провозглашение суверенитета. Однако Бен-Гурион и его сотрудники в Иерусалиме не отступили ни на шаг; в частности, они учитывали предстоящие президентские выборы в США. 4 мая они направили в Вашингтон телеграмму с отказом от предложения Раска. Через четыре дня Моше Шарет (Черток), министр иностранных дел во временном правительстве, вылетел в Вашингтон, чтобы встретиться с Маршаллом и заместителем Государственного секретаря Ловеттом. Американцы больше не прибегали к угрозам, однако выразили уверенность в том, что вторжение арабских армий неминуемо. При этом, “если евреи собираются придерживаться прежнего курса, пусть не просят помощи у Соединенных Штатов”. Шарет, в свою очередь, упрекнул американцев в том, что они изменили свою позицию по вопросу о разделе. Кровопролитие в Палестине, заявил он, в значительной мере объясняется маневрами правительства Соединенных Штатов, ибо эта политика подтолкнула арабов к вооруженным выступлениям. После этого Маршалл прекратил совещание, заявив напоследок:
“Я не забуду ничего из сказанного вами. Я вполне понимаю всю весомость этих соображений. В мои обязанности не входит давать вам советы. Но хочу, как военный, сказать вам: не полагайтесь на своих военных советников. Они добились кое-каких успехов. Но что произойдет в случае продолжительного вторжения? Вы будете обессилены. У меня был опыт в Китае. Все началось с легкой победы. И вот они воюют уже два года и потеряли Манчжурию[317]. И все же, если окажется, что вы правы, и если еврейское государство будет создано, я буду счастлив. Но вы берете на себя серьезную ответственность”.
Шарет, надо сказать, серьезно отнесся к этому предостережению. При поддержке Гольдмана он обратил внимание своих коллег в Нью-Йорке на то, что над словами Маршалла следует поразмыслить.
Серьезность принятого решения была понятна и находившемуся в Тель-Авиве Игаэлю Ядину. 12 мая молодой командир сделал обстоятельный доклад во время встречи с Бен-Гурионом и другими руководителями.
Как сообщил Ядин, Гагане удалось взять под контроль внутренние коммуникации в Палестине. Однако положение в Иерусалиме оставалось критическим — арабы по-прежнему владели половиной города, командными высотами и дорогами, в том числе ключевыми участками шоссе, идущего от побережья. Как раз в этот момент части трансиорданского Арабского легиона, подготовку которого осуществляли англичане, стягивались к Иерусалиму. Перед этим легион захватил несколько кибуцев., расположенных между Иерусалимом и Хевроном. Ядин подчеркнул, что не лучше обстоит дело и с вооружением. Хотя из Чехословакии начало поступать оружие, артиллерийские орудия еще не были получены. Известно, что у арабов имеется большое количество английских орудий; некоторые из них уже обстреливали Иерусалим — и весьма эффективно. Когда начнется вторжение, на стороне арабских армий будет бесспорное преимущество в численности, а также в количестве и качестве вооружения. С другой стороны, отметил Ядин, англичане приступили к эвакуации, а значит, можно начать широкомасштабную мобилизацию ишува. Боевой дух евреев высок, у них есть тактические навыки и опыт планирования военных операций, которых нет у арабов. Можно рассчитывать на то, что после 15 мая появится оружие и увеличится численность еврейских войск. Если удастся быстро вооружить и обучить дополнительные подразделения, шансы у арабов и евреев станут равными. Однако Ядин был далек от оптимизма и подчеркивал, что следует искать путей к перемирию, не принося в жертву политических целей ишува.
Обсудив в течение ночи все “за” и “против”, еврейское руководство шестью голосами против четырех постановило отклонить американское предложение о перемирии и высказалось за провозглашение государства. С Вейцманом, который находился в Нью-Йорке, связались по телефону. Он поддержал это решение, сказав: “Надо провозгласить государство во что бы то ни стало”. Два дня спустя жребий был брошен. В восемь часов утра 14 мая англичане спустили свой флаг в Иерусалиме. В середине дня по всей стране уже шли бои. Евреи начали новое наступление с целью освободить Иерусалим, в других районах Палестины завязались ожесточенные сражения за только что оставленные англичанами форты. В четыре часа дня все еврейское население (за исключением Иерусалима, где не было электричества) услышало по радио трансляцию из Музея искусства в Тель-Авиве, где проходила церемония провозглашения государства. Бен-Гурион огласил Декларацию независимости Государства Израиль. В этом документе, обращенном ко всему миру, говорилось, что Эрец-Исраэль — историческая родина еврейства, что сионистское движение — свидетельство того, какую роль играет Палестина в еврейской истории и религии, что Декларация Бальфура, резолюция ООН о разделе Палестины, подвиг сионистских пионеров и муки, выпавшие на долю еврейского народа в последние годы, — все это является нравственным и юридическим основанием для создания нового государства. Израиль, провозглашала Декларация, открыт для всех евреев, которые пожелают в нем поселиться. Он предоставляет социальнополитическое равенство всем своим гражданам без различия религии, расы и пола и всем гарантирует свободу религии, совести, образования и культуры. В преддверии арабского вторжения авторы Декларации обратились к другим странам со следующими словами: “Мы протягиваем руку в знак мира и доброй воли всем соседним государствам и их народам и призываем их к сотрудничеству с независимым еврейским государством во имя всеобщего блага. Государство Израиль готово внести свой вклад в развитие прогресса на Ближнем Востоке в целом”. Приняв Декларацию независимости, народное правление немедленно издало указ, отменяющий действие Белой книги 1939 г.
За два дня до этого, 12 мая, Вейцман направил в Белый дом письмо, в котором просил правительство Соединенных Штатов признать Израиль после того, как будет провозглашена его независимость. Эта просьба не осталась без ответа. Из-за двусмысленной политики Государственного департамента по вопросу о разделе Трумэн в последние недели чувствовал себя неловко. 23 апреля он сказал судье Сэмюэлу Розенману: “Из-за доктора Вейцмана мне не дает покоя совесть”. Президент искренне стремился вернуть себе уважение Вейцмана. 12 мая Трумэн обсудил проблему признания нового государства со своими советниками. Сам он высказался за признание Израиля, Маршалл и Ловетт были против. Все тщательно взвесив и обдумав, Трумэн в конце концов решил 14 мая признать Государство Израиль de facto. Об этом было сообщено в тот же день, в 18 часов 10 минут. “Теперь старый доктор снова мне поверит”, — сказал президент.
Несомненно, на решение Трумэна повлияли политические соображения. Приближались выборы, и решающую роль при этом могло сыграть голосование в крупных городах. Президент, вероятно, учитывал и то, что должен опередить действия Москвы. Ведь Советскому Союзу, который, как предполагалось, должен был немедленно признать Израиль (это случилось через два дня), нельзя было предоставлять монопольное право на благодарность еврейского народа. Однако нельзя недооценивать и личного упорства и настойчивости Трумэна. Позже он писал: “Мне сказали, что для некоторых руководителей Государственного департамента [мое] решение было сюрпризом. Этого не произошло бы, если бы
