— Вот тебе за Апостола, вот тебе за Гюста. Вот тебе… — Он называет имена, одно за другим, и один за другим падают «справедливые». И каждый раз, когда «справедливый» падает, Поль говорит: — Так! Так!
Один Джулиан вне игры. Не умеет ни вступить в драку, ни загородиться от толкающих его.
Роботы тоже нападают на «справедливых» с аппаратами. Но как разительно отличаются их действия от действий людей! Автоматизм движений делает их менее мобильными.
— Сынок, давай! — крикнул Поль совсем как Григорий. — Покажи им! — Дал ему шприц и бутылку с жидкостью.
И Джулиан очнулся. В одной руке сжимая шприц и бутылку, выхватил пистолет. Дрожащей рукой навёл на одного из «справедливых», выстрелил, навёл на другого, выстрелил.
— Что ты делаешь?! — закричал в ужасе Поль. И в тот же миг раздался спокойный голос Властителя:
— Прекратить побоище, иначе всем грозит гибель. Сейчас произойдёт взрыв. — И сам Будимиров очутился в центре цеха.
Глава пятнадцатая
Удар в сердце был такой сильный, что она выронила руку Леры из своей. Мельтешат лица перед глазами: восторженное — Жоры, подхватившего ребёнка, счастливое — Леры. Сталкиваются возбуждённые голоса: «Спасибо», «Сын!», «Жора?!» А она вдруг ощутила себя сиротой. Адрюши больше нет. Оборвалась между ними светящаяся нить, что соединяла их столько лет, с самой их первой встречи в школьном коридоре. Убили? Превратили в робота? Как пьяная, Магдалина пошла из больнички. Её догоняли голоса, бились ей в спину.
Догнала Гуля.
— Что случилось? — спросила растерянно. — Ты не рада?
— Погиб мой муж, — не справилась она с собой.
— Почему ты так решила? Откуда ты узнала? Никто не приходил! — заспешила Гуля скороговоркой. — Я знаю, ты говоришь о внутренней связи, я знаю, я понимаю… но бывают ошибки… ты подожди… ты потерпи. Я скоро вернусь.
Хотела остановить, но Гуля уже исчезла, а к ней чуть не бежал Григорий. Подхватил её под локоть и повёл к столовой.
— Обошёл ваше королевство. Жду тебя. Боюсь, ты снишься мне. Что случилось? Жив ребёнок? Тебе плохо? — В столовой брат попросил принести чаю и стал поить её с ложечки, как поил маленькую, когда она прибаливала. И тоже, как Гуля, без передышки говорил: — Сейчас пройдёт. Бывает. Ни с того ни с сего. Я понимаю. Боюсь спрашивать: что-то случилось…
Тёплый чай в самом деле помог.
— Его больше нет, — смогла, наконец, сказать. — И как теперь жить? И зачем?
Было странно пусто в их городе. Дети занимались в школе. Лишь Ксения читала вдалеке. И вдруг Ксения сказала:
— Все наши уже там! — Она показала наверх. — Афанасий молится за них.
— Алина не вернулась, — не услышала Магдалина Ксению.
В эту минуту к ней подбежал Джин, потёрся о ногу. Магдалина взяла его на руки. И он принялся лизать её, как совсем недавно лизал Ростика. Кажется, Ростик пошёл на поправку.
Что теперь дальше?
— Пойдём к Афанасию, — позвала её Ксения.
Но она чувствовала себя настолько пустой, и так холодно ей было от потери серебряной нити, что она беспомощно смотрела на Ксению. Между тем Джин обнял её лапами за шею и припал как ребёнок. От него шло тепло, но пустоту не заполняло.
— Здравствуй, мать! — Около неё Эдик.
Она непонимающе смотрит на него.
Когда-то Карел назвал Эдика «фигурным». И прежде всего, в самом деле, видишь плечи и тонкую талию. Но это в первую секунду, а потом сразу втягиваешься в его мир. Не просто части света, разнообразие почв, внутренние органы человека, химический состав крови или тычинки с пестиками… география и биология Эдика — решение сложнейших задач и собственных проблем каждого. «Что происходит с тобой, когда нарушаются биоритмы?», «что происходит с тобой, когда попадаешь в непривычный климат?» Тут не только надо хорошо знать законы организма, тут надо уметь анализировать и соединить совершенно разные науки в одно. Магдалина прозвала Эдика «Интеллект на ножках». Девчонки их города поголовно были влюблены в него. Но он, казалось, не замечал ни восторженных взглядов, ни записочек. Загадка, не человек. Сейчас Эдик стоит перед ней.
— Я ушёл с верхнего этажа, — говорит он горестно. — В твоей душе происходит что-то похожее на то, что происходит со мной. Я открыл тайну Будимирова. Не смотри на меня так удивлённо. Он устал жить так, как живёт. Его жадность к знаниям, жажда власти удовлетворены. Он не может справиться с собой. Развлечения, реализация всех желаний приелись ему. Ему нравится решать задачи и проводить эксперименты, но и от них он перестал получать то удовольствие, которое получал раньше. — Эдик погладил Джина и сказал: — Тебе стало легче, мать?
— От Джина или от твоих слов? — спросила она.
— Думаю, тебе сильно помог Джин.
— Как ты сумел выбраться оттуда?
— Легко. Его лечащий врач оказался моим приятелем. Мы вместе учились в университете. Всё в жизни, мать, состоит из кажущихся совпадений, на самом деле — из закономерностей. Мне нужно было попасть наверх и встретиться с Петькой.
— Я думала, те, кто наверху, имеют всё, что им надо, и никогда не предадут Будимирова.
— С одной стороны, да, они имеют всё, что только может захотеть человек. Но, с другой, они не люди. Они слуги. И они унижены. В этом и есть ключ к разгадке его постоянных приступов: он совсем одинок. О, у него страшные приступы! Он никого и ничего не видит, мечется, как разъярённый тигр в клетке. И успокоить его невозможно. Он болен душой.
— Он — убийца, — тихо говорит она.
— Да, мать, он убийца. Но он и самый несчастный из всех, кого я когда-то знал. И его можно остановить.
— Как?
— Если ты дашь мне право, я вернусь туда и в момент приступа — с помощью Петьки — препровожу его в храм.
— Ты что-то рассказал Петьке? — испугалась она.
— Посмотри на меня внимательно, мать. Я похож на человека, который может предать то, что составляет смысл его жизни?
— Тогда почему ты думаешь, что Петька поможет тебе?
— Но он же помог мне сейчас уйти оттуда!
— А ты уверен, что за тобой нет слежки?
— Как в том, что вижу тебя. Петька сам провёл меня через Учреждение. Петька дал мне вот этот пропуск. Петька — счастливейший и несчастнейший человек в мире.
— Почему?
— Потому что с детства дороже всего для него — свобода. Потому что он не имеет возможности заниматься тем, без чего нет его.
— Что же это?
— Исследованием крови и спасением мира от рака. Так разрешишь ты мне сделать то, что я считаю своим долгом?
Во всё время разговора Григорий молчал, а тут спросил:
— Что вы делали наверху, кроме общения с Петькой?
