— Да?
— Сколько вам лет?
— Девятнадцать, — с готовностью ответил юноша.
— И вы уже коммодор?
— Ну, да… — он немного виновато развел руками. — Учитывая, что мичманом я стал в пять…
— Процветающий непотизм, — хмыкнул Огата.
— Меня по этому поводу зашутили до полусмерти, — покачал головой Карату. — Ну, а вам сколько?
— Шестнадцать, — сказала Бет.
Заметив, что Аэша Ли уже освободилась и держит курс к столику с напитками, она быстро добавила:
— Извините. У меня важный разговор, — сунула свой кубок в руки Карату и, не оглядываясь на него, поспешила к женщине-синоби. Та только что отошла от столика с закусками и сейчас, держа тарелку в руках, искала глазами свободную подушку.
— Добрый вечер, вы Аэша Ли, глава синоби, а я Элизабет Бон, дочка вашего прошлого сёгуна, а сама по себе вообще никто, очень приятно, вот и познакомились, — выпалила она, подтаскивая женщине сиденье. — У меня к вам есть разговор.
— Я полностью к вашим услугам, — Аэша Ли села, но не раньше, чем Бет опустилась на второе сиденье, тут же любезно поднесенное кем-то из кавалеров. — Мы благодарны, господа, за помощь, но у нас приватная беседа.
Кавалеры удалились.
— Что с Диком Суной? С Ричардом Суной, я имею в виду, — Бет чуть ли не схватила собеседницу за отвороты камзола.
— Он жив и здоров, — спокойно ответила женщина, стряхивая с плеча несуществующую пылинку.
— Хватит мне зубы заговаривать! Где он? Я хочу его видеть!
— Почему? — полукруглые брови Аэши Ли приподнялись — как будто потянулись две черные кошки.
— Как почему? Он мой друг! У меня теперь никого больше нет из-за вас!
— Сейчас это невозможно.
— Почему?
— Это нарушит процесс конвертации.
— Что вы там с ним делаете?
— Уверяю вас — ни раскаленных клещей, ни испанских сапог, ни даже резиновых дубинок мы не задействуем. Так что причина вашей паники мне непонятна.
— Нейгал сказал, что ему лучше умереть, чем попасть к вам в руки.
— В каком-то смысле он был прав. Эктор Нейгал был настоящим солдатом, для которого верность себе важнее жизни. Таких людей много, и я их искренне уважаю. Благодаря им Вавилон еще не раздавлен окончательно, благодаря им Вавилон возродится, потому что они не дают умереть духу Вавилона, даже когда умирают сами. Пройдет несколько месяцев, с этой истории можно будет снять часть секретности — и Эктор Нейгал станет героем дома Рива. Для героев честь важнее жизни, и Эктор Нейгал желал бы Дику Суне скорее умереть, чем поступиться своей честью. Но мы, синоби — шпионы, и честь для нас — роскошь, которую мы с трудом можем себе позволить. У синоби нет принципов, кроме безоговорочной верности дому Рива. Для синоби бесчестье — провалить задание или оставить последнее слово за врагом, а в остальном бесчестья нет. Мы воруем, мы убиваем в спину, а не в честном поединке, мы спим, с кем прикажут, мы похищаем детей… И Дик Суна станет одним из нас — вот, почему Эктор Нейгал, который нас презирал, не хотел, чтобы мальчик живым попал в наши руки.
— Он умрет, но не будет одним из вас! — вырвалось у Бет.
— Мы не дадим ему умереть, — спокойно ответила женщина. — Ему не останется ничего другого.
Бет почти нестерпимо захотелось ударить ее, но она взяла себя в руки.
— Скажите… где он?
— Здесь, в Пещерах Диса. Большего я вам сказать не могу. Не волнуйтесь, когда наступит срок, вы увидите его, а он — вас. Это входит в программу конвертации.
— Я не знаю ничего про эту вашу программу, но Дика вам не сломать!
Аэша Ли засмеялась.
— Какое же вы замечательное дитя, сеу Элисабет. Вспыльчивое и простосердечное. Даже ваши хитрости — хитрости ребенка. Разве из программы конвертации кто-то когда-то делал секрет? Нет, ее принцип слишком прост, чтобы можно было удерживать его в тайне. Весь фокус в том, чтобы человеку стало незачем жить. По-настоящему незачем, сеу Элисабет, ничего общего с детскими расстройствами. Такое состояние в психологии называется «экзистенциальным вакуумом». Человек долго не выдерживает его, гибнет — часто даже без посторонней помощи. Поэтому важно, создав экзистенциальный вакуум, предложить человеку новый смысл жизни и сделать так, чтобы он принял этот смысл. Вот и все. С большинством людей не нужно идти для этого ни на какие хитрости. Например, с вами.
— Вы хотите сказать, что я так просто предала Империю, свою семью — всё, что у меня было, да?
— Я хочу сказать, что по-настоящему вы ей и не принадлежали. Вы были чужой, Империя отторгала вас. Вы любили нескольких человек, которые любили вас — но в силу трагической случайности эти люди погибли. Но даже будь они живы — вы бы сами в скором времени признали, что, кроме эмоциональных связей с ними, вас там ничто не держит. Посмотрите правде в глаза, сеу Элисабет. Там вы были чужой — здесь вы своя. Часть вашей души еще сопротивляется. Но вспомните — разве люди, преподававшие вам этику и религию, не лгали самим своим видом? Разве они считали вас своей?
— Некоторые — считали, — Бет вспомнила епископа Мауи, нескольких хороших людей из школы на Сирене… Ей сильно хотелось солгать, но она понимала, что это бесполезно — по нескольким обмолвкам Лорел ей было известно, что Моро составил о ней подробное досье, и начальница Моро была с этим досье знакома.
— Но большинство — нет, — сказала Аэша, подтвердив догадку Бет. — Даже ваш приемный отец делал усилие, чтобы изображать любовь к вам. Вы не принадлежите им, сеу Элисабет. Вы наша. А Ричард Суна — нет. Пока — нет.
— Вы убили всех его родных. Как он может стать вашим?
— Ах, если бы вы знали, сколь многие приходили к синоби в ходе войн или вендетты… Дело вовсе не в резне на Сунасаки — синоби в ней и невиновны, хотя именно мы захватили в плен Райана Маэду. Дело в том, что Суна одержим этим римским безумием, и оно перевешивает даже вражду. Враждебного человека использовать просто, безумца — невозможно. Сначала нужно его излечить, и лечение будет жестким.
— Почему вы не можете просто оставить его в покое? Ладно, он знает ваши координаты — так и держали бы его просто в плену, как собирался Нейгал!
— Вы не понимаете, как сильно нам нужны пилоты, сеу Элисабет. Будь Суна пилотом похуже, «челноком» — возможно, мы бы так и сделали. Но мы не можем упустить из рук пилота первоклассного.
— Пообещайте мне, что не будете его мучить.
— Дитя мое, как я могу что-то пообещать, если он находится в руках своего наставника, в работу которого никто не может вмешаться, разве что в крайнем случае. Чего вы вообще от меня хотите? Чтобы я пообещала не наносить непоправимого вреда его физическому и ментальному здоровью? Мы сделаем все, что можно, уверяю вас, чтобы он прошел через это с минимальным количеством потерь, нам ведь нужен живой и здоровый пилот. Чтобы он не страдал? Увы, это невозможно. Он будет страдать, и страдать много. Римское безумие не лечится без боли, как бы нам ни хотелось обратного. Или вам нужен регулярный отчет о его состоянии? Тогда обращайтесь с этим к его наставнику. Черт побери, я даже не знаю, где он держит своего ученика.
— Отлично! — Бет встала. — Кто его наставник?
— А как вы думаете? — Аэша Ли улыбнулась. — Морихэй Лесан, конечно.
Бет спрятала в ладонях запылавшее лицо. Как можно быть такой тупой? Конечно, Моро никому бы не отдал Дика. Конечно, он постарается отыграться за все, что получил. Ох, какое же гадство… Слезы начали пробивать себе дорожку к глазам. Да что ты будешь делать… Ведь нужно быть сильной, нужно держать себя в руках перед всеми этими подонками, нужно… Черт, черт, черт!
— Что с вами? — спросил, подойдя и ласково трогая ее за плечо, давешний юноша в звании не по возрасту. Как, бишь, его там зовут? А, Карату…
— У меня есть друг, — сказала она. — Последний, кто остался живым. Его отдали синоби. Самому мерзкому, кого я знаю из всех людей — Моро. Морихэю Лесану.
— Не говорите так о нем! — возмущение Карату было таким искренним и даже трогательным, что у Бет пропало желание плакать. — Вы не знаете, что это за человек. Он не смог уберечь вашу названую мать, я знаю, но мою… мою государыню и ее ребенка он спас, рискуя жизнью! Он уводил их под огнем убийц, он прикрывал их собой, пока они не скрылись в корабле. В него попали из станкового плазмомета, он страшно обгорел. Поверьте, если он не смог спасти ваших близких — значит, это было не в человеческих силах. И вашему другу ничто не угрожает, если он пленник Лесана.
Он ласково, почти робко взял Бет за руку.
— Пожалуйста, успокойтесь. Мне не по себе от того, что вам плохо.
Она хотела что-то ответить, но раздалась тихая музыка, подбадривающие аплодисменты — и Бет повернулась на эти звуки, к центру зала.
Там, в круге зрителей, среди которых были и Лорел с Рихардом, и Кордо, и Ли, и другие сливки — стоял юноша-гем, стройный, как тополек, с темно-синими волосами, одетый в черное искрящееся трико и просторную шелковую накидку, с «музыкальным блоком» сантора на поясе и двумя короткими «рогатыми» клинками в руках. По его позе, осанке и костюму Бет поняла, что это танцор — юного и красивого раба позвали развлечь господ пляской.
