человек. Позвоню начальству, в Питер».
С одной стороны, Мухин стеснялся беспокоить ленинградское начальство, но разговор с подполковником Корниловым оставил у Владимира Филипповича хорошее впечатление. Пожилой сухощавый подполковник хоть и выглядел хмурым, разговор вел по делу, вопросы задавал точные, словно заранее знал мысли самого Мухина. Но больше всего понравилось инспектору то, что подполковник не стал строить никаких домыслов, не поучал его, как надо работать. Сказал, что дело сложное, на кофейной гуще гадать не надо, а побольше порасспрашивать людей.
— Если появится что–то новое, звоните, — сказал он на прощанье. — Майору Белянчикову звоните. Его не будет — мне. Сейчас для нас каждая мелочь дорога.
Владимир Филиппович и позвонил Белянчикову, но его номер не отвечал, и старший лейтенант, преодолев робость, позвонил Корнилову.
Трубку подняла секретарша и, узнав, что звонят из Орлина, тут же соединила Мухина с Корниловым.
— Старший лейтенант Мухин беспокоит, — сказал участковый.
— Что у вас там нового? — Голос подполковника звучал требовательно и строго, и Мухин решил, что позвонил не вовремя. В трубке были слышны голоса, приглушенные низкие гудки другого аппарата.
— По поводу «Жигулей» хотел доложить, — сказал Мухин, но подполковник перебил его:
— Извини, другой телефон…
Участковый слышал, как Корнилов произнес:
— Позвоните через полчаса, у меня совещание.
Мухин совсем смутился и, когда подполковник снова сказал в трубку: «Але, продолжайте, Мухин!» — виновато спросил:
— Может, попозже, товарищ подполковник?
— Давайте, давайте, рассказывайте, не смущайтесь, — ободрил Корнилов. — Мы тут как раз и сидим по этому делу.
Старший лейтенант доложил коротко и четко.
— Молодец, — похвалил Корнилов. Потом несколько секунд помолчал, обдумывая что–то. — На днях я приеду. Жди. — И повесил трубку.
7
Аристарх Антонович Платонов, хоть и был, по словам своего однофамильца со станции обслуживания, похож на генерала, работал в конструкторском бюро старшим инженером. И, по словам сослуживцев, коллекционировал иконы. Корнилов решил съездить к нему сам.
Шил Платонов на улице Зверинской, в большом старинном доме. Его квартира под номером шесть оказалась на третьем этаже. Корнилов лифт не вызвал, пошел пешком, удивляясь, как легко подниматься по широкой старинной лестнице. «Ловко умели строить, — подумал он. — И этажи повыше раза в два, чем нынче, а поднимаешься, словно на эскалаторе».
У дверей шестой квартиры лежал чистый половичок, на самой двери был привинчен красивый крючок, чтобы хозяйка могла повесить сумку с продуктами, а потом уже спокойно доставать ключи. Игорь Васильевич дотронулся до крючка и покачал головой. Просто и удобно. Надо бы перенять опыт. Он позвонил три раза. Он всегда звонил три раза. Куда бы ни приходил. Привычка эта осталась у него с детства, когда они с отцом и матерью жили в коммунальной квартире. На маленькой медной пластине, прибитой к дверям, было написано: «Бубновым — 2 зв., Корниловым — 3 зв.». Люди, имевшие общий интерес, звонили один раз.
За дверью послышались неторопливые тяжелые шаги и неразборчивое мурлыкание. Корнилову показалось, что человек напевает какой–то цыганский романс. Щелкнул замок, дверь приоткрылась. На подполковника смотрел хитрый, сощуренный глаз.
— Вам чего? — спросил довольно бесцеремонно обладатель хитрого глаза и наклонил голову так, что бы видеть Корнилова и вторым глазом. Голос у него был басовитый, с начальственными нотками.
— Мне товарища Платонова.
— По какому делу?
— По общественному, — усмехнулся Игорь Васильевич.
— А, наконец–то! — сказал Платонов и, сняв цепочку, впустил в прихожую подполковника. — Я уже трижды к вам заходил. Хочу поставить дополнительные батареи…
Перед Корниловым в красно–голубом халате стоял невысокий кряжистый мужчина лет сорока пяти. Подполковника поразило лицо Аристарха Антоновича — все в глубоких складках–морщинах, словно порубленное шашкой. Странное сочетание самодовольства и хитрости наводило на мысль о том, что с Платоновым надо держать ухо востро.
— Аристарх Антонович, я из милиции. Подполковник Корнилов…
Платонов чуть выпятил нижнюю губу и с недоумением снова начал разглядывать Корнилова. Потом произнес в растяжку:
— Вот как! Из милиции? А я–то думал… — О чем он думал, Платонов недоговорил.
Игорь Васильевич протянул удостоверение. Аристарх Антонович предупредительно поднял руку.
— Нет, нет! Что вы! Я вам верю. — И читать, что написано в удостоверении, не стал. Но Корнилов был готов поклясться, что Платонов и так успел разглядеть все, что там значилось.
— Вы надолго?
Подполковник улыбнулся. На такие вопросы ему еще не приходилось отвечать.
— Да нет, надоесть вам не успею…
— Я просто думаю, где нам удобнее поговорить, — сказал Платонов и обвел глазами прихожую. Наверное, прикидывал, а нельзя ли ею и ограничиться. Но в огромной прихожей, завешанной иконами, кроме маленького стула да тумбочки, ничего не было, сесть было не на что. Корнилов ждал, разглядывая выразительное лицо Аристарха Антоновича, по которому можно было прочесть весь ход мыслей. Легкая гримаса растерянности сменилась кротким выражением озабоченности, потом напряженного раздумья, решимости, и наконец Платонов показал рукой на дверь:
— Пройдемте, товарищ.
В этом «пройдемте» не было и намека на шутку.
Идя за хозяином в комнату, Игорь Васильевич успел решить, как ему держать себя с Аристархом Антоновичем: «О том, где погиб этот Олежек, рассказывать я ему не буду. Если узнает, что он в церковь за иконами залез, насторожится. Кто их знает, что за отношения у них были!»
Комната, в которую привел подполковника Платонов, была похожа на музей. Три стены ее, как и в прихожей, были увешаны иконами. Только иконы здесь были красивее и, как показалось Игорю Васильевичу, более древние.
— Прошу вас, — Аристарх Антонович кивнул на большое кожаное кресло. Корнилов сел. Платонов устроился напротив.
— Аристарх Антонович, никого из этих людей вы не знаете? — спросил подполковник, раскладывая несколько фотографий на журнальном столике.
Платонов чуть привстал с кресла и с любопытством наклонился над карточками. Потом стал брать по одной и, повернув к свету, внимательно и подолгу разглядывать. Подчеркнуто внимательно. Потом почмокал губами и, вернув фотографии на прежнее место, сказал:
— Нет. Никогда не встречал. Никого.
В это время зазвонил телефон. Аристарх Антонович встал, подошел к письменному столу, на котором стоял аппарат. Плотно приложив трубку к уху, он молча слушал несколько секунд, потом проворчал чуть раздраженно:
— Слушаю, слушаю. Ты не мог бы позвонить через полчаса?
Наверное, звонившего не устраивала отсрочка, потому что Платонов сказал:
— Позвони завтра утром. — И с гримасой недовольства обвел комнату рассеянным, скучающим взглядом. Но неожиданно он преобразился. — Шестнадцатый
