— Не вздумайте! — опять крикнула на будущего мужа Эрнестина.
— Это нечестно! — сказал граф. — Расписку вырвали у меня обманным путем!
— А как насчет моих десяти тысяч? — поинтересовался клерк.
— Как?! Еще?! — заверещала Эрнестина.
— И моих, — добавил приказчик.
— И, по всей видимости, барона, — расплылся в улыбке Риго.
— Я лично не участвовал в этой грязной дележке, — возразил Луицци.
Нотариус оборвал поднявшийся гвалт столь едким и громким на этот раз смехом, что все тут же умолкли, приготовившись слушать.
— Однако, господа, я ведь не закончил еще чтение документа, — напомнил он, — слушайте дальше. Так вот, вышеуказанная сумма будет вложена в государственные облигации под пять процентов годовых.
— Недурственно! — тут же подсчитал приказчик. — Облигации у нас сейчас идут по сто десять, так что в сумме это составит девяносто девять тысяч девятьсот девять франков и девять сантимов в год{305}.
— Я бы предпочел вложить их в ипотечный банк, — задумчиво ковырнул в носу клерк.
— Тише, тише, господа, — раздраженно шикнул на них граф де Леме, — дослушаем же до конца.
— Вышеуказанная рента, — продолжил нотариус, — будет выплачиваться как узуфрукт{306} от суммы в два миллиона франков госпоже Эжени Пейроль, в девичестве — Турникель, до конца ее дней; ее же дочь, Эрнестина Турникель, обладает правом собственности без права пользования доходами от нее.
— Просто восхитительно! И до чего же умно придумано! — воскликнул адвокат.
— Очень даже глупо, — возразил граф, — а на что же мы будем жить «до конца ее дней»?
— У вас есть расписка на полмиллиона, — сказал клерк. — Господин Бадор только что так ее расхваливал…
— Да-да, — вспомнил пэр, — неплохая была сделка.
— Она недействительна, — тут же отозвался адвокат. — Ведь я даже не коснусь этих денег, они ваши, так что извините.
— Мошенник!
— А вы — жалкий нищий!
— Ну-с, — громовым голосом заглушил их перепалку Риго, — говорите, ваше сиятельство, согласны ли вы жениться на таких условиях? Да или нет?
— Ну и ну, — забегал по комнате пэр, — ведь один Бог знает, сколько придется ждать эти два миллиона… Прекрасная, конечно, перспектива, но очень уж отдаленная…
— Ах, сударь! — возмутилась Эрнестина. — Вот она какая, ваша любовь!
— Но, барышня, — пробормотал граф, — сами подумайте — ведь ваша матушка слишком молода.
— Какой ужас! — вскрикнула Эжени.
— Не переживайте вы так, — обеспокоенно шепнул ей адвокат, — а то, неровен час, заболеете…
Эжени отвернулась от него и встретила ничего не выражающий, словно помутненный головокружением взгляд Луицци. В этот момент Риго опять рявкнул:
— Ну так что, господин граф, согласны вы или нет?
Граф никак не мог решиться, и нотариус вкрадчиво шепнул ему:
— Ваше сиятельство, госпожа Пейроль и в самом деле молода, но вот бабулька уже давно на ладан дышит; стоит только немножко умаслить ее — и ее миллиончик достанется вам, не пройдет и пары годков.
— Верно, — поддакнула Эрнестина.
— Я согласен, — выдохнул граф.
— Не подать ли лошадей столичным франтам? — тут же спросил Малыш Пьер.
— Хоть бы тебя черти унесли! — ответил клерк.
— Этого ему не миновать, — заметил нотариус.
— Черт бы вас побрал всех и меня вместе с вами! — вскричал взбешенный приказчик.
— Это его долг, — ухмыльнулся нотариус, — и он его с удовольствием выполнит. Прекрасно, господа, — продолжил он, — но мы еще не закончили. Нам предстоит еще узнать, кого выбрала госпожа Турникель.
— И правда. — Малыш Пьер выдвинулся на первый план, галантно выпятив грудь.
— Я лично в этом не участвую, — заявил приказчик.
— И у меня что-то пропало всякое желание жениться, — сказал клерк.
— В таком случае, остаются только двое, — подвел итог нотариус, — Малыш Пьер и барон де Луицци.
— Я?! — перекосился Арман.
— К месту было бы отметить, — нотариус до такой пронзительной ноты возвысил голос, что заглушил всякое шушуканье в гостиной, — что брачный договор госпожи Турникель составлен исключительно в пользу жениха. Ибо ее миллион не определен в качестве приданого; она как бы признает, что это деньги будущего мужа, откуда следует, что ее счастливый супруг может распоряжаться этим миллионом целиком по своему усмотрению.
— Но это же совсем другое дело! — воскликнул приказчик.
— Да, это круто меняет положение, — подтвердил клерк.
— Вовсе нет, — сказала старуха, — вы оба мне отвратительны, так что до свидания, господа пижоны{307}.
— И правильно, — расправил плечи Малыш Пьер, — брысь, вертихвосты! Не про вас красавица Жанна!
— Что да, то да, — продолжала госпожа Турникель, — и чтобы моя внучка не очень-то заносилась, раз стала графиней, то меня вполне устроит титул баронессы.
— Вот как, — огорченно вздохнул форейтор, — что ж, прощайте, Жанна. Вы пренебрегаете старой дружбой — смотрите, как бы вам потом не пожалеть.
Притворившись, что уходит, он вдруг резко обернулся:
— Кстати, дон барон из берлины о четырех лошадях, совсем забыл! Я же не отдал вам письмо от того сухаря в черном платье. Затерялось где-то в кармане…
Малыш Пьер бросил конверт на стол, и Луицци принялся за чтение. Тем временем в гостиной все бурлило: адвокат пытался успокоить Эжени, а граф де Леме громко переругивался с Эрнестиной из-за уплывающего из рук бабушкиного наследства. Вот что прочел Луицци:
«Сударь, вынесено судебное решение о вашем задержании, подлежащее немедленному исполнению: вы задолжали сто тысяч франков. Все необходимые меры для ареста приняты, местные органы власти поставлены в известность. Прошу уплатить мне сумму, причитающуюся с вас по приговору, или явиться лично ко мне в Мур, если не желаете испытать все неприятности публичного ареста и скандала.
Лалоге, коммерции инспектор{308}
».— Миллион! — закричал нотариус, словно желая угомонить общество. — Миллион, вы понимаете, миллион франков, который переходит во владение и полное распоряжение будущего супруга.
— Ты окончательно отказываешься, Малыш Пьер? — спросил Риго.
— Она не хочет меня, неблагодарная, — жалобно прохныкал форейтор.
— Не уходи пока, малыш; если уж не суждено мне стать баронессой, тогда стану крестьянкой, не одно — так другое!
— Прекрасно сказано, — подметил нотариус, — не одно — так другое — в этих словах участь большинства людей, ведут ли они полный радости образ жизни или же гниют в Сент-Пелажи!{309}
— Ну-с, — насупился Риго, — господин барон, вы что, уснули? Выбирайте: или вы мой деверь, или же я сажаю вас в кутузку. Ибо предупреждаю вас: поскольку переводной вексель ни в чьих иных руках, как в моих, то я могу сказать вам заранее, в каких местах вам предстоит провести ближайшие пять лет, если сейчас откажетесь. Согласны? Раз…
Барон вцепился ногтями в грудь.
— Два…
Барон в бешенстве разодрал себе кожу.
— Три! Последний раз спрашиваю, согласны?
— Да!!! — крикнул барон, поднимаясь с места и глядя вокруг с такой угрозой в глазах, что никто не посмел не то что засмеяться, но и пикнуть.
— Тяжело же ему это далось, — тихо крякнул Риго.
— Не так тяжело, как я ожидал, — задумчиво молвил нотариус.
VII
Головокружение
— Дело сделано, господа, — объявил Риго. — Прошу к столу, господа, прошу. Нас ждет торжественный ужин, на который я пригласил всех знатных и богатых помещиков округи. К столу! И пусть женихи возьмут под руку невест; представление должно пройти по всем правилам!
Господин де Леме подал руку Эрнестине, адвокат — Эжени, а замыкал шествие барон де Луицци под ручку с госпожой Турникель. Арман шел словно пьяный, не понимая, что делает и что говорит. За стол его посадили между будущей супругой и неким господином лет тридцати по имени де Карен. Ужин только начинался, когда Луицци услышал, как его сосед тихо сказал графу де Леме:
— Ну как, друг мой, выгорело дельце?
— Не так уж, чтобы очень. Два миллиона, но только после смерти тещи…
— Это мой случай, только наизнанку. Вы ждете богатство, а я — пэрство.
— Да, похоже, — вздохнул граф.
Луицци прислушивался, кругом усматривая подлость и тем самым надеясь оправдаться в собственных глазах за собственное гнусное поведение; нотариус же весело выкрикнул:
— Давайте выпьем! Кто-нибудь составит мне компанию?
— Конечно, черт побери! — поддержал его господин де Карен. — После сделанной глупости нет ничего более светлого и прекрасного, чем надраться до потери пульса.
