Что с ним делать? Я бы с удовольствием взял его (лемминги быстро становятся ручными), но мне было не до него, да и собаки не дали бы ему долго прожить.
Я осторожно вытряхнул лемминга на песок. Он отбежал несколько шагов и остановился, беспокойно озираясь. Я бросил рядом с ним рукавицу. Спасаясь от опасности, он юркнул в теплую и уже знакомую рукавицу. Я стоял над ним и смеялся, а лемминг и не думал вылезать. Снова я вытряхнул его в заросли лишайника и пошел дальше.
Возвращаясь, чтобы спрямить путь, мы снова поехали по заснеженному льду бухты. Было только шесть часов утра, но уже заметно потеплело. Снежная корочка не держала нарту. То один, то другой полоз проваливался и тормозил движение. Я сошел с нарты и пошел сзади вместе с Лисом и Старухой. Скоро с нарты спрыгнул и Крутов. Проваливаясь в снег по колено, мы медленно приближались к ледяному берегу, на котором стояла наша палатка. На середине бухты стали проваливаться и собаки.
Я шел и думал, что рано или поздно, а нам придется сворачивать на ледник. Так не лучше ли это сделать здесь, где удобно на него подняться?
Своими мыслями я поделился с Крутовым.
— Больше нам ничего не остается делать, — согласился каюр.
10. ОПЯТЬ НА ЛЕДНИКЕПо леднику собаки бежали быстро, и вскоре берег скрылся из глаз.
В глубине острова лежала большая овальная котловина. Она имела не меньше пятнадцати километров в длину и со всех сторон была окружена крутыми склонами ледника.
Край ледникового щита, по которому мы двигались, был окаймлен холмами морен. К противоположному склону ледника прижималось длинное узкое озеро. Над озерным льдом возвышались небольшие айсберги. К озеру стремились несколько ручьев, они пенились в глубоких ущельях.
До нас, двигавшихся на высоте четырехсот метров над дном котловины, едва доносился очень слабый, но живой и волнующий шум талых вод. На леднике же было тихо. Только время от времени начинала шелестеть поземка. Порывы ветра зарождались где-то в глубине ледникового щита; они заставляли струиться и перемещаться мелкий пылевидный снег.
Проехав по леднику над всей котловиной, мы остановились. Крутов установил палатку и принялся варить обед, а я стал спускаться и сразу почувствовал: в котловине гораздо теплее, чем на леднике.
Внизу, в нагромождении морен, я увидел тонкослоистые суглинки и пески с морскими раковинами. Повидимому, в далеком прошлом, в одну из межледниковых эпох, остров был дном моря. После того как отложились глины и суглинки, остров начал подниматься, — море схлынуло. В ледниковый период, когда климат стал суровее, на острове возник ледник. Раковины меня интересовали по той простой причине, что по ним ученые определяют точный геологический возраст породы, среди которой они найдены.
На отвесных скалах сидели чайки. Много птиц летало вокруг. Всюду шумела вода. На небольших площадках между ручьями, шурша и оседая, таял снег, образуя озерца голубой воды.
Светило и пригревало солнце, а над ледниковым щитом собиралась мгла. Там, повидимому, уже мела поземка.
Закончив работу, я отправился к палатке, и, чем выше поднимался, тем яростнее и сильнее становился ветер. Поземка обволакивала ноги, иногда поднималась до уровня груди. В глазах рябило, немного кружилась голова.
Вскоре всё закрыла воющая и быстро несущаяся белесая мгла.
Я шел, доверяясь компасу. На одной из остановок, вглядываясь в дрожащую стрелку, я услыхал выстрел. Это Крутов беспокоился обо мне. Я пошел увереннее. Еще час борьбы с ветром и снегом — и сквозь метель показалась палатка.
У ее подветренной стенки сгрудились собаки. Здесь же копошился и Крутов, — рыл для собак яму.
Слои зернистого, рассыпающегося фирна чередовались с тонкими, но очень твердыми прослойками голубого льда. Он с трудом поддавался ударам маленькой саперной лопатки. Я взял топор и начал рубить.
Неизвестно, сколько времени продлится пурга. Может быть, несколько часов, а может, и два-три дня. Надо устроить нашим верным спутникам хорошее укрытие.
Я пробил первый слой фирна толщиной около трети метра. Под ним лежал пятисантиметровый прослой голубого льда, а еще ниже — снова фирн. Каждый слой фирна соответствовал одному году, в течение которого накапливался снег. Прослои голубого льда отвечали летним месяцам года, когда на поверхности образовывались лужи, позже замерзающие. Чем глубже, тем слои фирна становятся тоньше, плотнее и постепенно меняют окраску. С течением времени, под возрастающей тяжестью ежегодно выпадающих снегов, фирн превращается в голубой глетчерный лед.
Через час собаки имели надежную защиту. Поверх ямы мы растянули парусиновый тент, прижали его края грузом, — и в яме стало со всем уютно. Лис и Бельчик отсиживались в палатке вместе с нами.
Когда человек пережидает пургу в наглухо застегнутой палатке, ему кажется, что ветер набрасывается сразу со всех сторон. Палатка сжимается, парусина трепещет, двускатная легкая крыша прогибается так низко, что касается головы.
В палатке становится тесно, — в такие минуты даже трудно дышать. Потом, внезапно и оглушительно выстрелив, палатка мгновенно раздувается, точно стремится взвиться вверх и умчаться, оставив нас под серым, низко нависшим небом.
Тонкая снежная пыль пробивается через мельчайшие щели.
Мы сидим, наполовину забравшись в спальные мешки. В ногах устроились Лис и Бельчик. Свернувшись клубком и прикрыв носы хвостами, они лежат и не шелохнутся, но не спят. Их уши подрагивают, они тоже прислушиваются к завыванию метели.
Очень сложно во время пурги приготовить пищу, и мы обходимся одним чаем. Крутов долго разжигает примус и устанавливает его так, чтобы он не задувался. Я расстегиваю вход и, не выходя из палатки, набиваю чайник снегом. Когда через несколько минут снег растаивает, оказывается, что в чайнике воды не больше четверти. Для того, чтобы получить полный чайник воды, приходится несколько раз добавлять снег.
Не весело вылезать из теплого мешка и, выйдя из палатки, сразу же очутиться среди стремительно кружащейся снежной мглы. Но время от времени нам приходится это делать. Правда, собак мы кормим один раз в день, — этого им достаточно; но ведь надо посмотреть, не сорвал ли ветер с их ямы тент, проверить, как прочно держатся забитые в фирн металлические штыри, к которым привязаны оттяжки палатки, поправить брезент, которым укрыт груз на нарте. Двух-трех минут достаточно, чтобы снег набился во все щели одежды. Недаром полярники выворачивают карманы. Если этого не сделать, карманы будут забиты снегом. Одно нас радовало: снежный шторм принес понижение температуры.
«Быть может, это похолодание задержит наступление весны. Легче будет идти», — надеялись мы.
11. ЧЕРЕЗ ЛЕДНИКОВЫЙ ЩИТНа третий день ветер стих, проглянуло солнце. Поверхность ледникового щита покрылась свежими застругами — вытянутыми по ветру снежными гребнями.
Я встал на лыжи. Отдохнувшие собаки рванули нарту и побежали по моим следам, в сторону моря. Но там, где край ледника подходил к озеру, путь преградили широкие трещины. Мы долго искали прохода, измучились, но не нашли. Пришлось повернуть на юг. Время от времени делались попытки пересечь зону трещин, и каждый раз безуспешно. Пришлось проститься с мыслью выйти к морю.
Оставался один путь — через ледниковый щит. Внутренние части ледника еще никем не пересекались. Мы будем первыми.
Я вынул карту и компас, прикинул, в каком направлении нужно идти, чтобы попасть в те места, где был высажен отряд Анны Сергеевны.
Внимательно присматриваясь, я скоро научился распознавать замаскированные трещины. Снежные мосты над ними чуть заметно прогибались, а цвет снега был ослепительно белым, в то время как на безопасных местах слабо голубел.
Освоившись, я пошел быстрее. Но скоро голос Крутова остановил меня:
— Собаки проваливаются!
Я поспешил к упряжке. Пересекая трещину, которую я спокойно прошел на лыжах, Серый, а за ним и Тузя проломили лапами снежный мост, оставив в нем черные зияющие дыры.
Это было самое страшное. И всё же надо идти. Я пошел еще острожнее, за мною медленно тронулась упряжка. В одном месте провалился снег под моей правой лыжей. Я быстро свернул в сторону и остановился. Крутов не успел затормозить нарту.
— Вперед! — крикнул он. Разворачивать упряжку было уже поздно.
Серый и Найда перепрыгнули провал. За ними бросился Тузя. Лис заробел, а может быть, сильный прыжок ему помешали сделать больные лапы, — на долю секунды он остановился. Этого было достаточно, чтобы собаки, прыгнувшие раньше, рванув потяг, окончательно сбили его с ног. Лис рухнул в трещину.
— Вперед, ребятки! — крикнул Крутов. — Серый, Тузя, вывози! — Собаки с хрипом налегли на лямки. Над краем трещины показалась лобастая голова Лиса, потом он закинул передние лапы и с судорожными усилиями выкарабкался наверх. Пара за парой прыгнули через трещину и остальные собаки. Переползла и нарта.
