Бон же счел, что если пилота делает пилотом только судьба (а он в это свято верил) — то пусть женщины немного побалуются генетикой, вреда от этого не будет, а если это все-таки гены — то технология их программирования должна оказаться в руках у Рива в первую очередь, а потом уже — как судьба решит.
Для Кордо дом Рива был смыслом жизни, а дом Рива только тогда был домом Рива, когда в его сердцевине находилась каста одаренных, избранных. Каста пилотов. Без этого Рива — не Рива, как оседлый цыган — не цыган, как отступивший от Яхве еврей — не еврей. Сам Кордо пилотом не был, но он был намерен охранять этот институт так же ревностно, как правоверный иудей — институт левирата.
Он подсел к доевшему свой ужин Моро, не обращая внимания на то, что тот обещал свое время сёгунше и Солнцу. Он вообще не мог воспринимать императорский дом всерьез — что эту куколку Иннану, что ее сына. Аттар, отец Керета, был говном, и дед Керета, Экина, тоже был говном, и вообще императоры изговнились с тех пор, как их взяли в свои бархатные лапки Адевайль. Если Шнайдерам охота ломать перед мальчишкой комедию, делая вид, будто он что-то собой представляет — то пусть их.
— Ну что, ты доволен тем, что сделал?
— Да, конечно, — нагло ответил синоби. — Вы же знаете, суб-адмирал, что спасение потерянных детей — моя специальность.
— А что станет со всеми нами — на это тебе наплевать?
Моро поддел палочками с блюда кусок нежной свинины, собрал им столько кисло-сладкого соуса, сколько на нем поместилось, бросил в рот и начал почти демонстративно жевать.
— Вы маловер, суб-адмирал, — сказал он, прожевав мясо и промакнув губы салфеткой. — И это от того, что вы сами не пилот. Вы не знаете, как мало зависит от результатов теста и как много — от того, чем полна и насколько крепка душа человека. Вы можете верить только цифрам — извольте, вот вам цифры: из пятисот человек, проходящих пилотские тесты, только тридцать становятся пилотами. Остальные не могут выдержать тренировок. Если бы вас при помощи шлема отключили от этой реальности, от собственных органов чувств — через час вы сошли бы с ума. Пилот начинает прыжок с того, что познает ужас небытия всем, что остается в этот момент от его сознания. Мужество, которое ему требуется, не вырастишь методом генной инженерии. Генокомплекс пилота был инсталлирован четырем эмбрионам — пилотом стала одна Элисабет. Сейчас Лорел и ее подружки из Колыбели начнут ковыряться в геноме Бет, пытаясь выяснить, какие именно сочетания генов Бона, Лорел и инсталлированного комплекса сделали из нее пилота — и ни к чему не придут, потому что пилотом ее сделал мальчишка, в которого она влюблена, а все остальное только помогло ей пройти тесты.
— Болтовня, — поморщился Кордо. — Которую я уже слышал от Бона. Постельная философия.
— Если это все, что вы хотели мне сказать, — Моро приподнял кубок, и Ирис тут же наполнил его. — То позвольте мне вас покинуть. Я должен идти служить моей госпоже и моему Императору.
— А пороху хватит обслужить обоих? — фыркнул Кордо, поднимаясь и отдавая поклон — Лорел приближалась к ним. Со стороны человеку, не слышавшему разговора, могло бы показаться, что расстаются два добрых друга, и младший исполнен к старшему почти сыновнего почтения, а старший к младшему — слегка покровительственного уважения.
Когда Лорел подошла, Моро сказал ей — чуть громче, чем нужно:
— Какая жалость — наблюдать, как стареют и теряют разум такие достойные люди.
— Что тебе сказал старый пердун? — тихо спросила Лорел, улыбнувшись.
— Пустяк. Итак, пленники устроены в моем маноре.
— Я это поняла по твоим словам.
— Мой эконом показал им сцену встречи Элисабет в глайдер-порту. Пусть леди Констанс утешится тем, что ее приемная дочь жива и знает, что она потеряна для нее.
— Хорошо.
— Это все, что я хотел сообщить.
— Ты придешь ко мне завтра или послезавтра?
— Послезавтра. Кого ты назначила в телохранители Бет?
— Молодого Огату. У нас не возникнет проблем с этим твоим мальчиком?
— Никаких. Я держу его в своем городском доме, под замком, и к тому моменту, когда выпущу — примерно через месяц — он будет думать только обо мне.
— Ах ты потаскун, — усмехнулась Лорел. — Ты еще будешь мне врать, что за месяц разбудишь в нем любовь?
— О боги, нет! Я не хочу связываться с такой нестойкой и сложной материей, как любовь. Я буду полагаться на более верное, простое и горячее чувство. Ненависть.
Лорел помолчала несколько мгновений, пристально глядя в лицо своего друга, любовника и слуги.
— Когда ты сказал «ненависть» — на тебя было немного страшно смотреть, — сказала она.
Моро ответил ей тоже не сразу.
— Ты знаешь, какая пытка, согласно писаниям святых отцов, считается в аду самой страшной?
— Я не знакома с теорией римского безумия. Скажи мне ты.
— Созерцание Дьявола, Лорел. По аналогии с наивысшим блаженством рая — созерцанием Бога. Тебе было страшно смотреть на меня, потому что я готовлюсь к роли дьявола.
Лорел снова помолчала.
— Ты и Керету все это расскажешь?
— Нет, конечно. Вы слишком хорошо воспитали мальчика — святые небеса, я все не могу привыкнуть к тому, как он возмужал! Но все равно, созерцания дьявола он не выдержит, да это ему и не нужно.
— Насколько он искренен в своих чувствах к Бет — ты сможешь мне потом сказать?
— Я могу это тебе сказать сейчас — он не на шутку влюблен. В твои исследовательские планы я не верю, но матримониальные вполне могут увенчаться успехом.
— Хорошо. Поговори с Керетом.
Она отошла, и Моро приблизился к Солнцу.
— Итак, теперь у меня бездна времени, и все оно ваше, повелитель, — сказал он.
— Давайте пройдем в Каменный Сад, — сказал Солнце.
Каменным Садом называлась одна из примыкающих пещер, так часто «заросшая» изумительной красоты сталактитами и сталагмитами, что устраивать в ней большие пирушки было невозможно.
— Капитан Лесан, — сказал юноша. — Она любит этого… капитана?
— Я бы сказал так: он произвел на нее сильное впечатление. Можете себе представить — открытый космос, гибнет вся команда, а он не теряется и собирает новую команду буквально из ничего… Если бы не мои козни, он бы вывел корабль к Парадизо. Боитесь конкуренции?
— Откровенно говоря, да.
— Не бойтесь. Просто беритесь за дело. Сеу Элисабет любит не столько самого Ричарда, сколько определенный тип молодых людей. Вы принадлежите к этому типу — серьезный, немного печальный юноша с привычкой задумываться о сложных вещах и непростым прошлым. Кроме того, ваш соперник обладает двумя существенными недостатками: он, как говорится, человек без света и тени, не признающий компромиссов. И… он берсерк.
— Убийца?
— Пока нет. Но если он сорвется… а она это увидит…
— Неужели вы способны подстроить такое?
Моро невесело улыбнулся.
— Я ведь синоби, повелитель. Я способен подстроить еще и не такое.
— Но только не ради меня. Я не хочу ее добиться ценой чьей-то смерти.
— Повелитель, эта цена уже уплачена, — у рта синоби на миг обозначились жесткие складки. — Ради того, чтобы Бет была доставлена сюда живой и невредимой, уже погиб Эктор Нейгал. Не считая случайных жертв — ее приемной семьи, любовницы Нейгала… А их нельзя не считать. А если принять в счет и тех, кого можно не считать — рейдеров и гемов…
— Не надо… — юного императора передернуло. Моро положил руку ему на плечо.
— Вы выросли, государь. На вас возложена обсидиановая корона. Хотелось бы верить, что вы и повзрослели. Мир жесток, как бы нам ни хотелось обратного.
— Да, вы правы, Морихэй-доно[41], — Керет обратился к Моро как в детстве. — Мне ли можно забывать, как мир жесток? Но хотелось бы, чтоб она забывала иногда…
— Все в ваших руках, — Моро выглянул в большой зал и условным щелчком пальцев подозвал Ириса. — Он все еще нужен вам?
— Не знаю, — улыбнулся Керет. — Он ей понравился. Я думаю, ей было бы приятно получить его. Но, с другой стороны — она привыкла считать себя фемом… и она имперка.
Ирис был подарком Иннаны, сделанным вскоре после того, как Моро сменил тело. Пока он ходил к маленькому Керету в облике чудовища из волшебных сказок, скрывающего уродство под маской — мать не имела ничего против, но как только он появился в Ониксовом Дворце, уже одетый в юное прекрасное тело, как она забеспокоилась и поспешила подарить ему Ириса, хорошенького дзёро одного с Керетом возраста. Намек был более чем прозрачен, и поэтому несколько оскорбителен: что бы о нем ни болтали, Лесан никогда не попытался бы заигрывать с ребенком. Иннана, при всей своей дворцовой утонченности и временами пробивающемся здравомыслии, все-таки была глупа. Она так и не узнала, что маленький Керет был единственным, кроме Лорел, человеком, который не шарахался, видя его без маски — безглазый лысый череп. Она не знала, что юного императора и его спасителя связывают узы дружбы, которые Моро никогда не променял бы на любовные отношения — он слишком высоко для этого ценил дружбу, слишком хорошо знал, что секс — гораздо меньше, чем сердечная привязанность.
