Луицци подошел к нотариусу, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног: ведь если он примет предложение госпожи Пейроль, он, может быть, обречет себя на еще более беспросветную нищету, чем в противном случае; если она не получит приданого, то его ждет тот самый еще худший вариант, которым угрожал Дьявол. Он облокотился на стол, чтобы не упасть, и увидел рядом с текстами брачных договоров большой запечатанный конверт, в котором, по-видимому, и находилась дарственная на два миллиона.
— Вот здесь, — сказал нотариус, ткнув тонким пальцем в один из контрактов, — читайте.
Голова Армана кружилась, перед глазами все расплывалось, и он не смог прочитать ни строчки.
— Возьмите мои очки, — поспешно пришел на помощь нотариус, — вам будет лучше видно, господин барон.
Безо всяких церемоний он водрузил очки на нос Луицци, продолжая в то же время показывать ему на какое-то место в тексте. Но, едва сосредоточив глаза на документе, Арман обнаружил, что очки Сатаны вновь придали ему ту магическую силу видения, которая позволила ему когда-то прочесть историю Генриетты Бюре сквозь стены и ночь. Все присутствовавшие с тревогой наблюдали за Луицци; наклонившись, он взглянул на дарственную, и сквозь плотную бумагу конверта прочел искомое: Риго отдавал два миллиона в приданое Эрнестине Турникель, внебрачной дочери Эжени Пейроль, в девичестве — Турникель.
— Ну-с, согласны вы или нет? — в третий раз спросил Риго.
Луицци упал на стул нотариуса и ответил:
— Нет.
Эжени вскрикнула от стыда и отчаяния, охотники за приданым издали радостный клич, а что касается Риго, то он повторял вне себя от ярости:
— Нет? Ах, вы говорите «нет»? Нет… Это мы еще посмотрим… Ну что ж, Эжени, выбирайте себе другого мужа. Господа согласятся — будьте уверены.
— Теперь мой черед сказать нет, — выпалила Эжени. — Отдайте ваши деньги, дядюшка, моей дочери, а меня отправьте в какую-нибудь дальнюю деревню.
— Вот как? Не выйдет, я тоже скажу нет! — запальчиво закричал Риго. — Или у каждой из вас будет по мужу, или не получите ни су!
— Я предпочитаю нищету, — стояла на своем Эжени.
— А я оставлю при себе свои кровные!
— И ради Бога. Дядюшка, я еще не разучилась зарабатывать собственными руками, не волнуйтесь — прокормлюсь как-нибудь.
— Вот и отлично, — поддержала ее Жанна, — а я буду тебе помогать.
— Ах, — закричала Эрнестина, — какая подлость!
— Эрнестина! — ахнула Эжени.
— Да, сударыня, это подло, подло и еще раз подло! Разве не хватит с меня прозябания в нищете и убожестве, без имени и без будущего? В детстве с позором меня гнали отовсюду! Вы отказывали мне даже в знакомстве с отцом, человеком знатным — я знаю! А теперь своим отказом вы отнимаете у меня единственный шанс на имя и состояние — как это подло с вашей стороны!
— О-о! — запричитала Эжени, обхватив голову руками. — Эрнестина, дочь моя, доченька!
— И ты терпишь, что этакая закорючка вот так с тобой разговаривает! — возмущенно подхватила Жанна. — Оскорбляет еще! Эх, у меня бы она другую песню запела…
— Сударыня, — огрызнулась Эрнестина, — вам-то что от меня нужно? Я вас и знать не знаю.
— Ах, паршивка, не знает она меня! — заверещала старая Жанна. — А когда твоя мать, вместо того чтобы отдать тебя, как все, к чертям собачьим в приют, работала не покладая рук, чтобы тебя же, змеюку неблагодарную, прокормить да приодеть, кто тебя тогда холил-лелеял, кто нянчил тебя вместе с кормилицей, отродье ты приблудное?
— Ах, это я-то приблудная? Раз так, — не осталась в долгу Эрнестина, — то это не мой грех. У матушки спросите, каким ветром меня надуло!{304}
— О, горе мне, горе! — Эжени согнулась от отчаяния и удушающих рыданий. — О, горе, горе!
— Здесь нет ни одного порядочного мужика, — заорал вне себя Риго, — за которого можно отдать порядочную женщину!
В этот момент Армана охватило желание подбежать к Эжени, встать перед ней на колени и расцеловать ее руки; он уже приподнялся с кресла, но Дьявол, ткнув пальцем в дарственную, оборвал его:
— Ты читай, читай лучше.
И Луицци рухнул обратно на указанное ему место. Зато адвокат в мастерском прыжке поймал посланный Риго мяч, понимая, откуда идет его ярость:
— Сударь! Будь Эжени Пейроль хоть бедной, хоть богатой, но здесь найдутся честные люди, готовые предложить ей руку и сердце!
— Конечно, — выкрикнули в один голос клерк и приказчик, вскочив с места, — конечно, найдутся!
— И я тоже не против, — послышался голос Малыша Пьера.
— Эжени, послушай меня, — сказал старый Риго. — Выбери мужа из тех, кто здесь; эти господа не так уж плохи, как я сначала думал, они даже чем-то мне по душе…
— Нет, дядюшка, нет! Слишком уж все отвратительно, Господь мне свидетель!
— Просите прощения у матушки, — шепнул граф де Леме Эрнестине, — или мы погибли.
Эрнестина застыла в нерешительности; Луицци наблюдал за происходящим и, повсюду узнавая руку Дьявола, тихо сказал ему:
— Ты был прав: бедная мать, лучше не скажешь.
— Погоди, хозяин, то ли еще будет, — хмыкнул в ответ Сатана.
Тут Эрнестина подошла к Эжени, встала на колени и очень-очень трогательным голосом, но с сухими и жесткими глазами, проговорила:
— Простите меня, матушка… какое-то минутное помешательство, не иначе… Должно быть, это любовь… Я совсем потеряла рассудок… Вы сами, верно, знаете, до чего может довести сильная страсть.
— Замолчи, замолчи, несчастная! — ответила Эжени. — Не оскорбляй меня своими мольбами, как оскорбляла злобой. Раз уж Бог дал мне жизнь лишь затем, чтобы я жертвовала ею ради других, я отдам ее до конца; раз уж нет другого пути, то придется мне положить свою жизнь на алтарь твоего счастья.
Умолкнув, она обернулась к адвокату, собираясь с духом, но тут, казалось, силы оставили ее, и она еще раз с надеждой взглянула на Луицци; в ее глазах светилось последнее предложение человеку, у которого, как она считала, сохранилась хоть капелька совести, раз он смог отказаться. Но Дьявол опять издал свой противный смешок, и Луицци опустил глаза.
— Сударь, — обратилась тогда Эжени к адвокату, — желаете ли вы взять меня в жены?
— Да, сударыня, — ответил господин Бадор, — и Бог мне свидетель — как я буду почитать и уважать вас до конца дней своих!
— Ну вот и хорошо, — крякнул Риго, — сказано — сделано. А теперь, господин нотариус, вскройте конверт с дарственной; я буду придерживаться ее положений в любом случае, женятся они или нет, а тот, кто будет недоволен, может проваливать. Читай, чернильная твоя душа, читай.
Нотариус не спеша взял в руки конверт и сломал одну за другой пять печатей. Он делал все нарочито медленно, словно задавшись целью вытянуть все жилы из женихов; клерк и приказчик, лично уже не заинтересованные, потешались вовсю над перекошенными физиономиями счастливцев, а Луицци с грустью смотрел на несчастную Эжени, закрывшую лицо руками. Нотариус тем временем торжественно развернул лист бумаги, а потом, взяв в руки очки, начал тщательно их протирать.
— Отлично, отлично, — одобрительно отозвался Риго, — спешка нам не впрок; все будет, господа, все будет.
Наконец нотариус водрузил очки на нос и, прокашлявшись как полагается, прочел дарственную, из жестокой любви к порядку не пропустив ни слога этого варварского протокола, пока не дошел до пресловутой статьи, гласившей, что Риго отдает в приданое два миллиона франков, в настоящее время хранящиеся на счету во Французском банке, своей внучатой племяннице Эрнестине Турникель, внебрачной дочери Эжени Пейроль.
Эрнестина испустила радостный крик, граф де Леме припал к ее ногам, а госпожа де Леме сжала обоих в материнском объятии непомерно удлинившихся вдруг рук. Эжени обронила слезу и сказала господину де Бадору:
— О, сударь, простите меня…
— Ах, оставьте, оставьте, сударыня, у меня в кармане лежит неплохой документик, по которому с этого момента граф де Леме должен вам пятьсот тысяч франков.
— Как? — закричала на жениха Эрнестина. — Вы посмели распоряжаться моим приданым?
— А если бы оно досталось не вам? — усмехнулся адвокат.
— Мы еще оспорим содержание этого документа, — взъерепенился пэр.
— Оно в полном порядке как по содержанию, так и по форме.
— А это мы еще посмотрим!
— Ну хорошо, хорошо, — вмешался Риго, — в конце концов, вы можете и не жениться, если не хотите. Что сделано, то сделано, и приданое будет дано так, как предписано дарственной.
— Если, конечно, господин де Леме признает законность соглашения, — ухмыльнулся адвокат.
— Не вздумайте! — опять крикнула на будущего мужа Эрнестина.
— Это нечестно! — сказал граф. — Расписку вырвали у меня обманным путем!
