В эту ночь почти без потерь мы не только освободили Почаевскую лавру совершенно неповрежденною, но, спрямив фронт корпуса, настолько сократили его, что явилась возможность иметь в каждой дивизии по полку в резерве и в каждом полку, чередуя, выводить по батальону в частные резервы, что значительно облегчило службу войск.
На донесение об этом нашем успехе из штаба армии ничем не отозвались, как будто не уяснили себе его значения. Может быть потому, что с виду он достался совсем легко, а может и потому, что как всегда в моем донесении не было ни одного рекламного слова.
Так дожили мы до начала лета 1916 года, когда у союзников создалось очень тяжелое положение на Итальянском фронте. Итальянский король письмом просил государя императора о выручке. И как в 1914 году, по первой телеграмме о помощи генерала Жоффра Верховный главнокомандующий повелел начать общее наступление, не ссылаясь на нашу неготовность, так и в 1916 году государь император повелел войскам Юго-Западного фронта перейти в наступление.
На запрос штаба армии, где бы я предполагал произвести прорыв, я представил следующий проект: прорвав фронт австрийцев на участке д. Баранувка – Пиотрувка, вести удар на Заложце, овладев которым, прочно стать на р. Серете. Далее развивать действия по обстоятельствам. План действий был тщательно разработан, для прибывающих дивизионов тяжелой артиллерии построен прикрытый путь, по которому они прошли совершенно незамеченными со стороны противника. Подступы к намеченному для прорыва участку были мною тщательно обследованы совместно с инспектором артиллерии 11-й армии,[334] начальником 34-й дивизии генерал-лейтенантом Стремоуховым[335] (генерал-лейтенант Гутор незадолго перед тем был назначен командиром 6-го корпуса), полковниками артиллерии Васильевым и Рахминым.
За этой работой мы провели четыре часа в Верещакском лесу, переходя с участка на участок, местами всего в нескольких стах шагов от австрийских окопов. Мы сами не произносили ни одного громкого слова, в австрийских же окопах были слышны разговоры. В течение всего времени, проведенного нами в лесу, не раздалось ни одного орудийного, ни одного ружейного выстрела. При такой же тишине мы покинули Верещакский лес и разъехались по своим местам. Но не успел я доехать до д. Хотовицы, как со стороны австрийцев начался артиллерийский огонь, вскоре принявший характер ураганного. Сойдя с автомобиля, прошел на телефонную станцию и приказал запросить: по какому участку стреляют? Последовал ответ: «Не прошло и получаса после вашего отъезда, как австрийцы открыли огонь по Верещакскому лесу и ведут его все с возрастающим напряжением». Обстрел леса продолжался свыше двух часов, затем постепенно затих.
В разработанном плане была одна слабая сторона – необходимость выставления сильного заслона против Подкамня для прикрытия правого фланга корпуса при продвижении с участка Баранувка – Пиотрувка на Заложце в юго-западном направлении. Ввиду этого на совещании у командующего 11-й армией, изложив план выработанных действий, я просил, чтобы для усиления удара на Заложце одновременно с нашей атакой с линии Баранувка – Пиотрувка был бы произведен удар на Заложце по шоссе Мшанец – Заложце 6-м корпусом,[336] силами не менее одной бригады, в помощь которой я обязался прислать один из приданных мне дивизионов тяжелой артиллерии.
План был всеми одобрен и тут же по прямому проводу передан начальнику штаба Юго-Западного фронта для доклада главнокомандующему.
От главнокомандующего получил неожиданный ответ:
– Я просил разработать один сильный удар, в мне взамен того предлагают два слабых.
Очевидно, получилось какое-то недоразумение, и я просил передоложить главнокомандующему, что предлагается одновременный удар на Заложце с двух точек и такой удар всегда сильнее удара, веденного с одной точки. Получился вторичный ответ:
– Главнокомандующий предоставляет решение вопроса на полную вашу ответственность.
Как только было произнесено роковое слово «ответственность», картина совещания сразу изменилась. Все стали колебаться, командующий армией, несмотря на мое заявление, что я все беру на себя, колебался и не давал решающего ответа. Пока раздумывал командующий армией, командир 6-го корпуса генерал-лейтенант Гутор, которого, по-видимому, не удовлетворяла второстепенная роль, отводимая его корпусу, неожиданно внес совершенно новое предложение:
– Раз главнокомандующего не удовлетворяет удар, предложенный командиром 7-го корпуса, то я предлагаю произвести прорыв в районе вверенной мне части в районе деревень Гладки и Воробьювка. Германцы с этого участка ушли, и можно рассчитывать на успех.
Такое предложение со стороны генерал-лейтенанта Гутора меня больше чем удивило. Позиция Гладки – Воробьювка уже дважды была атакована войсками 6-го корпуса, оба раза неудачно, и при этих атаках корпус потерял свыше 30 000 человек. Атаковать этот участок теми же войсками в третий раз значило идти на верную неудачу. Тем не менее командующий сейчас же ухватился за это предложение и утвердил его, несмотря на то, что я на совещании высказал изложенные выше соображения, а после совещания еще раз пытался, уже как товарищ, всеми силами отговорить его от этого рокового шага.
Позиция Гладки – Воробьювка была атакована. Как всегда, каждый день доносилось о доблестных атаках, были захвачены три высоты, но на восьмой или девятый день обессилевшие войска отошли на свои исходные места. Корпус даром потерял свыше 16 000 человек, и сам генерал-лейтенант Гутор, неосторожно подъехав в автомобиле к наблюдательному пункту, был ранен в руку.
Жестокие бои под Луцком и Ковелем не дали положительных результатов.
Так туго началось Брусиловское наступление 1916 года. Но затем, все более и более расширяясь, оно переходило от успеха к успеху и закончилось полным разгромом австрийских войск. Действия 40-го и 5-го[337] армейских корпусов, особенно 40-го, увенчалось полным успехом. Когда затихли бои на фронте упомянутых корпусов, я получил предписание: 20 июля начать форсирование р. Серета на участке деревень Ратыще – Заложце – Вертелка.
Предстояло форсировать реку, вброд непроходимую, на определенном участке, причем противоположный берег был укреплен и прочно занят. Положение еще усугублялось тем, что присланная тяжелая артиллерия была не в порядке, и на второй день боя командир дивизиона заявил о необходимости отвести часть с позиции, чтобы исправить орудия, пока они совсем не откажутся от службы. Такого разрешения я, конечно, дать не мог, но, входя в его положение, разрешил снимать орудия по очереди и производить необходимые исправления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
