доброй полиции, в начале от корабельного морского хода, також от свободного и безобидного во всем купечестве и искусного рукоделия, собственную свою имеет силу и умножительное действо». Приведение во исполнение проекта о цехах встретило разные затруднения. Петр строго требовал ускорения этого дела. В 1722 году он писал обер-президенту главного магистрата: «ежели в Петербурге сих двух дел, то есть магистрата и цехов, не учините в пять месяцев или полгода, то ты и товарищ твой, Исаев, будете в работу каторжную посланы». В апреле 1722 года по выходе из сената велено Димитрию Соловьеву «учинить с иностранных учреждений о цехах известие и внесть в сенат». Соловьев обещал сделать это к завтрашнему утру[860].
Учреждение цехов никогда не привилось в России. Старания Петра оказались в этом отношении тщетными. Подражание образцам Западной Европы не всегда могло иметь успех.
Гораздо менее торговли и промышленности Петра интересовало земледелие. Положение крестьян при нем стало не лучше, а хуже. Некоторые меры, принятые царем для поощрения промышленности, оказались гибельными для земледельческого класса. «Подлым народом» Петр считал себя вправе располагать совершенно по своему произволу, не обращая внимания ни на права крестьян, ни на их интересы. Целыми тысячами употреблялись рабочие на верфях в Воронеже, Азове, Архангельске, Петербурге или работали при постройке новых городов и крепостей. В таких местах между рабочими, при невнимании к их нуждам, продовольствию и к санитарной части, бывала ужасная смертность. Показание Фокеродта, что при сооружении таганрогской гавани погибло от голода и болезней 300 тысяч человек, очевидно, преувеличено; подобные цифры, относящиеся к постройке Петербурга, также едва ли заслуживают доверия; однако постоянные жалобы крестьян на чрезмерные работы, на ужасную тягость, вечно повторявшиеся случаи бегства крестьян массами свидетельствуют об ужасных страданиях низшего класса.
Фокеродт сообщает о повсеместной жалобе на убавление населения при Петре. Причинами этого явления он называет налоги, рекрутчину, набор рабочих для постройки каналов и проч., причем люди массами умирают с голоду. Этот же писатель сообщает, что, «по случаю последнего похода в польские владения[861], русские в одной Литве открыли не менее 200 тысяч таких крестьянских дворов, жители которых были принуждены возвратиться в Россию», и проч.
Законы в отношении к беглым крестьянам становились все строже и строже. Вообще правительство к крестьянам относилось особенно строго, а иногда и жестоко, принимая только в виде исключения меры к обеспечению интересов крестьян. При характере законодательства, более и более лишавшего крестьян всех прав, административные меры, внушения, надзор, контроль над господскими распоряжениями не могли иметь успеха. Незаметно узел прикрепления затягивался туже и туже, земля ускользала из-под крестьян, и они из прикрепленных к земле делались крепостными своих господ, наравне с холопами[862]. Случаи продажи крестьян без земли во время царствования Петра становятся чаще.
И «ревизии» оказали вредное действие на положение крестьян, так как первая ревизия 1719 года зачислила крестьян в один разряд с задворными, деловыми и дворовыми людьми. Отринув различие между холопом и между крестьянином и кабальным слугою, не составлявшим прежде исключительной собственности господ, ревизия тем самым сравнила их с полными холопами и вполне утвердила все притязания господской власти над прежними полусвободными людьми. Подати были переложены с земли на души; сбор податей непосредственно лег на самых владельцев; в исправности платежа стали уже отвечать не сами плательщики, а их господа. Таким образом, усиливалась власть господ над крестьянами[863].
Новым видом крепостного права были «заводские» крестьяне, приписанные к фабрикам. Таких рабочих было очень много, и этот вид зависимости недаром казался народу особенно тягостным. В сравнении с гибельными действиями таких общих постановлений некоторые указы против «разорителей» крестьян не имели значения[864]. В принципе, однако, Петр заступался за крестьян.
В указе от 15 апреля 1721 года государь, признавая всю безнравственность продажи врознь крестьян говорит следующее: «Обычай был в России, который и ныне есть, что крестьян, и деловых, и дворовых людей мелкое шляхетство продает врознь, кто похочет купить, как скотов, чего во всем свете не водится, а наипаче от семей, от отца или от матери, дочь и сына помещик продает, отчего не малый вопль бывает, и его царское величество указал оную продажу людям пресечь». Но правительство сомневалось в возможности проведения этой меры, и потому, тотчас после приказания «пресечь оную продажу», оговаривается: «А ежели невозможно того будет вовсе пресечь, то бы хотя по нужде и продавать целыми фамилиями или семьями, а не порознь». Очевидно, все это было лишь предположением, а не действительным распоряжением, ибо в заключение сказано: «И о том бы при сочинении нынешнего уложения изъяснить, как высокоправительствующие господа сенаторы заблагорассудят»[865].
По рассказу одного современника-иностранца, кто-то советовал Петру освободить крестьян, но царь заметил, что таким народом можно управлять лишь с крайней строгостью[866]. Из сочинения современника Петра Посошкова мы знаем, что «крестьянин села Покровского» всецело разделял в этом отношении воззрения государя.
Зато Петр в совсем ином отношении оказал существенную пользу земледелию в Россию – постройкой каналов. Мы видели, что уже в 1698 году в проекте Френсиса Ли говорилось о возможности подобного «усовершенствования природы». Уже до этого начались работы для прорытия канала, соединявшего Волгу с Доном. Сначала англичанин Бэли, затем немец Бракель, наконец, известный Джон Перри руководили этой работой, обращавшей на себя внимание Западной Европы. Между бумагами Лейбница был найден подробный план местности между Иловлею и Камышенкою, притоками Волги и Дона. Однако эти работы не повели к желанной цели, и сооружение этого канала не состоялось.
После заложения Петербурга явилось желание соединить эту новую гавань водными путями с разными областями России. Самолично Петр участвовал в топографических исследованиях близ Вышнего Волочка для постройки известного канала, которая была окончена в 1711 году. При этом отличился особенною деятельностью Михаил Сердюков.
Еще в двадцатых годах нашего века старый крестьянин, которому было 120 лет от роду, помнил, что сам видел Петра и Сердюкова при занятии делом постройки этого канала[867]. Из писем Меньшикова к царю от 1717 года мы узнаем, как зорко Петр следил за этими работами[868]. К концу своей жизни Петр особенно интересовался Ладожским каналом, над постройкой которого трудился Миних. В подробной записке, представленной сенату, Петр объяснял великую пользу дела[869].
Собственноручно он принимал участие при начале постройки канала, довольно часто приезжал для наблюдения за успешным ходом работы[870]. Сын Миниха в своих записках подробно рассказывает о радости Петра, когда он после удачного окончания одной части канала объехал ее. Обняв Миниха и поблагодарив его за радение, Петр по возвращении в Петербург сказал императрице: «Я был болен, но работа Миниха сделала меня здоровым; я надеюсь со
