Я прошу тебя, ГПУ, подготовить конец этого мира…
Да здравствует ГПУ, истинный образ материалистического величия!”…
Вряд ли столь крутое превращение бывшего дадаиста и сюрреалиста в пламенного певца красного террора обошлось без влияния Эльзы».
Появление проблем
В марте 1931 года Яков Агранов был назначен начальником Секретно-политического отдела ОГПУ СССР и стал членом коллегии этого чрезвычайного ведомства.
А поэт Иван Приблудный (Яков Петрович Овчаренко), давно уже завербованный гепеушниками, их ожиданий не оправдал. Мало этого, он начал обвинять ОГПУ в том, что оно…
«…преувеличивает политическое значение поступающих в его распоряжение агентурных данных о политической нелояльности поведения тех или иных лиц».
ОГПУ отреагировало мгновенно – в журнале «Смена» была напечатана резко отрицательная рецензия на новую книгу Приблудного. Его стихи назывались «мелкобуржуазными», а на самого автора была помещена карикатура художников Кукрыниксов (поэт пожимал руки попу и кулаку).
Мало этого, 17 мая Приблудного арестовали (за распространение эпиграммы на главу Красной армии Клима Ворошилова) и выслали в Астрахань.
Сам же Ворошилов (вместе с Орджоникидзе и во главе со Сталиным) отправился на аэродром, где вождям показали новый советский истребитель И-5, созданный в гепеушной шарашке Николаем Поликарповым и Дмитрием Григоровичем. Одним из лётчиков, который демонстрировал самолёт, был тогда ещё мало кому известный Валерий Чкалов. Кремлёвские вожди от увиденного были в восторге, и ими было принято решение считать приговор в отношении Поликарпова условным. Мало этого, он был направлен работать в ОКБ ТТАГИ заместителем начальника бригады. Григорович тоже получил полную волю и, продолжая создавать самолеты, стал преподавать в Московском авиационном институте. А их самолёт И-5 целых девять лет был на вооружении ВВС РККА.
Тем временем в сёлах страны с началом посевной кампании стали возникать трудности – не было семян для засева колхозных и совхозных полей. Зерно пришлось завозить из соседних губерний, и без того уже (в результате хлебозаготовок) лишённых запасов пшеницы и ячменя. Тех, кто слишком сильно возмущался и протестовал против проводившейся политики, тут же арестовывали работники ОГПУ.
Юсуп Абдрахманов:
«23.05.1931.
Вчера приехала сестра, которую не видел… 8 лет… Её муж арестован уже 3 месяца ГПУ. За что? За какие проступки? – не знаю. И она приехала, чтоб найти во мне защитника? Кто он? Богач? Лишенец? Преступник? Не знаю и она не знает… О, как суров железный закон жизни. Если бы я хотел защитить её, её мужа, я смог бы, но… я не хочу. Сознание долга, сознание революционера этому обязывает. О, родная и… несчастная. Мне больно за тебя, но я прежде всего солдат того класса, к которому пришёл и с которым связал свою судьбу, до последней минуты вздоха».
А освобождённый чекистами Мартемьян Рютин всё больше задумывался над тем, чтобы собрать вокруг себя истинных марксистов-ленинцев, не согласных с той ошибочной политикой, которую проводило сталинское ЦК.
Вальтер Кривицкий обратил внимание на интересную особенность первых лет советской власти:
«Ленин, основатель Советского государства, предупреждал своих последователей против вынесения смертного приговора членам правящей партии большевиков. Он ссылался на печальный пример Французской революции, которая пожрала своих детей. На протяжении 15 лет Советская власть не нарушала этого ленинского завета. Все большевистские еретики подлежали исключению из партии, тюремному заключению, ссылке, увольнению с работы или лишению средств существования. Однако неписанный закон запрещал вынесение смертного приговора членам партии за политические проступки».
Лили Брик в это время проживала в Ростове-на-Дону, где служил Виталий Примаков. В Москве бывала наездами. «Наследство», которое ей вручило советское правительство, было довольно скудным. Об этом – Аркадий Ваксберг:
«…издание книг Маяковского кем-то невидимым тормозилось, издание книг и даже статей о нём – ещё энергичней.
Совсем скандальный эпизод произошёл с одной из страстных пропагандисток творчества Маяковского, знавшей его при жизни, – критиком и публицистом Любовью Фейгельман. По настоянию «политредактора» (то есть цензора) Клавдии Новгородцевой (вдовы ближайшего ленинского сподвижника Якова Свердлова) Фейгельман была исключена из комсомола и изгнана с работы в одном из журналов «за пропаганду богемного, хулиганского поэта Маяковского». Попытки Лили за неё заступиться окончились ничем: сама она значила тогда очень мало, а Агранов умыл руки и вмешиваться не захотел. Не захотел или не мог? После загадочного и скандального ухода из жизни "друга чекистов "лубянские боссы вряд ли могли хоть с какого-то бока заниматься делами, имевшими к нему отношение».
Новые проблемы
В июне 1931 года писатель Евгений Замятин, которого (после опубликования за границей романа «Мы») в СССР вообще перестали печатать, написал письмо Сталину с просьбой отпустить его за границу. В письме, в частности, говорилось:
«Приговорённый к высшей мере наказания – автор настоящего письма – обращается к Вам с просьбой о замене этой меры другою… Для меня, как писателя, именно смертным приговором является лишение возможности писать, а обстоятельства сложились так, что продолжать свою работу я не могу, потому что никакое творчество немыслимо, если приходится работать в атмосфере систематической, год от году увеличивающейся травли».
И вождь (по ходатайству Горького) разрешил Замятину уехать. Обрадованный писатель стал готовиться к отъезду из страны.
Москва в это время приступила к окончательному сносу храма Христа Спасителя – на его месте предполагалось построить Дворец Советов. Поэт Демьян Бедный (в журнале «Эпоха») тут же откликнулся на снос храма стихами:
«Под ломами рабочих превращается в сорБезобразнейший храм, нестерпимый позор».
23 июня газеты опубликовали речь Сталина на совещании хозяйственников. Вождь сказал:
«Года два назад дело обстояло таким образом, что наиболее квалифицированная часть старой технической интеллигенции была заражена болезнью вредительства. Одни вредили, другие покрывали вредителей…
Это не значит, что у нас нет больше вредителей. Нет, не значит. Вредители есть и будут, пока есть у нас классы, пока имеется капиталистическое окружение».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
