И в конце концов она вынуждена была согласиться.
— Что ж, сударь, — тихо обратилась она к сержанту, — в таком случае, передайте своему капитану, мы будем у него на крестинах маленького Жака. Да поможет Господь генералу найти в себе силы, чтобы добраться туда живым и невредимым…
Сержант поднялся, почтительно попрощался со всеми и вышел.
— Поверьте, Мари, — заметил после его ухода генерал, — у меня такое чувство, что эта поездка пойдет мне на пользу. Знаете, нужно сменить обстановку, мне так не хватает воздуха, движения…
— По-моему, мой бедный друг, вы не вполне отдаете себе отчет, какой жестокий удар нанесли вам все эти испытания. И сейчас вам, напротив, нужны отдых и покой!.. Знаете, Жак, если бы у вас хватило сил, полезнее всего для вас оказалось бы сейчас путешествие во Францию. Климат без зимы в конце концов окончательно подорвет ваше здоровье!..
Два дня спустя, поутру, неимоверным усилием воли генералу Дюпарке все-таки удалось забраться в седло.
Нога все еще болела, доставляя массу страданий, однако, должно быть, Господь все-таки услышал молитвы Мари, ибо рана наконец-то затянулась тонкой кожицей. Она больше не гноилась, не кровоточила. Исцеление было не за горами.
Единственное, что страшило Мари, — это как бы из-за неосторожности Жака рана не открылась снова, непоправимо ухудшив общее состояние генерала.
Она ведь не могла не замечать, как похудел он в последнее время, как бледен и как мало у него сил. И одной силы воли здесь было недостаточно. Он с большим трудом держался в седле, дрожал всем телом и, едва ступив на дорогу, ведущую в сторону Сен-Пьера, почувствовал, как на лбу выступил холодный пот.
Мари не сказала ни слова — ей ли было не знать, что теперь уже никакими доводами не удастся уговорить его повернуть назад.
Однако не прошло и часа, как Жак пересилил слабость и уже скакал вдоль морского берега по дороге, ведущей к Карбе…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Крестины
Когда Жак с Мари добрались до окрестностей Карбе, все море вокруг города пестрело целой флотилией рыбацких лодок. Море выглядело спокойным как никогда. Над лодками кружило множество чаек, которые описывали в воздухе широкие круги, а потом снова возвращались на землю. Фаэтоны с длинными желтыми клювами сновали взад-вперед, то касаясь крыльями волн, то снова спеша в свои гнезда, выдолбленные в белой круче под раскаленными лучами солнца на прибрежном обрыве.
Жак остановил лошадь, чтобы немного полюбоваться этим уголком Мартиники, который был особенно дорог его сердцу. Мари тоже подъехала поближе, и долго они вдвоем, не обменявшись ни единым словом, наслаждались безмятежным покоем, которого не нарушал ни малейший шум.
У ног их толпились небольшие рыбацкие домишки из пальмовых веток, и перед каждой дверью под плетенным из листьев навесом горел костер, на котором коптили рыбу или мясо. Словно символ возрождающейся из пепла колонии. Эта часть побережья, так жестоко пострадавшая от бедствия, казалось, залечивала раны и пыталась забыть о выпавших на ее долю испытаниях.
— Вот увидите, — проговорил Жак, пришпорив каблуком коня, — тех, кто живет на этом острове, еще ждут прекрасные дни!
От волнения голос его слегка задрожал, он был явно растроган. И Мари поняла, эта мирная картина возвращала генералу уверенность в себе.
«Кто знает, — подумалось ей, — а может, он был прав, когда говорил, что ему надо сменить обстановку. Даже одно это зрелище занятых повседневным трудом колонистов способно вдохнуть в него новые силы».
Она пришпорила свою лошадь, которая послушно пошла следом за сидящим в седле спутником.
Теперь перед глазами Жака с Мари возникли заново выстроенные хижины большого селения. Ослепительное тропическое солнце окрашивало весь пейзаж в какие-то насыщенные, яркие тона. Жак, однако, заметил одну вещь, которая показалась ему весьма странной — вокруг не было ни единой живой души. А между тем всей округе должно было уже давно быть известно о его приезде. Как же могло случиться, что плантаторы Карбе и его окрестностей не выехали навстречу, чтобы приветствовать его приезд в эти края?
Он кинул взгляд на Мари, будто пытаясь угадать, не те ли же самые мысли тревожили в тот момент и его молодую жену, однако та уставилась в землю, не сводя глаз с ног своей кобылы, лицо ее казалось совершенно непроницаемым.
Жака охватило какое-то необъяснимое смятение, явно дурное предчувствие. Родилось такое ощущение, что здесь вот-вот произойдут непредвиденные и совершенно неожиданные события.
И он так разволновался, что невольно резко натянул поводья, пытаясь снова остановить свою лошадь.
— В чем дело? — поинтересовалась Мари. — Что случилось? Что-нибудь не так, вам нехорошо?
Жак поднял голову. Взгляд его скользнул по тому месту в прибрежных скалах, где дорога круто спускалась к морю.
Он увидел группу всадников. Лошади скакали так быстро, что их окутывало густое облако пыли. В любой другой момент он бы наверняка подумал о торжественной встрече — может, чуть запоздалой, но все равно о неизбежной дани уважения со стороны подданных, обитателей здешних краев, однако на сей раз, сам не зная почему, он лишь насторожился, почувствовав, что тревога его еще более усилилась.
— Друг мой, — внезапно изменившимся голосом обратился он к Мари, — поверьте, сейчас нам с вами лучше всего пришпорить коней и как можно скорее добраться до казарм ополчения…
Мари бросила на него изумленный взгляд. И увидела лицо, искаженное тревогой. Может быть, он просто утомлен? Или его снова мучают боли?
— Но как же ваша нога, Жак! — воскликнула она. — Разве вы в состоянии нестись галопом?
У него не хватило времени ответить, ибо он уже пустил коня во весь опор и помчался вперед. Ограничившись лишь жестом, который должен был без слов дать понять жене: «За мной!»
Превосходная наездница, она тут же подстегнула лошадь и быстро нагнала мужа.
Копыта их лошадей гулко цокали по каменистой дороге, а сзади до них доносился в сотню раз более сильный шум, поднимаемый группой всадников, которые спускались с холма. По счастливой случайности Мари с Жаком заметили их прежде, чем те спустились к берегу моря. Дюпарке слегка развернулся в седле и бросил спутнице:
— Скачите за мной и не тревожьтесь ни о чем!..
Он и сам толком не понимал, почему ведет себя таким манером. Мари было подумала, что он просто хочет избежать чересчур торжественных приветствий своих друзей, не желая показываться им в столь прискорбном виде, который явно говорил не в его пользу. И охотно прощала ему это своего рода кокетство, тем более, возможно, и сама, спроси он ее совета, посоветовала бы ему поступить точно так же.
Однако из чувства противоречия, такова уж женская натура, едва поравнявшись с ним, она все же не преминула заметить:
— Вы могли бы, по крайней мере, поздороваться с людьми, которые явно проделали немалый путь, чтобы увидеться с вами… Поверьте, это утомило бы вас ничуть не больше, чем эта скачка, из-за которой вы рискуете потревожить вашу рану…
В ответ он лишь вконец усталым голосом бросил:
— Вперед, Мари… Прошу вас, вперед… Я все объясню вам потом…
В Карбе уже услыхали стук копыт приближающихся всадников. Отряд ополченцев во главе с капитаном Летибудуа де Лавалле, одетым по такому торжественному случаю с большой пышностью, был выстроен прямо перед отведенными им казармами. Под ослепительным солнцем цвета мундиров обретали какую-то особую яркость, придавая всему зрелищу облик радостного сельского праздника.
Справа от ополченцев, в своих серых сутанах, выстроились отцы-иезуиты Боннетен и Равело в окружении монахов, а также местный весовщик и представитель Суверенного совета.
Жаку достаточно было одного беглого взгляда, чтобы узнать всех в лицо. Он пришпорил коня и подъехал ближе с веселым ощущением человека, только что избежавшего смертельной угрозы и теперь наконец оказавшегося в безопасности, среди своих.
Он натянул поводья, остановил коня в нескольких шагах от Летибудуа и широким жестом приветствовал капитана. Мари подскакала вслед за ним.
В полном ошеломлении Жак заметил, что взгляды всей этой местной знати и солдат прикованы отнюдь не к нему, а к приближавшимся у него за спиной всадникам. Он резко повернул коня и оглянулся назад.
Колонисты только что спустились с холма и неслись во весь опор, они были вооружены мушкетами Желена или Браши. И дула их так и сверкали на солнце. Во главе отряда мчался человек на редкость тщедушного сложения и маленького роста, однако, судя по всему, отличный наездник, ибо правил своим конем с поистине поразительной ловкостью.
Жак подумал, что предчувствия его не обманули: эти люди скакали за ним вовсе не затем, чтобы воздать ему почести. Нет, на него явно собирались напасть. Он почувствовал себя безоружным, слабым, словно вдруг сразу постарел на много лет. Он знал, что ни за что не смог бы справиться с этими вооруженными, оголтелыми, словно сорвавшимися с цепи людьми. Одновременно в душе его поднялась какая-то дикая злость на этих изменников и на себя самого, неспособного поставить на место зарвавшихся негодяев.
