Волынский, которому предоставлено было право устроить свадебный пир шута, был известен всем своим умом и некоторым был известен своим тайным желанием раскрыть перед императрицей коварство ее любимца, угнетавшего народ. Последствия показали, что это благородное намерение не удалось и, напротив, только погубило Волынского; но во время приготовлений к свадьбе шута оно еще в полной мере занимало его мысли, и, может быть, для того, чтобы показать ослепленной государыне, почитавшей себя слабой без помощи герцога Курляндского, все могущество ее царства и все многообразие сил, его составляющих, Волынский разработал план необыкновенного маскарада. Из всех областей России, населенной могучими племенами различных народов, выписано было по паре представителей каждого народа. Все они явились на этот маскарад в богатых одеждах своего племени, сделанных за счет казны; все они плясали под родную музыку, и даже за обедом всем им подали то блюдо, которое они предпочитали на родине.
Этот обед был приготовлен в манеже* герцога Бирона, но надо рассказать вам, милые читатели, как доехали туда из разных стран съехавшиеся гости. Этот поезд стоил того, чтобы какой-нибудь живописец описал его. Мы могли бы теперь полюбоваться им и от всей души посмеяться. Представьте себе, что он начинался слоном, на спине которого была укреплена большая клетка, и в ней сидели молодые, то есть шут со своей невестой, только что обвенчанные. За ними попарно в санях ехали гости. Не подумайте, что все эти сани запряжены были лошадьми. Они запряжены были разными животными, и по большей части теми, на которых ездили в той стране, откуда была приезжая чета. И так впряжены были в сани и олени, и собаки, и быки, и даже козлы и медведи!
В.И. Якоби. Ледяной дом. 1878 г.В годы правления Анны Иоанновны роскошные балы и пышные маскарады постоянно сменяли друг друга. Каждый раз фавориты и придворные придумывали новые развлечения. Среди них — свадьба шута в ледяном доме, изготовленном из больших ледяных плит. Двери, стекла, мебель, посуда, даже камин и дрова в камине — все было сделано изо льда.
После бала, окончившего этот день, молодые были торжественно отвезены в их ледяной дворец. Однако над ними скоро сжалились и продержали там не больше нескольких часов.
Читая описания этой свадьбы, нельзя не удивляться грубости нравов того времени; но это удивление еще более увеличится, если прочитать описание какого-нибудь другого дня из записок того же самого двора и того же самого времени. Не хотите ли, друзья мои, заглянуть в них? Мы вернемся на несколько лет назад до свадьбы шута: она была в 1740 году, а мы заглянем в 1734 год.
В этом году наши войска взяли Данциг, и государыня праздновала эту великолепную победу в Петербурге, в нашем, так хорошо известном вам Летнем саду.
В гроте[343] сада был накрыт стол для императрицы и ее семейства, в конце же большой аллеи был другой стол, под зеленым шелковым навесом, для гостей, среди которых было сто пятьдесят мужчин и столько же дам. Все они получали места по жребию, и каждый кавалер сел за стол рядом с доставшейся ему дамой. Русские дамы, известные теперь иностранцам своей образованностью и любезностью, и тогда уже отличались этими качествами. Вы помните, что при взятии Данцига попались к нам в плен многие Французские офицеры. Пленников привезли в Петербург, и государыня назначила провести их представление в день бала в гроте Летнего сада. Все они, как люди, потерявшие вместе с родиной все свои радости, отправились на бал и на свое представление в очень печальном настроении. Но какое же удовольствие ожидало их там! Анна Иоанновна приняла их, как самая ласковая и добрая хозяйка; этого было еще недостаточно: вот что сказала она их начальнику, графу Ламотту: «Вы, может быть, удивляетесь, что я выбрала такое время для вашего представления? Французы чрезвычайно дурно обходились с моими подданными, имевшими несчастье попасть в их руки; и хотя я могла бы ныне отомстить за них, но довольствуюсь доставленной вам теперь неприятностью. Ваши соотечественницы славятся любезностью, и я надеюсь, что некоторые из здешних дам своей беседой доставят вам приятное развлечение». Тогда же она приказала тем дамам, которые умели говорить по-французски, чтобы они постарались и заставили Французских офицеров забыть на этот вечер об их плене. И поручение государыни было исполнено так хорошо, что один из пленных отвечал ей следующими словами, сказанными от искреннего сердца: «Ее величество нашла способ два раза победить нас: мы против нашей воли положили оружие перед ее храбрыми войсками, а теперь наши сердца охотно покоряются нашим прекрасным победительницам».
Какая же разница между этим праздником, о котором даже просвещенные Французы с восхищением писали в Отечество, и свадьбой в ледяном доме! Но как ни удивительны были эти контрасты, как ни тяжелы были иногда увеселения двора Анны Иоанновны для бедных забавников, но можно ли сравнить это с тем, что терпел народ во время жестокого владычества Бирона, с теми унижениями, которым подвергались его жертвы? Ум хитрого корыстолюбца был особенно изобретателен в поисках для своего обогащения; он старался пользоваться всеми средствами; но ни одно из них не было для него так выгодно, как следующее.
Он поставил императрицу перед необходимостью собрать всю государственную недоимку[344], то есть все те деньги, которые были недоплачены в казну людьми, платящими подати. Надо сказать моим читателям, что эта недоимка всегда существует, и наши государи всегда проявляют снисхождение к бедным людям, которые не в состоянии вдруг заплатить свой долг, и приказывают взыскивать его без всяких притеснений. Следуя такому примеру, и Анна Иоанновна не думала менять методы своих предшественников. Но Бирон, предлагая ей взыскать недоимку, навязывал в то же время и самые легкие средства для этого взыскания. Привыкнув одобрять все, что находил нужным делать герцог, императрица согласилась и на этот раз с его предложением, и с того времени бедный народ ждала ужасная участь.
Бирон начал с того, что учредил для этого взыскания особенное присутственное место, которое называлось Доимочным приказом[345]. Оно получило самое строгое повеление взыскивать деньги безо всяких отговорок. Зная, что значат повеление Бирона и его угрозы, чиновники приказа точно с такой же строгостью рассылали указы по областям к воеводам. А воеводы, несмотря на то, что были начальниками областей, боялись одного имени Бирона, особенно после того, как некоторые из них сидели в темницах за медленное взыскание. Можете себе представить, как взыскивалась эта недоимка и что терпели несчастные, бывшие не в состоянии заплатить ее! Все, что ваше невинное воображение, еще не привыкшее к ужасам, может представить себе, наверное, будет еще недостаточным и не даст вам настоящего понятия о злобе Бирона. Но я не буду описывать ее вам подробно; довольно сказать, что со времени учреждения Доимочного приказа какое-то всеобщее уныние и ужас распространились по всей России! Страдали крестьяне; терпели и их помещики. Те и другие часто умирали или в темницах, или в мучениях пыток. Плач народа доходил до самой столицы, но заглушался в ней стараниями многочисленной толпы приверженцев или, лучше сказать, шпионов герцога Курляндского. Эти недостойные люди были так искусны в своем низком ремесле, что нельзя было сказать против Бирона ни одного слова, которого бы он не узнал! Огромные суммы денег, раздаваемые доносчикам, увеличивали их число и вскоре разорвали почти все связи родства и дружбы: многие, спасая себя, предавали родственников и своих знакомых, изменяли обещаниям, решались на все, чтобы только избавиться от ужаса и не попасть в руки шпионов Бирона! Но часто все это не помогало, и несчастные погибали, добившись своим низким поступком только того, что несколько новых жертв гибло вместе с ними.
Так страдал народ, и государыня, исполненная беспредельной доверчивости к своему любимцу, ничего не знала об этом, и, если иногда до нее доходили какие-нибудь невыгодные для него слухи, она никогда не верила им и тотчас же рассказывала о них со всеми подробностями Бирону, который, разумеется, всегда находил средства и оправдаться, и наказать дерзких, осмелившихся думать об его низвержении. В числе таких жертв мстительности Курляндского герцога был и тот кабинет-министр Волынский, о котором мои читатели уже слышали: он заплатил жизнью за свое намерение раскрыть низость Бирона. Но его ли только судьба служила доказательством могущества этого злобного духа-губителя Русских в течение десяти лет? Нет, не только многие знатнейшие роды вельмож гибли или были сосланы в это время, но и все члены императорского семейства были в той или иной мере в зависимости от Бирона. Главным лицом среди них была молодая племянница государыни, дочь ее сестры, герцогини Мекленбургской, принцесса Екатерина. Она привезена была двенадцати лет ко двору Анны Иоанновны, и с того времени носился в народе слух, что вдовствующая императрица, уже несколько раз отказывающаяся от второго супружества, назначает своей наследницей эту единственную дочь своей родной сестры и последнюю отрасль поколения Иоанна Алексеевича.
