Цитра оказалась напротив меня, кладя руку на свое бедро и смеряя меня игривым взглядом, однако улыбки на ее губах я так и не увидела.
— Зачем ты здесь?
— Я ищу силу, чтобы спасти друзей, — на удивление, мой голос не дрогнул.
— И это все? — разочарованно хмыкнула жрица и, казалось, вспыхнула гневом. — Я не поведу свое войско ради тебя. Мне нужен воин, готовый отдать жизнь за мой народ.
— Я пролила достаточно крови в доказательство своей преданности… — процедила я, чувствуя, что тоже начинаю закипать.
— Мало пролить кровь сотни жалких пешек, если король до сих пор жив и порабощает тела и души ракъят, — чуть ли не шипя, ответила жрица.
— Тогда я пойду против короля, — твердо настояла я, сжимая кулаки.
— Очень смешно.
Она усмехнулась мне в лицо, вновь смеряя ироничным взглядом, и развернулась, чтобы уйти, напоследок махнув рукой.
— Уходи!
Внутри меня вспыхнула ярость. Все слабости были задеты за живое, и я не могла вот так просто упустить свой последний шанс на спасение. И на спасение не только друзей, но и на спасение своей потерянной, запутавшейся души…
— Он доверяет мне больше, чем когда-то вам всем здесь вместе взятым! — выкрикнула я, и эти слова заставили Цитру замереть на месте, как вкопанную.
Она обернулась ко мне, недоверчиво заглядывая мне в глаза.
— Ваас? — еле слышно сорвалось с ее губ.
— Я готова на все, чтобы спасти себя и вас всех от этого безумия! — процедила я, буквально дрожа всем телом.
Мне было необходимо, чтобы Цитра верила мне. И мое дерганное состояние и огонь, отражающийся в глазах, возымел должный эффект: жрица неспешно вернулась ко мне, хитро оглядывая меня с ног до головы, словно обдумывала мои слова и дальнейший план действий. Ей было сложно поверить в то, что спустя столько лет ее жестокий холодный брат смог бы довериться кому-то настолько, что легко подпустил бы к себе и к своим душевным скелетам. И ее можно было понять: если и я когда-то отказывалась верить во что-то подобное, то можно было представить, какие сомнения одолевали сестру пирата в тот момент…
— У тебя есть семь дней, чтобы доказать, что ты достойна получить силу и мое доверие, — вдруг произнесла она, хитро сощурив подведенные хной глаза. — Возвращайся, когда завершишь татау, девушка, и мы поговорим…
Я проводила удаляющуюся жрицу испепеляющим взглядом. Когда Цитра скрылась в стенах храма, я почувствовала, как на плечо ложится холодная рука Сары.
— Цитра заметила твой пыл, а, — усмехнулась девушка, но заметив гнев в моих глазах, спросила. — Ты как?
— Нормально, — бросила я, сбрасывая ее руку с плеча и направляясь прочь. — Уже привыкла вечно что-то доказывать этой ебнутой семейке…
***
Неделю спустя
Ради чего?
В голове вертелась лишь одна мысль, пока ноги неспешно ступали вглубь главного храма, а на лице чувствовался жар от факелов. В мыслях мелькали тяжелые воспоминания прошедшей недели, но внутри больше ничего не ощущалось: ни боли, ни чувства вины, ни страха, ни крика совести. Даже внутренний зверь не давал о себе знать: он был обессилен, замучен до смерти… Был только немой вопрос.
Ради чего?
Апатия. Я вновь вернулась в состояние полнейшей обособленности от всего, что происходит вокруг. Я смотрю вперед и не вижу ничего, кроме пустой и бесконечной темноты. Я истратила свои силы и силы внутреннего зверя, я потеряла контроль над телом и разумом, я потеряла себя в этой непрекращающейся погоне за спасением, и как иронично было осознавать, что для спасения своей души мне требовалось уничтожить сотню других…
На руке было чертово татау. Завершенное татау. Оно покрывало мою руку от запястья до самого плеча, но я не чувствовала обещанной силы и могущества. Почему же блять я его не чувствовала?
Ради чего?
Таблетки. Я долго думала над тем, что стало бы со мной, прими я их прямо сейчас? Пробудилась бы я ото сна? Пробудилась бы от этого безумия? Смогла бы вернуть разум и посмотреть на происходящее открытыми глазами? Увидела бы я перед собой дорогу из холодных трупов, завуалированно названную путем воина? Увидела бы окровавленное лицо художника-Антонио, от которого ничего толком не осталось после моей жестокой пытки? Увидела бы, каким чудовищем стала и скольким людям принесла боль?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Да, увидела бы. Но так и не сумела бы понять…
Ради чего?
Нет, мне нельзя возвращаться к таблеткам. Если однажды они откроют мне глаза… Я умру от мук совести и ненависти к одному только факту своего существования…
Цитра смерила мое татау довольным взглядом. Теперь она смотрела на меня, как на равную, нежели как в нашу последнюю встречу. Безразличие в моих глазах, вызванное тяжелым психическим заболеванием, жрица расценила как воинственную хладнокровность и была более чем горда результатом. Ведь в ее рядах появилась новая одержимая марионетка, ищущая справедливости, но лишь бегающая по кругу, не в силах отыскать ее…
Жрица поднесла к моим губам сосуд с неизвестной мне жидкостью.
— Выпей, — пропела она, мягко держа в своих пальцах мой подбородок. — Для слабого это яд. Только сильный сможет выжить…
Ради чего?
Я уверенно взяла из рук женщины сосуд и осушила его до дна. Горло обожгла горькая жидкость, но сомневаюсь, что это был алкоголь. Впрочем, тогда уже было плевать… В голову тут же ударило, и я покачнулась на месте, но устояла. Перед глазами все поплыло. Я смутно помню, как Цитра что-то говорила мне, отводя к алтарю и помогая лечь на него. Как ее мелодичный, заботливый голос отзывался эхом в моем сознании.
В глазах потемнело, и я погрузилась во тьму.
***
Острый нож.
Его лезвие торчало из живота главаря пиратов. Я сжимала рукоять с такой силой, что белели костяшки пальцев. Вокруг была лишь темнота, а вместо привычных человеку звуков громкое шипение. Я посмотрела на Вааса — его голова упала к груди, и пират совсем не шевелился. Хладнокровно вытащив из него лезвие, я отстранилась — мертвое тело мужчины тут же рухнуло к моим ногам. Зеленые глаза были открыты, а сузившиеся зрачки смотрели в пустоту…
— Деннис… — сорвалось с моих губ. — Я отомстила… Отомстила…
Нож упал рядом с Монтенегро. Вскоре темнота заволокла его тело, и это был последний раз, когда я видела главаря пиратов…
***
— Mary…
Я услышала голос Вааса, раздающийся эхом в моих воспоминаниях.
— Ты храбро дралась, воин…
Я пытаюсь открыть глаза и мельком замечаю жрицу, оглаживающую мое татау.
— Встань… Насладись победой…
— Она хочет сделать тебя воином…
Я пытаюсь распахнуть глаза, но голова нещадно раскалывается. Цитра все еще находится рядом, ведя тыльной стороной ладони по моей щеке. Я ловлю ее взгляд, и женщина мягко улыбается…
— Ты облажалась, Mary…
— Ваас мертв, — вдруг произнесла жрица, поднимаясь с алтаря и отходя в сторону.
От ее слов я вернулась в реальность, окончательно открыв глаза и прожигая испуганным взглядом звездное небо.
— Каково услышать эти слова великому воину, жаждущему отмщения? Ты рада? Чувствуешь силу, которой наполнилось твое тело? Эту легкость? Ты чувствуешь, Мэри?
На губах жрицы играла улыбка, я чувствовала это.
Я приподнялась на дрожащих локтях, усаживаясь на алтаре спиной к этой женщине. В ее голосе было столько хищного удовольствия и цинизма, что я невольно сжала кулаки.
— Вот только… Это был сон, ты же понимаешь это, — продолжала Цитра. — И чтобы полностью утолить жажду твоей мести, тебе лишь нужно повторить все то, что ты делала во сне: вернуться в лагерь Вааса, втереться ему в доверие, дождаться удобного случая и воткнуть нож в его плоть. Разве проще быть не может, моя дорогая? Посмотри, какой маленький шаг отделяет тебя от конца этого безумия…
Я слушала жрицу, а в горле уже стоял давящий ком. Этот сон был настолько реальным, что после пробуждения мне действительно потребовалось время, чтобы осознать это…
«Я убила его… убила его…» — до сих пор я чувствовала в своей ладони тепло от рукоятки ножа. «Я потеряла его… Я потеряла себя вместе с ним… Я своими руками прикончила единственного человека, подарившего мне надежду на жизнь, а не существование…»
