о независимом еврейском государстве. Один только Вейцман по-прежнему не сомневался в Трумэне.
“Не верю, что президент Трумэн знал, что произойдет в ООН в пятницу, когда он говорил со мной за день до этого”, — сказал лидер сионистов Джейкобсону. Вейцман в какой-то степени был прав. Хотя Трумэн заранее знал о готовящемся заявлении Остина, он был растерян и удивлен если не содержанием этой речи, то тем, какой для этого был выбран момент. Поэтому президент немедленно приказал своему политическому советнику Кларку Клиффорду “выяснить, как это могло случиться. Я заверил Хаима Вейцмана, что мы поддерживаем раздел и не изменим своей позиции. [Вейцман] решил, наверное, что я лжец”.
Дело заключалось в том, что Государственный департамент, не подозревая о беседе Трумэна с Вейцманом, решил, что если президент хранит молчание по палестинскому вопросу, то, следовательно, он одобряет постепенное изменение политического курса. Поддержав мнение, которое давно уже высказывали Хендерсон, Мерриам и другие специалисты в Государственном департаменте, Маршалл одобрил идею опеки и в официальном меморандуме сообщил об этом американской делегации в ООН. Узнав о том, как развивались события, Трумэн позвонил Государственному секретарю, находившемуся в это время в Сан-Франциско. Судя по всему, Маршаллу удалось убедить президента в том, что опека предлагается не взамен раздела, а как временное решение, связанное с вооруженным конфликтом. С другой стороны, сомнительно, чтобы в этот момент кто-либо, кроме самого президента, всерьез думал, что это только временная отсрочка раздела. Дин Раск, незадолго до этого возглавивший отдел Государственного департамента по представительству в ООН, выступил перед журналистами и энергично высказался в пользу опеки над Палестиной. Хоть он и назвал этот план “временным”, нетрудно было понять, что речь идет об отказе от раздела.
Другие делегации в ООН отрицательно отнеслись к этому предложению. Дипломаты в еще большей мере, чем представляемые ими правительства, рассматривали отсрочку как серьезный удар по репутации ООН. Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Трюгве Ли был так обеспокоен ситуацией, что предложил Остину вместе с ним уйти в отставку в знак протеста. Остин отказался. Как ни парадоксально, теперь против плана опеки был настроен Бевин. Он подозревал, что маневр Вашингтона в конце концов приведет к продлению мандата, а развитие событий в Палестине убедило Бевина в том, что это абсолютно исключено. Еврейское подполье активизировало свои действия. Более того, после принятия резолюции о разделе нападения Лехи на английских военнослужащих и на военные объекты участились. Каждый день в Палестине происходили антибританские выступления. Кроме того, было очевидно, что в Вашингтоне совершенно не представляют себе, как осуществить опеку на практике. 29 марта Форрестол признал в разговоре с Ловеттом, что Америка не предоставит войск для этой цели, хотя и согласился с тем, что Соединенным Штатам “не избежать участия” в опеке. После этого Ловетт говорил с Трумэном, который сказал, что “не хочет брать на себя твердых обязательств относительно посылки войск в Палестину”.
В ООН все сильнее чувствовалось прохладное отношение других стран к американскому плану. Выступая в Совете Безопасности 30 марта, Остин не случайно ни словом не обмолвился об опеке. Вместо этого он говорил о необходимости перемирия между арабами и евреями и о том, что на специальной сессии Генеральной Ассамблеи следует рассмотреть вопрос об управлении Палестиной в переходный период. 1 апреля Совет Безопасности одобрил это предложение, так как оно никому ничем не угрожало. Через две недели собралась Генеральная Ассамблея. До окончания британского мандата оставалось не больше месяца, так что обсуждение палестинского вопроса в ООН сильно отставало от реального развития событий. “Организация Объединенных Наций, как ни странно, погрузилась в летаргию, — вспоминал об этом представитель Гватемалы в ООН Хорхе Гарсия Гранадос. — В Палестине шла война, но [в ООН] не было ни малейшего движения”. 3 мая общее мнение Генеральной Ассамблеи выразил Крич-Джонс, предложивший полностью отказаться от американского плана и создать “нейтральный” орган власти для того, чтобы по возможности контролировать работу административных и общественных учреждений Палестины. Иными словами, это означало, что раздел уже стал реальностью.
Евреи ускоряют развитие событий
Военное положение ишува становилось все хуже. В конце марта 1948 г. была сделана отчаянная попытка оказать помощь евреям Иерусалима и Галилеи, оказавшимся в осаде. Операция закончилась неудачей — арабы уничтожили транспортные колонны. Именно в этот момент и было принято кардинальное решение. 1 апреля начальник оперативного отдела Генерального штаба Гаганы Игаэль Ядин[314] встретился с Бен-Гурионом и его советниками и доложил им, что положение ишува является угрожающим и что больше нельзя придерживаться тактики пассивной обороны. С помощью отдельных транспортных колонн невозможно наладить снабжение Иерусалима и еврейских поселений. Гагане остается одно: перейти в наступление и овладеть дорогами Палестины и командными высотами. Для успеха операции придется захватить те арабские города, которые расположены на важнейших коммуникационных линиях, — эта мера была новшеством в стратегии Гаганы. Предложение было чрезвычайно рискованным: помимо того, что у Гаганы не хватало людей и оружия, весьма вероятной становилась эскалация военных действий англичан. Хотя эвакуация английских войск шла согласно графику, невозможно было предсказать, как генерал Макмиллан отреагирует на широкомасштабные действия евреев. Сионистское руководство обсуждало план Ядина в течение трех часов. Окончательное решение принял Бен-Гурион.
Ни один из последующих шагов Бен-Гуриона — будь то провозглашение Государства Израиль или даже вторжение на Синай в 1956 г. — не был чреват более серьезными и опасными последствиями. И то, с какой решимостью он пошел навстречу опасности, доказывает истинную отвагу и твердость этого человека. Лишь в этот период имя председателя Еврейского агентства становится известным в каждой еврейской семье за пределами Палестины. Никакая другая судьба не была связана до такой степени с судьбой ишува — с того момента в 1906 г., когда девятнадцатилетний юноша по имени Давид Грин, приехав из Польши, сошел на берег в порту Яфо. С тех пор каждый эпизод его жизни был связан с очередным этапом в истории сионистского возрождения. До Первой мировой войны он работал поденщиком на цитрусовых плантациях. Во время войны служил в Еврейском легионе. Потом стал лидером партии Ахдут га-авода (впоследствии — Мапай), затем — генеральным секретарем Гистадрута. В 1935 г. Бен-Гурион был избран председателем палестинского исполнительного комитета Еврейского агентства и — желал он того или нет — вошел в мир большой политики.
В отличие от Вейцмана, Бен-Гурион вовсе не был тонким дипломатом. По складу характера он по-прежнему оставался деятельным профсоюзным вожаком, таким же энергичным и прямым, как Бевин, но только еще более упрямым. Сам внешний вид Бен-Гуриона свидетельствовал о его характере: невысокая коренастая фигура, мозолистые ладони, обветренное лицо,
