Такое утешение не удовлетворило гордую душу Миниха и оскорбило честолюбие принца. Анна не думала о неудовольствии супруга, которого можно было скоро успокоить; но огорчение ее освободителя из-под власти жестокого регента сильно тревожило ее добрую душу, и она спешила придумать какое-нибудь новое вознаграждение. Она радовалась, когда ей пришла в голову мысль сделать его первым министром. Но это опять было неудачно: звание первого министра и вообще главное управление всеми государственными делами во все время царствования императора Иоанна принадлежало графу Остерману. Мог ли теперь не оскорбиться этот знаменитейший министр, поступив вдруг под начальство Миниха? Остерман оскорблен был до такой степени, что, забыв все великие заслуги, оказанные Минихом Отечеству, начал искать средство погубить его.
Так Анна Леопольдовна, несмотря на все свои старания, не достигла успеха. Это доказало еще раз, что одного доброго сердца недостаточно для того, чтобы управлять царством. Здесь необходимы еще проницательность, твердость, величайшая деятельность, а всех этих качеств недоставало молодой родительнице Иоанна. Особенно последнее было так далеко от нее, что нередко, когда министры приходили к ней поутру с докладами о делах, она откровенно говорила им: «Ах! Если бы сын мой скорее дожил до тех лет, чтобы мог сам править государством!» Удивительно ли после того, что эта принцесса не умела с пользой прибегнуть к помощи людей, ее окружавших, не умела согласовать их выгоды и потушить их ссоры и потом вместе с ними погибла!
Первый шаг к этой погибели правительница сделала в то время, когда, слушая Остермана, уже замышлявшего падение Миниха, она поверила его хитрым рассказам о том, что честолюбие фельдмаршала не удовлетворится никакими почестями, что он будет стремиться все выше и выше. Искусный хитрец умел очень кстати сказать ей и то, что Бирон, в это время все еще судившийся в Шлиссельбургской крепости, объявил в своих показаниях, что никогда и в голову ему не пришла бы мысль быть регентом, если бы Миних не умолял его об этом самым убедительным образом. С первого же раза цель Остермана была достигнута: легковерная правительница потеряла все доверие к Миниху и начала сама думать о том, как бы отдалить его не только от участия в государственных делах, но даже от двора. И судьба предоставила удобный для этого случай.
Войсковые знаки отличияВ это время в Европе началась война за Австрийское наследство. В числе государей, споривших о нем с императрицей Марией-Терезией, был также ближайший сосед России, Прусский король, только что заключивший дружественный союз с Русскими и, следовательно, не ожидавший, чтобы они вздумали помогать Австрийцам, тем более, что Шведы готовились в это самое время объявить войну нашему Отечеству. Но Австрийская императрица была ближайшей родственницей принца Антона, и Анна Леопольдовна хотела помочь ей, несмотря на явные невыгоды, какие могли получить Русские из-за этой помощи. Граф Остерман убеждал в этом намерении великую княгиню, потому что знал совершенно противоположное мнение фельдмаршала об этом и ожидал большой пользы для себя от разногласия, какое обязательно должно было произойти между ним и правительницей. Злое ожидание министра оправдалось. Миних со всей откровенностью воина сказал великой княгине, насколько опасно во время ожидания войны со Швецией отправить многочисленное войско на помощь чужому государству, а также неблагородно изменить союзнику, положившемуся на наше слово.
Рядовой лейб-гвардии Семеновского и урядник лейб-гвардии Измайловского полков с 1732 по 1742 год. Рисунок 1841 года.Правительница нашла такие слова дерзкими и, чтобы наказать Миниха, выполнила свое намерение и заключила союз с Австрией, не спрашивая больше его советов. Огорченный до глубины души, Миних не мог равнодушно перенести такого оскорбления и попросил о своей отставке, тайно надеясь, что она не будет ему дана. Но надежда и тут обманула его: Анна Леопольдовна не только тотчас же с внутренним удовольствием дала ему отставку, но с нетерпением каждый день спрашивала у окружавших ее, переехал ли фельдмаршал из определенного для него дома рядом с дворцом в собственный дом на другой стороне Невы. Робкая принцесса недаром справлялась об этом: с тех пор, как Остерман напугал ее честолюбивыми замыслами Миниха, она не проводила спокойно ни одного часа: каждую ночь меняла спальню, удваивала караул во дворце и постоянно вспоминала о том, с каким искусством фельдмаршал умел за несколько месяцев перед тем схватить могущественного регента. Ее боязливое сердце страшилось такой же участи, пока Миних участвовал в правлении или даже только жил возле дворца.
Но едва он переехал за Неву, великая княгиня совершенно успокоилась, вовсе не представляя, что теперь-то, с удалением ревностного служителя и умнейшего советника, она сама накликала на себя величайшие опасности и лишила себя возможности предупреждать их и избавляться от них!
Императрица Елизавета 1741 год
Удивительно читать в нашей истории, друзья мои, что Русские отдали корону своих царей младенцу, сыну иностранного принца и принцессы тоже почти иностранной, в то время, когда у их престола расцветала прекрасная отрасль того, кому этот престол был обязан и своим императорским величием, и своей славой. Удивительно видеть, что они считали наследницей рожденную в чужой земле принцессу — лютеранку[351] потому только, что она была внучкой царя, никогда не управлявшего ими, и как будто забывали о княжне, соединенной с ними одной верой и Отечеством, о княжне — родной дочери их великого Петра! Такое ослепление, долго существовавшее, больше всего можно объяснить кротким сердцем Елизаветы Петровны, всегда находившей больше удовольствий в наслаждениях тихой жизни и не помышлявшей о своих правах на престол незабываемого родителя. Во время царствования Анны Иоанновны и ужасных дел ее жестокого любимца Елизавета начала еще более бояться опасностей, окружающих престол, и еще тверже решила никогда не искать его.
Может быть, такая беспечность продолжалась бы всю жизнь Елизаветы, но, видя беспрестанные ошибки в правлении Анны Леопольдовны, особенно со времени удаления Миниха, Елизавета Петровна заметила, что с самым добрым сердцем и самыми хорошими намерениями можно поступать дурно, и это заставило ее задуматься, справедливо ли делала она, предоставляя престол, а с ним и судьбу нескольких миллионов людей правлению слабой принцессы и отдаленному царствованию младенца-императора? Правда, эта мысль, слегка мелькнувшая, не развилась бы в ее спокойном и нечестолюбивом сердце, если бы об этом не заботились многочисленные ее приверженцы и все те люди, которые беспрерывно смотрели на легкомысленные поступки правительницы.
Ошибки Анны Леопольдовны стали еще непростительнее с тех пор, как она лишила своего доверия и второго из своих умнейших советников, графа Остермана, и начала во всем следовать наставлениям своего нового любимца, Саксонского посланника, графа Линара. Такие беспорядки не могли не встревожить людей, истинно преданных Отечеству. К ним присоединились еще некоторые иностранцы, желавшие для выгоды своих государств перемены в Русском правительстве. Это были по большей части Французы и Шведы. Первым нужно было отвратить Россию от участия в делах Австрийцев, которым от всей души хотела помогать Анна Леопольдовна; вторые все еще не теряли надежды возвратить области, завоеванные у Швеции Петром Великим, и думали, что Елизавета из благодарности к их усердию осуществит эту надежду. Между ними главными действующими лицами были Французский посланник маркиз Де Ла Шетарди и домашний доктор великой княжны, Лесток. Они-то больше всех заботились о ее восшествии на престол: первый не только составил план действий против правительницы, но даже доставлял Елизавете Петровне значительные суммы денег, нужные на расходы в таком случае; а последний, находясь безотлучно при цесаревне, ободрял ее в те минуты, когда робость и нерешительность овладевали ее душой.
Неизвестный художник. Императрица Елизавета Петровна.Елизавета Петровна (1709–1761) — дочь Петра I, Русская императрица, взошедшая на престол в результате дворцового переворота. Некоторые сомневались в ее правах на престол, так как Елизавета родилась за три года до официального брака Петра I и Екатерины I. До вступления на престол, в царствование Анны Иоанновны, Елизавета жила в кругу своего небольшого двора, состоявшего из верноподданных людей, которых она и приблизила затем к престолу.
По общему совету обоих прежде всего надо было склонить на свою сторону гвардейские полки, и Елизавете нетрудно было сделать это: солдаты любили в ней дочь Петра, и каждый, кому открывали ее намерение принять правление, радовался и готов был жертвовать жизнью за матушку Елизавету. Двенадцать гренадеров Преображенского полка были первые, узнавшие об этой новости; они начали потом уговаривать своих товарищей и поступали в этом случае так неосторожно, что только одна непонятная беспечность правительницы была причиной того, что предприятие не открылось. Сам Де Ла Шетарди и особенно Лесток были еще более неосторожны, чем Преображенцы: последний так открыто говорил везде о своих замыслах, что в скором времени все подробности его стали известны графу Остерману, который, несмотря на то, что был уже в немилости у правительницы и жестоко страдал от болезни, принимал еще живейшее участие в судьбе наследников Анны Иоанновны и, испугавшись опасностей, которые угрожали им, приказал перенести себя на носилках во дворец и здесь с большим страхом рассказал Анне Леопольдовне все, что готовилось против нее.
