их производит впечатление реальных, независимо от того, наркотик ли это, психоз, повреждение мозга или электрические импульсы, поступающие непосредственно в определенные области мозга. Как вы наверняка знаете, доктор, человеку, испытывающему галлюцинации, не просто кажется, что он видит, скажем, апельсиновое дерево. Он на самом деле его видит! Для него это ощущение так же реально, как для нас — присутствие в этой гостиной. Никто из людей, принявших йот–йот–сто восемьдесят и отправившихся в прошлое, не вернулся с каким–либо предметом. Никто не исчезает или…
— Не согласна с вами, мистер Хэзелтайн, — прервала его мисс Бахис. — Я разговаривала со многими, страдающими зависимостью от йот–йот–сто восемьдесят. Все сообщали такие подробности из прошлого, о которых, на мой взгляд, они понятия бы не имели, если бы на самом деле там не побывали. У меня нет доказательств, но я в этом убеждена. Прошу прощения, если помешала.
— Скрытые воспоминания, — раздраженно бросил Хэзелтайн. — Или, прости господи, прежние жизни. Возможно, реинкарнация все–таки существует.
— Если бы йот–йот–сто восемьдесят вызывал настоящие перемещения во времени, то он не был бы слишком хорошим оружием против ригов, — заметил Эрик. — С его помощью они могли бы больше приобрести, чем потерять. Так что вам остается только верить, что это лишь галлюцинации, мистер Хэзелтайн. До тех пор, пока вы намерены продавать йот–йот–сто восемьдесят правительству.
— Аргумент, апеллирующий к чувствам, — возмутился Берт. — Ваши возражения основаны на моих мотивах, а не на доводах. Удивляюсь вам, доктор. — Вид у него был подавленный. — Хотя, возможно, вы и правы. Ибо откуда мне знать?.. Я никогда не принимал этот наркотик. Мы никому его не даем с тех пор, как обнаружили, что он вызывает сильную зависимость. Нам остаются только исследования на животных, первые несчастные, принявшие его добровольно, и несколько недавних случаев, вроде вашей жены, которых сделали наркоманами лилистарцы. Ну и…
Он поколебался, потом пожал плечами и продолжил:
— Ну и естественно, мы даем его ригам в лагерях для военнопленных. Без этого невозможно было бы выяснить, как он на них действует.
— И как они реагировали? — заинтересовался Эрик.
— Примерно так же, как и люди. Полная зависимость, распад нервной системы, столь мощные галлюцинации, что реальность стала им безразлична. Чего только не приходится делать во время войны, — вполголоса добавил он. — А столько было разговоров о нацистах.
— Мы должны выиграть войну, мистер Хэзелтайн, — сказала Хильда.
— Да, — уныло согласился тот. — Вы чертовски правы, мисс Бахис. Совершенно правы.
Он уставился невидящим взглядом в пол.
— Дайте доктору Свитсенту запас наркотика, — напомнила женщина.
Хэзелтайн кивнул и полез в карман пальто.
— Держите. — Он протянул Эрику плоскую металлическую коробочку. — Йот–йот–сто восемьдесят. По закону мы не можем дать его вашей жене, не имеем права снабжать им известных нам наркоманов. Так что возьмите — естественно, это формальность — и сделайте с ним то, что сочтете нужным. В любом случае запаса в этой коробке хватит вашей жене до конца жизни.
Он продолжал смотреть в пол, не глядя Эрику в глаза.
— Вы не слишком довольны этим изобретением вашей фирмы, — заметил доктор и взял у него коробку.
— Доволен? — переспросил Хэзелтайн. — Конечно! Сомневаетесь? По мне незаметно? Знаете, как ни странно, хуже всего было наблюдать за ригами в лагерях, после того как они приняли наркотик. Пленные просто увядали на глазах. У них даже и речи нет о ремиссии. После первого приема йот–йот–сто восемьдесят они живут только им, и ничем иным. Галлюцинации их так… как бы это сказать? Увлекают?.. Нет, не то. Поглощают? Не знаю, но эти риги ведут себя так, словно попали в рай, который с клинической и физиологической точки зрения на самом деле является коварным адом.
— Жизнь коротка, — заметил Эрик.
— К тому же примитивна и отвратительна, — добавил Хэзелтайн, словно цитируя некий неизвестный источник. — Я не умею быть фаталистом, доктор. Возможно, вам везет, или вы просто умны. Одно из двух.
— Вы не правы, — возразил Свитсент. — Ничего подобного. В депрессии уж точно нет ничего хорошего, а фатализм — не талант, но затяжная болезнь. Через какое время после прекращения действия йот–йот–сто восемьдесят появляются признаки абстиненции? Иначе говоря, когда…
— Между приемом доз может проходить от двенадцати до двадцати четырех часов, — сказала мисс Бахис. — Потом дает о себе знать физиология, то есть отказ метаболизма печени. Это, скажем так, неприятно.
