— Если война будет проиграна, мы разоримся, — пробурчал Оспиталеч.
Капистуна это не волновало, он собирался вернуться на родину; Баутиста на доходы от контрабанды уже успел прикупить себе земли. Но Салакаин был расстроен. Если бы его не удерживало желание разыскать Каталину, он отправился бы в Америку. Почти целый год он не имел вестей от своей возлюбленной; в Урбии не знали, где она находится, поговаривали, что донья Агеда умерла, но эти слухи не находили подтверждения.
Из четырех мужчин в кабачке Сокоа двое — Баутиста и Капистун — были довольны жизнью и разговаривали, двое других злились и молча поглядывали друг на друга. Снаружи лил дождь, бушевал ветер.
— Кто-нибудь из вас взялся бы за одно трудное дело, где придется рисковать шкурой? — спросил вдруг Оспиталеч.
— Только не я, — сказал Капистун.
— И не я, — ответил рассеянно Баутиста.
— О чем речь? — спросил Мартин.
— Речь о том, что надо отправиться в Испанию, в расположение карлистских войск, и добиться, чтобы кое-кто из генералов и, кроме того, сам дон Карлос подписали несколько векселей.
— Черт! Это нелегкая штука, — воскликнул Салакаин.
— Я знаю, что нелегкая, но заплатят хорошо.
— Сколько?
— Хозяин сказал, что дал бы двадцать процентов, если бы ему привезли подписанные векселя.
— А на какую сумму векселя?
— На какую сумму? Точно не знаю. А ты бы пошел?
— Почему нет? Если можно хорошо заработать…
— Тогда подожди минутку. Кажется, пришло судно, поговорим потом.
И действительно, в ночи раздался пронзительный свист. Четверо вышли на набережную и услышали шум разрезаемой винтом воды, а затем по лестнице, спускавшейся от набережной к воде, взбежали несколько моряков и принялись обвязывать конец троса вокруг причальной тумбы.
— Эгей! Маниш! — крикнул Оспиталеч.
— Эгей! — отозвались с моря.
— Порядок?
— Порядок, — ответил голос.
— Ладно, пошли в дом, — сказал Оспиталеч, — холод собачий.
Мужчины возвратились в кабачок, и немного погодя туда вошел, скинув в дверях зюйдвестку, хозяин судна «Стрела» Маниш, а с ним еще два моряка.
— Значит, ты готов взяться за это дело? — спросил Оспиталеч Мартина.
— Да.
— Один?
— Один.
— Хорошо, пойдем, спать. Утром увидимся с моим хозяином, и он скажет, сколько ты получишь.
Моряки со «Стрелы» принялись пить, и один из них затянул песню «Матросы с «Эжени Прекрасной», остальные отбивали такт ногами и время от времени громко вскрикивали.
На следующий день Мартин поднялся чуть свет и вместе с Оспиталечем сел в поезд, отправлявшийся в Байонну. Они явились в дом еврея-банкира, которого звали Леви-Альварес. Это был низенький полуседой блондин с крючковатым носом, белыми усами и в очках с золотой оправой. Оспиталеч, один из агентов сеньора Леви-Альвареса, рассказал своему хозяину, что Мартин вызвался проделать опасное путешествие в расположение карлистских войск и возвратиться с подписанными векселями.
— Сколько вы за это хотите? — спросил Леви-Альварес.
— Двадцать процентов.
— Многовато, черт возьми!
— Ладно, раз так — говорить не о чем, я ухожу.
— Постойте! Известно ли вам, что векселей здесь на сто двадцать тысяч дуро? Двадцать процентов составят огромную сумму.
— Это то, что мне предложил Оспиталеч. Двадцать или ничего.
— Черт побери! Ведь вы не учитываете…
— Это мое последнее слово. Двадцать или ничего.
— Ладно, ладно. Будь по-вашему. Знаете ли вы, что, если вам повезет, вы получите двадцать четыре тысячи дуро?
— А если не повезет, то пулю в лоб.
— Вот именно. Вы согласны?
— Да, сеньор, согласен.
— Хорошо. Значит, договорились.
— Но я хочу, чтобы вы дали мне письменное обязательство, — сказал Мартин.
— Ничего не имею против.
Еврей замялся и после некоторого колебания спросил:
— В каком виде вы хотите его получить?
— Долговыми обязательствами на тысячу дуро каждое.
Еврей, поколебавшись еще немного, написал обязательства и поставил на них печати.
— Векселя можете пересылать мне частями, — предложил он, — как получили подписи, так сразу и отправляйте из того же города.
— А не мог бы я оставлять их у городских нотариусов?
— Да, это еще лучше. Один совет. В Эстелье не обращайтесь к военному министру. Явитесь прямо к главнокомандующему и вручите векселя ему.
— Так я и сделаю.
— Ну, что ж, тогда прощайте, желаю удачи.
Мартин зашел в контору байоннского нотариуса, попросил проверить, правильно ли написаны обязательства, и, получив утвердительный ответ, оставил их там на хранение под расписку.
В тот же день он отправился в Capo.
— Спрячьте эту бумажку, — сказал он Баутисте и сестре, вручая им расписку нотариуса. — Я уезжаю.
— Куда? — спросил Баутиста.
Мартин посвятил его в свои планы.
— Напрасно ты за это взялся, — сказал Баутиста, — тебя убьют.
— Ну вот еще!
— Да любой из отряда Падре тебя выдаст, как только увидит.
— Ни одного из них сейчас нет в Испании. Большинство уже сбежало в Америку. Кое-кто — здесь, у тебя во Франции, на хлеб себе зарабатывает.
— Все равно, то, что ты собираешься сделать, глупо!
— Слушай! Я ведь никого не заставляю идти со мной, — сказал Мартин.
— Если ты думаешь, что ты один на это способен, ошибаешься, — ответил Баутиста. — Что могут другие, я тоже могу.
— А разве я говорю «нет»?
— Вроде бы сомневаешься.
— Нет, дружище, не сомневаюсь.
— Да вижу я, и, чтобы ты так обо мне не думал, я пойду с тобой. Никто не посмеет сказать, что французский баск боится пойти туда, куда идет баск испанский.
— Но послушай, ведь ты женат, — возразил Мартин.
— Это неважно.
— Хорошо, я вижу, что тебе просто хочется поехать со мной. Поедем вместе, и если нам удастся привезти подписанные векселя, я тебе дам сколько-нибудь.
— Сколько?
— Там будет видно.
— Ну и плут же ты! — воскликнул Баутиста. — Куда тебе такая куча денег?
— Почем я знаю. Там будет видно. У меня в голове кое-что вертится. Что? Не знаю, но я еще для чего-нибудь пригожусь. Эта мысль во мне засела с недавних пор.
— Да что ты задумал, черт возьми?
— Не знаю, дружище, не знаю, — ответил Мартин, — только есть люди, которые смотрят на себя как на старый горшок; он может служить хоть миской, хоть плевательницей — все одно. Я не такой, я чувствую в себе, вот здесь, внутри, что-то крепкое, сильное… не знаю, как объяснить тебе.
Баутисту удивила неопределенность устремлений Мартина, сам он был человеком уравновешенным, склонным к порядку и очень хорошо знал, чего хочет.
Друзья перевели разговор на предстоящее путешествие. Для начала они должны были отправиться на пароходике «Стрела» в Сумайю, а оттуда добраться в Аспейтию, из Аспейтии в Толосу, из Толосы в Эстелью. Чтобы не держать при себе список людей, с которыми им предстоит встретиться, и не заглядывать на каждом шагу в бумагу, которая могла их скомпрометировать, Баутиста, обладавший великолепной памятью, выучил весь список наизусть; векселя зашили в кожаные гетры. К ночи приятели уже были в Сокоа, поднялись на палубу судка, и «Стрела» вышла в открытое море. За все время плавания Баутиста и Салакаин ни разу не вылезали из тесной раскачивающейся каютки.
На рассвете лоцман увидел в стороне мыса Мачикао судно, похожее на военное; «Стрела» ускорила ход и вошла в Сумайю.
В порту их встретило несколько рот карлистских солдат, которые уже собирались открыть по ним огонь, но когда разглядели, что судно французское, успокоились. Путешественники сошли на берег, и здесь замечательная память Баутисты подсказала им, кого они должны навестить в этом городе. То были три или четыре купца. Баутиста и Мартин разыскали их, подписали у них несколько векселей, потом купили себе пару кляч, выхлопотали пропуск и отправились дальше, по дороге, ведущей на Сестону.
Они проехали через деревню Ойкина, которая состояла всего из нескольких хижин, расположенных на берегу реки Урола; потом через Айсарнасабаль и остановились поужинать в Ираэте, на постоялом дворе возле моста.
Скоро спустилась ночь. Мартин и Баутиста поели, обсудили, что лучше — остаться или ехать дальше, и предпочли второе.
Они взобрались на своих кляч и, уже тронувшись в путь, заметили, что из дома возле Ираэтского моста выехал экипаж, запряженный четверкой лошадей. Лошади пошли рысью вверх по дороге на Сестону. Этот участок дороги от Ираэты до Сестоны проходит в ущелье, по дну которого течет река. Подобные места обычно выглядят печально и мрачно, особенно ночью.
