— Конечно, Ичтабер — человек неплохой и богатый, что верно, то верно, но только он курносый, а еще от него воняет, потому как он всю жизнь с кожами возится.
— Ну и врун ты, — сказала девушка.
— Ничего подобного. Ты только принюхайся. Сама заметишь.
Фернандо пошел в мастерскую, взял большие мехи и набросал в них дубовой коры, той, что после дубления кож остается, а вонь от нее — помереть можно; потом он провертел дырку в перегородке, которая отделяла мастерскую от соседней комнаты, и стал поджидать благоприятного случая. Вечером пришла девушка, а Ичтабер и говорит своему ученику:
— Слушай, Фернандо, пойди-ка на минутку в ту комнату и сложи как следует те колодки, что в ящике.
Фернандо вышел, взял мехи и заглянул в дырку. А Ичтабер уже его невесте руку целует; тогда Фернандо нацелил на девушку мехи и пустил через дырку вонючего воздуха.
Когда он снова заглянул в дырку, Ичтабер стоял, зажав рукой свой нос-кнопку. И девушка себе нос закрыла.
Фернандо еще несколько раз нажимал на мехи, пока не устал.
Через два дня девушка пришла снова, и опять случилось то же самое; больше она не являлась и объявила всем, что от Ичтабера Курносого пахнет мертвецом.
Ичтабер стал приударять за другой красоткой, но Фернандо сыграл с ней ту же шутку, и сапожник жаловался своим друзьям:
— Arrayua! В мои времена было совсем другое дело, девушки были здоровыми. А теперь от одной больше, от другой меньше, но от всех псиной несет.
Опять раздался веселый, звонкий смех молоденькой хохотуньи.
Остальные присутствующие похвалили плутовские проделки Фернандо из Амескеты и отправились спать.
На следующее утро Мартин и Баутиста покинули Амескету.
Ночью они прибыли в долину Аркиль и остановились на постоялом дворе в Эчарри-Аранс. Спустились в кухню — погреться у огня, и там вместо истории о славном плуте Фернандо из Амескеты им пришлось выслушать рассказ одной старухи о доне Теодосио де Гоньи, наваррском кабальеро, который по наущению дьявола убил своего отца и свою мать, а потом удалился на покаяние в лес с цепями на ногах. Через много лет, когда дон Теодосио уже состарился, к нему явился дракон и хотел было съесть его, но тут перед ними возник архангел Михаил, сразил дракона и разорвал цепи на кабальеро.
Баутисте и Мартину смешные побасенки о добром Фернандо из Амескеты показались занимательнее этой глупой истории про драконов и святых.
Они как раз слушали пояснения к житию святого Теодосио, когда в харчевню вошел светловолосый господин, который, заметив Баутисту и Мартина, уставился на них внимательным взором.
— Да ведь вы те самые…
— А вы тот самый…
— Собственной персоной.
Это был Иностранец, которого они освободили из лап Падре.
— Зачем вы сюда приехали? — спросил Иностранец.
— Мы едем в Эстелью.
— Правда?
— Да.
— Я тоже. Поедем вместе. Вы знаете дорогу?
— Нет.
— А я знаю. Я уже однажды там был.
— Что вы все время бродите в этих краях? — спросил Мартин.
— Такая уж у меня работа, — ответил Иностранец.
— А кто вы, если это не секрет?
— Я журналист. Наше приключение помогло мне написать интереснейшую статью. Я рассказал о вас, и о вашем друге, и о той смуглянке сеньорите. Вот храбрая девушка!
— Еще бы!
— Итак, если вы не возражаете, мы отправимся в Эстелью вместе.
— Возражаем? Напротив. Мы рады, и даже очень.
Так они и порешили — ехать вместе.
В семь часов утра, когда начало светать, все трое покинули город, проехали через туннель Лисаррага и стали спускаться к равнине Эстельи. Иностранец путешествовал на ослике, который бежал чуть ли не быстрее кляч Мартина и Баутисты.
Они проехали через расположение карлистских войск. Среди офицеров было много чужеземцев в ярких мундирах — австрийских, итальянских и французских, смахивавших на маскарадные костюмы.
Около трех часов дня они поели в Лесуане и, погоняя своих животных, проехали через Абарсусу. Иностранец объяснил им, как располагались войска либералов и карлистов в сражении при Монте-Муру, и показал место, где завязался самый ожесточенный бой, в котором погиб генерал Конча.
В сумерки добрались до окрестностей Эстельи. Еще раньше им встретилась рота солдат во главе с лейтенантом, который приказал им остановиться. Все трое предъявили свои пропуска. Когда они подъехали к монастырю Реколетас, была уже ночь.
— Кто идет? — крикнул часовой.
— Испания.
— Кто вы?
— Свои.
— Проходите.
Они снова показали документы, на этот раз сержанту на заставе, и въехали в столицу карлистов.
Глава IX
Как Мартин и Иностранец прогуливались ночью по Эстелье и о чем они разговаривали
Проехав через ворота Святого Иакова, они очутились на главной улице, нашли гостиницу и осведомились, есть ли свободные комнаты.
На лестнице показалась девушка.
— Дом полон, — сказала она. — Для троих места нет, только для одного найдется.
— А для лошадей? — спросил Баутиста.
— В конюшне, кажется, свободно.
Девушка пошла поглядеть, а Мартин сказал Баутисте:
— Раз для одного человека есть место, ты можешь поселиться здесь. Лучше нам расстаться и сделать вид, что мы друг друга не знаем.
— Верно, — согласился Баутиста.
— Завтра утром встретимся на площади.
— Хорошо.
Девушка возвратилась и сказала, что лошадей в конюшне поставить можно.
Баутиста увел животных, а Иностранец и Мартин постучались в другую гостиницу, на бульваре Лос-Льянос, где их пустили на ночлег.
Мартина привели в грязную, неприбранную комнату, в глубине которой находился узкий альков, обои на его стенах были в черных пятнах копоти. Без сомнения, постояльцы уничтожали клопов, сжигая их на ночнике, который и оставил на обоях эти «успокоительные» следы. В туалетной комнате и в алькове пахло конюшней, запах поднимался сюда сквозь щели половиц.
Мартин извлек письмо Леви-Альвареса и пачку конвертов с векселями, зашитую в гетры, и отделил уже подписанные от остальных. Так как эти последние были все адресованы в Эстелью, он положил их в один конверт и надписал: «Главнокомандующему армии карлистов».
«А не просчитаюсь ли я, оставив им векселя без всякой гарантии?» — спросил себя Мартин.
Но он недолго размышлял над этим, так как сразу понял, что с его стороны было бы безумием просить расписку или залог.
— Как ни думай, а если они не захотят подписать, я не смогу их заставить, и если они дадут мне расписку, а потом им взбредет в голову отобрать ее, им ничего не стоит это сделать. Тут надо прикинуться, что мне все равно, и коли дело выйдет, воспользоваться случаем, а коли нет, поставить на всем крест.
Он подождал, чтобы просохла надпись на конверте. Вышел на улицу. Приметил на бульваре одного сержанта и, поздоровавшись с ним, спросил:
— Где я могу увидеть генерала?
— Какого генерала?
— Главнокомандующего. Я привез ему письма.
— Он, должно быть, гуляет на площади. Пойдемте со мной.
Они отправились на площадь. Под аркадами, при печальном свете керосиновых фонарей, прогуливалось несколько карлистских начальников. Сержант подошел к этой группе и, вытянувшись перед одним из них, сказал:
— Мой генерал!
— В чем дело?
— Этот штатский привез письма для главнокомандующего.
Мартин приблизился и вручил пакет с векселями. Карлистский генерал встал под фонарем и разорвал конверт. Генерал был худой, чернобородый мужчина высокого роста, лет около пятидесяти, с рукой на перевязи. Он носил большой гасконский берет с кистью.
— Кто это доставил? — спросил генерал звучным голосом.
— Я, — сказал Мартин.
— Вы знаете, что в этих конвертах?
— Нет, сеньор.
— Кто вам дал их?
— Сеньор Леви-Альварес из Байонны.
— Как вы добрались сюда?
— Из Сен-Жана-де-Люса в Сумайю — на пароходе, из Сумайи сюда — верхом.
— И у вас не было никаких неприятностей по дороге?
— Никаких.
— Некоторые из этих бумаг надо передать королю. Хотите вручить их сами или чтобы их передал я?
— Мне приказали только отдать эти письма и, если будет ответ, доставить его в Байонну.
— Вы разве не карлист? — спросил генерал, удивленный безразличным тоном Мартина.
— Я живу во Франции, торговлей занимаюсь.
— А, так вы француз?
Мартин промолчал.
— Где вы остановились? — продолжал спрашивать генерал.
— В одной гостинице на бульваре… как его…
— Бульвар Лос-Льянос?
— Кажется. Да, так он называется.
— Там у ворот еще контора дилижансов? Не правда ли?
