Представ перед Грозным, развенчанный ливонский король пал на колени и молил о прощении. Иван отвечал:
«Глупец! Если б ты не был королевским сыном, то я бы научил тебя, как мне противиться и забирать мои города. Ты дерзнул мечтать о королевстве ливонском? Ты, бродяга, нищий, принятый в мое семейство, женатый на моей возлюбленной племяннице, одетый, обутый мною, наделенный казною и городами — ты изменил мне, своему государю, отцу, благодетелю? Дай ответ! Сколько раз слышал я о твоих замыслах гнусных? Но не верил, молчал. Ныне все открылось. Ты хотел обманом взять Ливонию и быть слугою польским. Но Господь милосердный сохранил меня и предает тебя в мои руки. И так будь жертвою правосудия; возврати мое и снова пресмыкайся в ничтожестве!»
Оставив окончательное решение судьбы датского принца на потом, царь пока ограничился взятием того под стражу.
Но если ливонский король так легко сдался на милость русского царя, то не так легко поддались ему запершиеся в замке жители города. Московским воеводам пришлось громить замок тяжелой артиллерией, а потом добывать его несколькими попытками упорных штурмов. Бои на стенах и башнях продолжались три дня, и когда защитники увидели, что выхода нет, они решили подорвать себя сами. Запершись в одной из башен, подкатив под нее несколько бочек пороха и бросив в порох горящий факел, остававшиеся в живых воины гарнизона и жители города взлетели на воздух вместе с остатками замка и бросившимися на приступ московскими ратниками. После побоища Грозный повелел казнить всех, кого удастся обнаружить в живых. Такие действительно нашлись, но поскольку их было немного, к тому же они были, как правило, ранены и изуродованы, а большею частью находились без сознания, то русского царя масштабы такой казни удовлетворить не могли, и он приказал казнить многих пленных, захваченных ранее. В числе последних оказался и взятый воеводой Вельским под Вольмаром Георг Вильке и двадцать других немцев из его окружения. По распоряжению Грозного их всех посадили на кол.
Насытившись местью, русский царь продолжил завоевания и после Вендена овладел городами Роннебург, Трикат и Шмильтен, обороняемых литовскими гарнизонами, а потому тут Грозный снова не встретил ни малейшего сопротивления. В конце сентября авангардные русские полки вышли к предместьям Риги. Своими мощными бастионами крепость напомнила московским воеводам Ревель, а приморское положение города обещало бесперебойную помощь защитникам со стороны моря. Предвидя все, уже не раз испытанные трудности, Грозный не решился на осаду и поздней осенью, оставив гарнизоны в занятых крепостях и послав часть конницы, преимущественно татарской, в район Ревеля для опустошения шведских владений, отвел войска к Дерпту. Здесь московский властелин пышно и торжественно отпраздновал свои победы, а по возвращению царя в столицу еще более пышные празднества в честь его побед гремели в Москве, но самому пристальному глазу усмотреть победы в последней кампании русских остается весьма трудной задачей.
Кроме взятий Зесвегена и Венденского замка, которые удались русскому воинству ценой огромных потерь, московские воеводы в прошедшей кампании не одержали ни одной победы, да и не выпало на их долю ни одного сражения. Вся кампания за исключением овладения двумя названными укрепленными местечками свелась к бескровному для русских походу, на всем протяжении которого перед царем распахивали ворота все встреченные им на пути крепости и замки. Недостаток кровопролития Иван компенсировал массовыми казнями сдавшихся ему на милость воинских гарнизонов, если только сдача происходила не сразу при появлении под стенами крепости русских войск, а через какое-то время, которое противник брал на обдумывание. Жестокому избиению при этом подвергалось и все без исключения гражданское население городов. По мнению многих наших отечественных историков, строящих свои выводы на основе свидетельств, оставленных летописцами, последняя наступательная операция русского воинства в Ливонской войне, операция 1577 года, по жестокости, проявленной в отношении мирных жителей, была сродни первой наступательной кампании 1558 года. Но главная особенность кампании 1577 года та, что она окончательно ослепила русского царя. Он придал слишком большое значение своим победам, которых по сути дела не было, и не увидел причин той легкости, с которой ему удалось за два-три месяца пройти всю южную часть Ливонии, заняв по пути более двух десятков укрепленных мест. Он не принял во внимание того, что его главный соперник по той войне еще не отошел от выборов и, следовательно, не оправился от затянувшегося бескоролевья. Что этот соперник оказался слишком доверчивым, положившись на перемирие, срок которого еще далеко не вышел, а потому он оказался не готовым к отпору. Что, наконец, главные силы поляков и литовцев вместе с воеводами оставили театр военных действий сразу же с началом русского вторжения, очевидно, наказав оставшимся малочисленным гарнизонам не вступать в баталии и избегать кровопролитий, дабы сохранить людской потенциал на будущее. Заметим, что сопротивлялись русским под Венденом и раздумывали, сдаваться ли им или вступать в баталию, только немецкие гарнизоны. Литовцы же, не мешкая, складывали оружие при появлении русских. Недальновидный русский царь не углядел, что такое поведение противника вызвано тем, что новый польский король готовит против Москвы ответную акцию, перед которой русское оружие устоять не сможет. Вместо всего этого московский самодур превозносил себя и свои мнимые победы в последней кампании и пренебрежительно смотрел на, как ему казалось, поверженного и посрамленного противника.
Радость царя была такой, что он милостиво обошелся с остававшимися у него в руках ливонскими пленниками. Некоторые, конечно, не избежали отправки в оковах в Москву, но большинство захваченных во время последнего рейда царь отпустил на волю. И, наконец, к невероятному изумлению всех, царь простил ожидавшего верной смерти Магнуса. Мы уже говорили о том, что противоречивость натуры Грозного, кроме всего прочего, проявлялась еще и в том, что он массами мог истреблять ни в чем не повинных людей по ложному обвинению или просто по подозрению, а настоящего изменника не только не казнил, но после недолгого содержания под стражей освободил, вновь осыпал милостями и одарил больше прежнего. Сразу вернувшись в Дерпт из своего последнего похода, торжествующий Грозный объявил бывшему ливонскому королю свободу, взяв с того лишь ни к чему не обязывающее слово быть в дальнейшем верным русскому царю. Он возвратил Магнусу подаренные тому ранее города Оберпален и Каркус, прибавив к ним еще Гельмет, Розенберг, Зигесвальде и некоторые другие. Московский владыка снова произвел датского принца в короли Ливонии, себе оставив имя верховного ливонского правителя. Словом, все, что тогда ни делал царь Иван Васильевич, выдавало в нем торжество души.
Это тогдашнее состояние Ивана Грозного очень точно передал Н.М. Карамзин:
«Доселе Иван брал, что хотел; свирепствовал, казнил Ливонию беспрепятственно; смеялся над слабостью врагов; с надменностью воображал ужас, отчаяние королей шведского и польского; думал, что оружие уже все решило; что остальное прибавят договоры сильного с бессильными… Здесь конец наших успехов в Ливонии, хотя и не весьма важных для потомства, но знаменитых, блестящих для тогдашних россиян, которые славились взятием двадцати семи городов в два или три месяца. Увидим жестокий оборот Судьбы, злополучие отечества и стыд царя; увидим новое доказательство, что малодушие свойственно тирану: ибо бедствия для него казнь, а не искушение, и доверенность к Провидению столь же чужда его сердцу боязливому, сколь и доверенность к народному усердию!… Торжествуя в Москве свои ливонские завоевания, презирая Батория и Швецию, Иван, кажется, не видел, не угадывал великих для себя опасностей…».
А между тем даже временным триумфом русского царя кампания 1577 года не завершилась. Не успело русское воинство убраться за свои рубежи, как его следом прошлись оправившиеся от внезапного нападения воеводы нового польского короля, отбив у русских почти все завоевания их последнего похода. С необычайной легкостью литовцы овладели Венденом, который всего два месяца назад русское оружие добыло с величайшими трудностями. Свою роль сыграла беспечность царских воевод, которым невольно передалось настроение царя. Не меньше оплошности проявил гарнизон взятого накануне у немцев Дюнабурга, в результате чего противник вступил в крепость практически без одного выстрела. Та же участь постигла и некоторые другие, более мелкие укрепленные места.
Единственным городом, где противник встретил упорное сопротивление, стал Ленварден, защищаемый несколькими десятками человек гарнизона во главе с князем Иваном Елецким. Горстка русских выдержала месячную осаду литовских и немецких войск, сопровождавшуюся ежедневными штурмами с боями на стенах и башнях. Особенно защитники страдали от голода, поскольку противник настолько быстро подошел к городу после отхода от него главных русских сил, что гарнизон не успел запастись продовольствием. И все же крепость выстояла. После месяца непрерывных боев неприятель отошел от Ленвардена, оставив под его стенами горы трупов своих людей. Но это, пожалуй, единственный подобный пример конца кампании 1577 года.
