Ильгар сглотнул слюну. Встал. Побрызгал в лицо теплой водой из глиняного таза и, утершись тряпицей, выбрался из хижины.
Солнце было в зените, над непоколебимо мощной и полноводной Нарью гулял ветер. Пахло чистотой, зеленью, жареной рыбой и лавровым листом. Десятник мог бы днями вдыхать эти ароматы.
Раздобыв травяного чая, копченого угря и ломоть черного хлеба, уселся на самый край настила и свесил ноги над шумящим речным потоком. Ел неспешно, наслаждаясь каждым кусочком. Наблюдал то за игрой мелкой рыбы в стремнине, то за тем, как на берегу речные люди разводят костер под большим чугунным котлом. Запахло смолой, зачадило. Плотогоны смолили днища лодок, вощили канаты, правили шесты и весла, перебрасывались шутками. Там были и женщины, и старики, и дети. Все выглядели счастливыми, яркими, живым. Никто из них не подозревал, что творится в глубине болот.
«Радуйтесь, что порча не затронула вас и ваших богов…»
Послышались тихие шаги. На Ильгара повеяло запахом ягод. Он оглянулся.
— Варлана? Ты все чаще на ногах. Я рад. Садись — раздели со мной трапезу.
Женщина осторожно опустилась на колени рядом с десятником. Отщипнула кусочек хлебного мякиша и отправила в рот. Ее глаза до сих пор хранили отпечаток безумия, а лицо покрылось морщинами.
— Спасибо.
— Ты говоришь это мне по двенадцать раз на дню, — отмахнулся Ильгар. — И не только мне — всем в отряде. Уймись, наконец.
— Вы спасли моего сына. Меня. Не оставили умирать в лапах… этого чудовища.
— Она не чудовище! — Ильгар дернул щекой. Но взгляд его снова коснулся глаз женщины. В них крылось больше, чем безумие. Десятник лишь порадовался, что не может разгадать тайну этих глаз.
«Забудь про Эланде. Пусть она не чудовище в твоем сердце, но для остальных — это монстр. Тварь, рожденная порчей».
— Расскажи, что было дальше? — попросила Варлана. Они частенько беседовали, пока Ильгар приходил в себя и не мог лишнего шага ступить. Женщина приносила уху, припарки и воду, а он рассказывал о злоключениях в болотах.
Она понимала, что воин говорит не с нею. Говорит сам для себя. И собеседник ему нужен исключительно молчаливый, внимательный, тихий, как мышка. — Ты ведь не собираешься и сегодня возиться с топором или шестом?
— Вечером намереваюсь посмотреть, как тренируются мои увальни, а пока с удовольствием поболтаю. Я ведь не часто говорю так много, ты заметила? Знаешь, не всегда нужно давать волю словам…
— Иногда — необходимо. Иначе голова лопнет от всего, что копишь в душе.
— Верно-верно! Ты права, Варлана. Тогда — слушай. — Он уставился вдаль, где изгибалась, скрываясь лесом, река. Заговорил:
— Дорога к Нарью заняла семнадцать дней. Быстро, говоришь, воротились? Да. Но вел нас загадочный филин. Кабы не он — шли бы дольше и еще неизвестно, добрались бы до реки или нет. Трижды схватывались с погоней — и трижды уходили, оставив за плечами утыканные стрелами тела рабов, посланных черными богами. Был улов и пожирнее! Существо, которое могло ползать под землей и вселяться в деревья. Оно возомнило о себе слишком много. Стрелы и рогатины быстро охладили его пыл. Мы взяли в плен этого бога… Ты говоришь, рассказывать обо всем? Без утайки? Хорошо. Гур, тот самый парень, что собирает для тебя в лесу шиповник, отрубил богу руки и ноги. Жестоко? Да, жестоко. Но он мстил за брата. Затем Дарующий отправил на костер демона, а силу его заключил в один из кувшинов. Знаешь, они ведь и вправду демоны! Ну не могу я называть богами тех, кто терзает смертных!
«Вкус мести, — так сказал Гур, слизнув с перчатки темно-зеленую кровь. — Брат бы улыбнулся, если бы увидел!»
Эльм-Крапивка дышал еле-еле, и даже травы и припарки ему не помогали. Яд сжег до корней его волосы, ослепил, лишил слуха и дара речи. Не буду скрывать: многие хотели прервать мучения Эльма, но Стебелек и Ковыль не дали.
«Он будет жить, либо умрет тогда, когда станет угодно природе, — говорили они. — Сталь не коснется его горла».
И, знаешь, эйтар жил. Мучился, ходил под себя — с ним возилась Тагль, омывала водой из более-менее чистых источников, поила снадобьями. Стоило лишь выбраться в леса — дыхание Крапивки выровнялось. Щеки порозовели. Чудо, говоришь? Ну, не знаю. Эйтары… они — эйтары.
Он по-прежнему походил на мертвеца, но, по крайней мере, понимал, что ему говорят, и даже сам порой просил воды или размоченного хлеба. А теперь — вон, видишь? Стоит и рассматривает водоросли! Лысый, как яйцо, окосевший на один глаз, а все туда же! Корешки и лозу обнюхивает.
А что — Дан? Твой сын показался себя молодцом. Глупый мальчишка! Но отважный, этого не отнять. И чудесный. На обратной дороге постоянно жаловался, что не может найти солнца, чтобы наполнить вазу. Я велел ему заткнуться — Альстед был постоянно где-то поблизости и натворил бы бед, прознай про все, что произошло в подземельях.
Это тайна, хорошо? Думаю, ты и сама понимаешь, что лучше хранить секрет и дальше.
Вот так мы вышли к Нарью. Брели вдоль русла четыре недели, пока не добрались сюда. Разожгли костер на противоположном берегу — ты ведь первая его заметила, правда?
На том и конец нашему походу в Плачущие топи…
Демоны меня заберите, как же приятно видеть солнце и небо! Что, Варлана? Ты со мной согласна?
— И все-таки ты что-то утаиваешь.
Альстед походил на подкрадывающегося к горшочку со сметаной кота. Он одолевал Ильгара вопросами каждый день, уловками пытался заставить противоречить самому себе, выуживал подробности, цеплялся к каждой мелочи. На что способны черные боги, какие цели преследуют, что у них за способности и можно ли провести Армию в болота? Приходилось рассказывать правду касательно всего, умалчивая лишь о помощи Эланде и семенах с цветком.
— Стратегические детали я изложу в своем рапорте, — спокойно отвечал Ильгар. — Про остальное было говорено. И не раз. Зачем толочь воду в ступе?
— Мне непонятно, как ты умудрился улизнуть, когда сотни воинов сгнили в плену, — Дарующий потер указательным пальцем несуществующее пятно на плаще. — Ты не особо умен и не выделяешься силой. Солдат как солдат. И все-таки — сбежал. Откуда знать, что ты не заключил предательский договор с черными богами?
— Я уже говорил, что побег — счастливый случай, не более. Здесь нет моих заслуг. Влага и время сделали свое дело. Под слоем мха на стене выкрошилась кладка. Мы осторожно расширяли по ночам трещину, пока первый из нас сумел протиснуться. А потом — бросились бежать, куда глаза глядят. Поднялась суматоха! Я сбился с пути — да я его и не знал вовсе! — и провалился вниз, в коридоры. Блуждал, не ведаю сколько времени. Наверное, сгинул бы там вовсе, но появились парни. И филин.
