— Напрасно ты так обошелся с герцогом Гоэллоном, — еще по дороге сказал Араон, когда брат рассказал ему о короткой беседе во дворе; сам юноша в это время дожидался, пока его пригласят спуститься.
— Не напрасно, — качнул головой Элграс. — Я не могу доверять ему, пока не выясню, что все это значило. Для чего нужно было так обходиться с тобой… и что происходит сейчас. Оно ведь не кончилось, братец, это же видно!
— Видно. Что-то происходит.
— Не что-то, а заговор! — фыркнул тогда брат, отворачиваясь к окошку. За тонким мутноватым стеклом быстро мелькали высокие вязы, росшие вдоль тракта. — И то, что он не против меня, а, кажется, в пользу, меня ничуть не радует!.. Теперь Араон убедился в том, что Элграс совершенно прав. Должно быть, ему помогло обучение, полученное у Блюдущих Чистоту — брат Жан тоже с полувзгляда понимал, что от него что-то скрывают, угадывал мысли и настроения. Но не нужно было быть монахом или учеником ордена, чтобы по лицам придворных понять, что надвигается буря. Точнее уж, по лицам некоторых придворных. По взглядам, которые они бросали друг на друга, по тревожным отблескам в глазах, по излишнему вниманию, который каждый уделял словам и жестам друг друга. В большой королевский совет, на заседание которого прямо с дороги угодил Араон, вошли некоторые члены «малого», заседавшего в особняке прежнего герцога Алларэ. Не хватало двоих капитанов гвардии герцога Гоэллона — Эвье и Кадоля, покойного Рене Алларэ и двоих несовершеннолетних, Алессандра Гоэллона и Сорена Кесслера. Господин Кертор, старший церемониймейстер, господин Аэллас — казначей, герцог Алларэ — регент, господин Алларэ — глава тайной службы; кресло маршала Агро пустовало — он отбыл на запад со святым походом; остальные посты, и привлекательные, и не очень, были распределены между теми, кто вовремя поддержал Реми Алларэ. Рано или поздно агайрцы и северяне потребуют для себя большего. Элграс потребовал от брата, чтобы тот явился на заседание, причем вошел чуть позже, когда все уже усядутся. После нескольких седмиц жизни в монастыре Араон ради младшего готов был и в костер, и в прорубь сигануть… но вот так?.. Пришлось же — и наряжаться, и входить, коротким кивком отвечая вставшим благородным господам: королем-то Араон быть перестал, после отречения, а вот принцем династии Сеорнов — пока еще нет. Обнаружив, какое место ему предназначено, юноша едва не сделал шаг назад, за порог: рядом с королем, по левую руку. Напротив регента. Место первого советника. Непонятно, для чего Элграс начал заседание с ощутимой оплеухи членам совета, но пришлось подчиниться воле короля и с деланным спокойствием занять отведенное ему место. Элграс же внимательно озирал подданных, вглядываясь в каждое лицо по очереди. То ли господин старший церемониймейстер и впрямь был глуп, то ли решил подыграть королю, но только он и задал вопрос:
— Ваше величество, не соблаговолите ли объяснить — его высочество Араон тоже будет заседать в совете?
— Мне нравится… — Элграс тоже умел быть гремучей змеей, — быть окруженным братьями, господин Кертор. Вас это беспокоит?
— Простите, ваше величество, я только полюбопытствовал…
— Так не любопытствуйте больше, — милостиво кивнул король. Араон тоже смотрел на лица. Жаль, что не было герцога Гоэллона (еще больше жаль, что Элграс усадил брата на его место). Его отчаянно не хватало, чтобы из кусочков разноцветных стекол сложился, наконец, витраж. Вот господин Кертор, глядящий на бывшего короля так, что — еще немного, и быть дуэли, кажется. Уж больно старший церемониймейстер оскорблен тем, что Араон вообще жив. Бедняга… Вот господин Аэллас, который в плечах — пошире, чем стол. Он ничем не оскорблен, он глубоко озабочен казной, ее делами, указами, которые должен подписать король, и, — Фиор уже рассказал про черную тетрадь герцога Скоринга — расшифровкой тайных записей. Господину Гильому Аэлласу можно позавидовать: он при достойном деле и совесть его чиста. Вот Реми Алларэ. Этот ничем не оскорблен, ничем не озабочен, просто не выспался и теперь мечтает только об одном: не заснуть прямо на королевском совете. Даже через стол можно разобрать, как от бывшего герцога Алларского пахнет вином и перечной мятой. Значит, сутки, а то и двое, без передышки разбирался с делами своего ведомства, — то есть, ревностно исполнял долг, — а потом хлебал любимую ядовитую смесь. Надо ему посоветовать добавлять туда имбирь… Если же приглядеться чуть внимательнее — украдкой, пока господин Алларэ отворачивается, тихо зевает и встряхивает головой, — то темной тревоги в глазах наберется на троих. Не от нее ли бывший герцог проводит сутки напролет в неприметном здании напротив королевского архива? А вот — нынешний герцог Алларский, любимый брат Фиор. Который и не выспался, и озабочен, и… уж больно сильно он переживает, и еще сильнее старается это скрыть. Похож на влюбленного, только, если он и влюблен, дело вовсе не в том.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Если, конечно, не предполагать, что брат Фиор вдруг влюбился в герцога Гоэллона, которого ему слишком явно не хватает. Поднимая усталые глаза, он хочет увидеть напротив отнюдь не Араона. Если же вспомнить, какое лицо сделалось у племянника герцога Гоэллона, когда старший родич заявил, что хочет уехать… …то вывод очевиден: достойный потомок короля Лаэрта вовсе не считает, что одержал победу. Он опять что-то затевает, и в это не посвящены ни Реми, ни Фиор, ни все прочие. Включая единственного племянника.
— Это не заговор, — сказал Араон. — Сговариваются числом от двух. Вот топятся в одиночку…
— Наверное, — Элграс потянулся и достал все-таки из-под кресла шарик от золотой погремушки, подкинул, поймал. — Арестовать его, что ли?
— За что?
— Не «за что». Зачем. Чтобы мне уже хоть кто-нибудь все честно и прямо рассказал. Король я или не король? — грустно улыбнулся Элграс. — Прихоть у меня такая королевская: понять, наконец, зачем все это было. Если уж твой регент так надежно пропал… а мой сам ничего не знает.
— Я бы не стал ему мешать… — Идея ареста близкого родственника Араону не понравилась.
— Может быть, ты еще и знаешь, в чем именно мешать? — юноша-король стащил ноги со стола, встал. — Если бы я год назад знал, что тобой прикрывают меня — я бы ему очень даже помешал! Потому что мне такого не нужно!
— Что, был другой выход? — удивился брат.
— Выход есть всегда! — отрезал Элграс. — Вопрос только, искать его или вцепиться в первое попавшееся решение. Вот и сейчас… Ну почему мне кажется, что опять та же игра? Опять сплошная польза, мне, например — без моего ведома? — высокий подросток запустил руки в волосы, досадливо тряхнул головой. — Может, я уже с ума сошел?
— Ни с чего ты не сошел, — нахмурился Араон. — Ты прав, так оно и есть. Только арестовывать — это уже слишком.
— Да я пошутил. А вот побеседовать…
— Прикажи ему явиться во дворец и побеседуй, — подсказал старший.
— Можно и так… — на физиономии короля появилось прекрасно знакомое Араону разбойничье выражение. — А можно — и не так! Братец, не в службу, а в дружбу — позови-ка мне Фиора. Только тихо, чтоб никто не заметил… Араон знал, где искать герцога Алларэ, которого еще никто не привык называть герцогом-регентом (этот титул, кажется, навеки остался за скорийцем), и знал, что слов: «Элграс хочет тебя видеть!» вполне достаточно для того, чтобы королевский первенец отложил перо и поднялся.
— Только тайно, — предупредил подкидыш, которого двое родных детей короля Ивеллиона упрямо называли братом.
— Мальчишки, — вздохнул Фиор. — Какие здесь могут быть тайны? Нас, идущих открыто, увидят человек пятьдесят, но внимание не обратит никто. Регент и принц идут по своей надобности. Если мы наденем плащи, накинем капюшоны и будем красться вдоль стены, нас остановит первый же гвардеец. И расскажет об этом остальным. А те — фрейлинам, слугам, камердинерам, горничным…
— Значит, пойдем по своей надобности, — согласился Араон. Брат все-таки еще в чем-то сущее дитя; да и Араон не лучше, вот же, повелся на шутку. Хорошо, что есть Фиор, здравомыслящий и серьезный. Король Элграс мог бы стать звездой огандского театра. Ему не понадобились бы ни грим, ни маски — хватало жеста, позы, тона голоса, выражения лица. Сейчас герцогу Алларэ пришлось наблюдать Юного Самодура; несколько неожиданно после прежнего Наивного Брата.
