Совершенно очевидно, что получение радиограммы, отправленной из бункера 1 мая в 15.18, резко изменило поведение Дёница. В то же время решение арестовать Геббельса и Бормана за то, что они сообщили новому рейхспрезиденту фамилии некоторых министров нового кабинета, кажется абсурдным, если не принимать во внимание борьбу за власть между наследниками Гитлера. На каком основании Дёниц считал свое назначение на основе ссылок на завещание Гитлера в радиограммах из бункера законным, но назначения Геббельса и Бормана на основе таких же ссылок на гитлеровское завещание в тех же радиограммах – противозаконными? Почему беспартийный адмирал Дёниц, который до самоубийства Гитлера и помышлять не мог о занятии высшего поста в нацистском государстве, в считанные часы встал на путь беспощадной борьбы с теми, кто до тех пор занимал значительно более крупные посты в иерархии рейха? Скорее всего, за решением Дёница арестовать Геббельса и Бормана стояла воля человека, который уже давно видел себя на посту нового фюрера Третьего рейха – воля Гиммлера. Очевидно, что уверенность Гиммлера в том, что он в ближайшее время возглавит правительство, основывалась на том, что он постоянно получал достаточно полную информацию о событиях в нацистских верхах и имел достаточно мощные способы воздействовать на их развитие.
Шпеер создает впечатление, что решение об аресте Геббельса и Бормана было принято, когда он был наедине с Дёницем. Между тем из воспоминаний Шелленберга следует, что 1 мая Гиммлер «встретился в Плёне с адмиралом Дёницем, новым главой германского государства, и они до поздней ночи обсуждали вопрос о том, какой политики следует придерживаться в ближайшем будущем». Шелленберг ограничивается упоминанием о кадровых переменах в правительстве Дёница, которые были осуществлены вопреки воле Гитлера по настоянию Гиммлера: «Гиммлер добился от Дёница, чтобы тот в качестве первого мероприятия сместил Риббентропа и назначил вместо него министром иностранных дел графа Шверина фон Крозига». Это также означало, что назначение Гитлером на этот пост Зейсс-Инкварта (что следовало из радиограммы Геббельса и Бормана) было также проигнорировано. Не исключено, что решение арестовать Бормана и Геббельса было принято Дёницом по настоянию Гиммлера, который в это время был с ним.
Радиограмма, посланная Геббельсом и Борманом 1 мая в 15.18, не случайно стала переломным моментом в развитии событий в берлинском бункере. Для Гиммлера она стала сигналом к действию против своих соперников. В случае, если бы Геббельс и Борман прибыли в Плён, они были бы арестованы. Но скорее всего Гиммлер дал также приказ Науману и остальным эсэсовцам в бункере арестовать всех своих политических соперников, а также лиц, засвидетельствовавших «Политическое завещание» Гитлера, и затем уничтожить их. Можно также предположить, что Науман и другие эсэсовцы выполнили этот приказ, арестовав Геббельса, Бормана, Кребса и Бургдорфа, а затем убив их или заставив их принять яд. Опасения Кребса, что «Гиммлер может уничтожить членов нового правительства», не были напрасными.
Теперь в Плёне были лишь Риттер фон Грейм и Ханна Рейч, которые могли доказать «измену Гиммлера». Однако 2 мая фон Грейм весьма кстати «покончил жизнь самоубийством». Оставалась, правда, Ханна Рейч. Но она своими длинными, путанными и напыщенными монологами, в которых главное место отводилось рассказам о подвигах самой Рейч, лишь вызывала всеобщее недоверие и дискредитировала распространявшиеся слухи об изгнании Гитлером Гиммлера с высших постов и его исключении из партии.
Очевидно, плодом долгих дискуссий с Гиммлером стало также радиообращение Дёница, с которым тот выступил лишь через 7 часов после получения им радиограммы из Берлина. Это было первым выступлением Дёница как главы Германского рейха. Из выступления Дёница следовало, что он был единственным преемником Гитлера. Он ни слова не сказал о других назначениях в соответствии с гитлеровским завещанием.
В своем обращении по гамбургскому радио к народу Германии 1 мая в 22.20 Дёниц сообщал о «героической смерти Гитлера». Иронизируя на этот счет, Ширер в то же время признал, что гросс-адмирал из скупых радиограмм на самом деле не знал обстоятельств ухода Гитлера из жизни.
Шелленберг уверял в мемуарах, что Гиммлер не слишком преуспел в навязывании Дёницу своего внешнеполитического курса. Он утверждал: «Адмирал и его приближенные – все они были офицеры вооруженных сил – совершенно не поняли значения политических шагов Гиммлера, выразившихся в обращении к западным державам». Но возможно такая оценка была вызвана тем, что Гиммлера в эти часы внезапно охватила депрессия. Очевидно, несмотря на удовлетворение мерами по устранению своих соперников Гиммлер не был доволен тем, что на пути к высшей власти внезапно оказался Дёниц. Также не исключено, что рейхсфюрер СС все-таки осознавал, что тот рейх, которым он собирался управлять, стремительно сжимался, как шагреневая кожа.
И все же обращение Дёница к германскому народу в целом отвечало проводившемуся до тех пор курсу Гиммлера на одностороннюю капитуляцию перед англо-американскими войсками. Дёниц ясно давал понять, кто является главным врагом нацистского рейха. Он говорил: «Моей первой задачей является спасение Германии от разрушения продвигающимся вперед большевистским врагом. Для осуществления этой цели вооруженная борьба будет продолжаться. Поскольку реализации этой цели мешают англичане и американцы, мы будем вынуждены осуществлять нашу оборонительную борьбу также и против них. В этих условиях, англо-американцы будут продолжать войну не за свои народы, а только ради распространения большевизма в Европе».
Глава 16. После 1 мая 1945 года
О том, что правительство Дёница стало наращивать усилия, предпринимавшиеся до сих пор Гиммлером и его людьми по налаживанию отношений с западными союзниками, свидетельствовала деятельность самого Шелленберга, который, по настоянию шефа СС, был назначен заместителем нового министра иностранных дел фон Крозига. В согласии с фон Крозигом Шелленберг принял участие в разработке соглашения о прекращении оккупации Норвегии и Дании.
Шелленберг вспоминал, что на первых порах изложенные им гиммлеровские планы капитуляции немецких войск в странах Скандинавии встретили сопротивление Кейтеля и Йодля. Однако Гиммлер сумел преодолеть возражения военных.
2 мая Дёниц перевел свой штаб из Плёна во Фленсбург, расположенный на границе с Данией. Туда же переместил свой штаб и Гиммлер. Он сравнительно быстро преодолел «временную депрессию», которая на несколько часов охватила его. Тревор-Роупер писал: «Его огромная охрана не была сокращена; за ним следовала вереница штабных машин; вокруг него толпились высшие эсэсовские офицеры… Делясь мыслями со своими подчиненными, которые затем не стали их скрывать, Гиммлер упомянул о своей заветной цели: стать премьер-министром поверженной Германии под руководством Дёница. При этом Гиммлер давал понять, что не обязательно он будет оставаться под начальством Дёница. Он намекал, что Дёниц стар, а его, Гиммлера ждет еще немало лет жизни и долгое пребывание у власти». Хотя очевидно, что Гиммлер был моложе Дёница (первому было 44, а второму – 53 года), гросс-адмирал не был в ту пору дряхлым стариком. Постоянно полагаясь на астрологические гороскопы, рейхсфюрер СС не смог предвидеть того, что Дёниц умрёт лишь в 1981 году на 90-м году жизни, в то время как Гиммлеру не было суждено дожить до конца мая 1945 года.
Тем временем территория, находившаяся под контролем правительства Дёница, стремительно сокращалась. Теперь Дёниц и его военно-морское окружение, а также военачальники на различных участках Западного фронта исходили из невозможности продолжения военных действий.
2 мая генерал Блюментритт, командующий немецкими войсками, оборонявшими фронт от Балтийского моря до реки Везер, направил послание в штаб 2-й английской армии о готовности на следующий день капитулировать. Правда, в назначенный срок генерал не появился, но он прислал сообщение о том, что в штаб будет направлена делегация на более высоком уровне.
3 мая в штаб Монтгомери прибыла делегация, направленная Кейтелем. Ее возглавлял новый командующий военно-морским флотом Германии адмирал Ганс фон Фидебург. Он зачитал Монтгомери письмо Кейтеля, в котором тот предлагал англичанам принять капитуляцию трех армий, отступавших под натиском Красной Армии между Берлином и Ростоком. Однако Монтгомери, судя по его воспоминаниям, «отказался рассматривать этот вопрос, заявив, что эти армии должны сдаваться русским». Отвечая, «Фидебург сказал, что сдаваться русским немыслимо, так как они – дикари, а немецких солдат пошлют прямо на работу в Россию». На это Монтгомери заметил, что «немцы должны были обо всем этом подумать прежде, чем начинать войну, особенно перед тем, как они напали на Россию в июне 1941 года».
