Семимес призадумался… и ответил, опустив глаза:
– Вся-вся болела… И здесь, и здесь, и здесь…
После того как Семимес обтыкал пальцем свою голову, Фэлэфи промыла рану тулисом. Потом достала из своего лукошка прозрачный пакетик (сделанный из безмерника), а из него – зелёный листок какого-то растения. Листок был размером с хорошую ладонь (прямо как у Семимеса), и она разорвала его вдоль напополам.
– Я приложу к твоей ране лист нэриса. Он вытянет из неё всю что ни на есть заразу, – объяснила она Семимесу. – Он липкий, я прилеплю его ко лбу и голову перевязывать не стану. Три дня походишь так, не снимая его. Можешь волосами прикрыть, и будет почти незаметно.
– И вся что ни на есть зараза уйдёт из головы прочь.
Фэлэфи тронуло это «из головы», и она рассмеялась.
– Что смеёшься, тётя Фэлэфи? – Семимес подозрительно посмотрел на неё.
Фэлэфи положила свою руку на его и мягко сказала:
– Вся зараза уйдёт прочь, только не из головы, а из раны.
– А вот ум вернётся в голову, да?
– Да, дорогой мой. Но сначала я проверю руками, что с твоим умом стряслось.
– Ладно.
Фэлэфи встала, подняла руки (ладонями вниз) над головой Семимеса и принялась медленно водить ими… В то самое мгновение, когда она тревожно взглянула на Малама и покачала головой, Семимес, почуяв неладное, проскрипел, тихо, но напряжённо, внушительно:
– Говори вслух… тётя Фэлэфи.
– Так тому и быть, Семимес. Вместе будем чуждое из тебя изгонять: я руками, а ты желанием своим, желанием прежнего себя вернуть.
При этих словах Семимес сначала задрожал всем телом, а потом согнулся и весь сжался. Малам, заметив это, подошёл к нему и погладил его по голове.
– Сынок, не прячься. Фэлэфи поможет тебе, и снова всё будет хорошо. Главное, что ты дома.
– Главное, что я дома, отец, – согласился Семимес. – Просто у меня с головой худо, вот я и спрятался.
– Семимес, дорогой, послушай меня. Разум твой при тебе остался, но только кто-то злой и очень сильный околдовал тебя. Твою голову, твоё лицо будто закутали в колдовской кокон. И теперь ты – и Семимес, и немножко не Семимес. Я буду каждый день приходить к тебе и слой за слоем снимать этот кокон. А ты помогай мне… волей своей, она у тебя сильная. Договорились?
– Договорились, тётя Фэлэфи.
– Ну, а теперь чаем меня потчуй, как обещал. А как попьём чаю, скажешь мне, сегодня начнём от колдовского кокона освобождаться или завтра.
Семимес задумался… и сказал:
– Через три дня начнём, тётя Фэлэфи.
Малам и Фэлэфи переглянулись в недоумении.
– Почему же через три, сынок? – спросил Малам.
– Через три дня зараза из раны уйдёт.
– Так тому и быть, – сказала Фэлэфи, понимая, что, потеряв три дня, она приобретёт в Семимесе куда большего помощника, чем теперешний.
…Только все пожелали друг другу доброго голода и Семимес потянулся за облюбованным им куском морковно-грибной запеканки, раздался стук в дверь.
– Видно, Лутул не утерпел – пришёл, – сказала Фэлэфи.
– А я думаю, Савасард с Гройоргом. Я их сегодня во сне видел, – сказал Мэтью.
Малам, уже поднявшийся из-за стола, чтобы пойти открыть дверь, возразил ему:
– Савасарду с Гройоргом рано. Могу сказать лишь то, что нынче они в безопасности, хотя путь их пролегает по опасному проходу.
Мэтью и Дэниел переглянулись. Малам, заметив вопрос, застрявший меж ними, пояснил:
– Надёжного спутника приобрели они себе и через два-три дня прибудут.
– Прорвались! – тихо воскликнул Дэниел, глаза его заблестели от счастья.
– Вот это новость! – радостно сказал Мэтью и взглянул на Семимеса: что скажет тот?
– Помнил, да забыл, – проскрипел Семимес. – У меня с головой худо.
– Пойду посмотрю, что за новость к нам в дом так настойчиво просится.
Малам прошёл в переднюю и открыл входную дверь.
– Деточка, что стряслось?! – воскликнул он, увидев Лэоэли.
– Здравствуй, Малам. Мне Фэлэфи нужна. И все вы нужны! – сказала она, волнуясь.
– Здесь, здесь она. И все, кого в голове держишь, здесь. Проходи, Лэоэли.
Малам проводил неожиданную гостью в столовую.
– Фэлэфи, – сказала она и тут же обратилась к Дэниелу: – Дэн, Фэлэфи уже знает? Ты рассказал?
– Не успел ещё.
– Я… в общем, Фэрирэф всё понял… Он спросил про тебя, и я вспылила. Он ушёл…
– Ушёл? Неужели на Выпитое Озеро? – произнёс Дэниел то, что сразу пришло ему в голову.
– О чём вы, Лэоэли, Дэнэд? – удивлённо спросила Фэлэфи.
– Подожди-ка, дорогая Фэлэфи. Дело, я вижу, путаное – обстоятельного разговора требует, – сказал Малам и обратился к Лэоэли: – А ты, дорогая Лэоэли, садись-ка лучше за стол, и вы с Дэном нам обо всём по порядку и поведаете. И покушаем заодно.
– Доброго тебе голода, Лэоэли! – как-то неожиданно для всех звучным скрипом проскрипел Семимес. – Всё, что ни есть на столе, – для него, для доброго голода. Хочешь – рыбки отведай, хочешь – морковных котлеток, хочешь – этого…
– Морковной запеканки с грибочками, – подсказал Малам.
– …А хочешь – лепёшек.
– Проводник он и за столом проводник, – заметил Мэтью.
– Э, не надо так, – сказал, покосившись на него, Семимес.
Дэниел незаметно толкнул Мэтью.
– Спасибо тебе, Семимес, – Лэоэли села за стол. – Я посижу пока так, а потом покушаю.
– Куда же наш уважаемый Фэрирэф подевался, Лэоэли? – спросил Малам.
– На Перекрёсток Дорог ушёл, я сама видела. У него в руке была малиновая Слеза. А эту он мне отдал, перед тем как уйти. Фэлэфи, возьми Её себе.
Фэлэфи приняла Слезу и спросила:
– Что же заставило его уйти на Перекрёсток Дорог?
– Фэрирэф… предал всех. Нэтэна предал… и его друзей… Дэн, расскажи лучше ты.
Мэтью посмотрел на Дэниела.
– Так нас Фэрирэф предал? Раскусил его Гройорг.
Дэниел кивнул головой.
– Рассказывай, Дэнэд, на то слова есть, – попросил его Малам.
– Корявыри знали, куда мы идём… Ещё на подходе к Садорну Савасард почуял, что за нами следят, и мы решили изменить маршрут. Мы пересекли Садорн и по ущелью Кердок направились к Пропадающему Водопаду, чтобы через тайный проход добраться до ущелья Ведолик. Но это не помогло нам, и у Пропадающего Водопада они напали на нас. Там ранили Мэтью. Путь корявырям указывал волос, что перед походом дала мне Лэоэли.
– Конский волос? – спросила Фэлэфи.
– Мы с Лэоэли тоже думали, что это конский волос. На самом деле это был волос корявыря. Через него Повелитель Тьмы следил за нами.
– Кха!
Все вздрогнули и невольно повернули головы на Семимеса – это он поперхнулся, да так громко, что всех напугал.
– Верно, словом подавился, сынок? – спросил его Малам, заметив, что тот в это самое время ничего не жевал, а со вниманием слушал, да с таким вниманием, что не заметил, как истыркал пальцем свой кусок запеканки.
– Да, отец, корявырем подавился. Корявырь меня по голове ударил, и ум из неё вон выскочил.
– С каждым бывает, сынок. Откашляйся получше.
– С каждым бывает, – повторил Семимес и принялся старательно откашливаться: – Кха! Кха!
– Лэоэли, вижу сказать ты что-то желаешь, – вернул всех Малам к главному разговору.
– Про тот волос. Фэрирэф дал мне его вместе с серебристым пёрышком… чтобы я Дэну подарила.
– Вот это пёрышко, – Дэниел показал его, достав из-за ворота рубашки. – А эту цепочку мне Фелтраур дал, знахарь из лесовиков. Он и открыл нам с Лэоэли секрет волоса.
– Стало быть, волос корявыря ты у лесовиков оставил… чтобы Повелитель Тьмы путь Слова, хранимого тобой, проследить не мог? – спросил Малам, желая укрепиться в своей догадке.
– Да.
– Тогда покойны мы можем быть: лесовики умеют и сами от сторонних глаз укрыться, и волос до поры схоронят.
– Только как волос корявыря у Фэрирэфа оказался? – вслух задался вопросом Мэтью.
– Нетрудно догадаться, Мэт, – ответил Малам. – Тот человек, что Суфуса и Сэфэси жизни лишил посредством кинжалов-призраков, кои вручить ему мог лишь Повелитель Тьмы, передал Фэрирэфу волос, вместе с наставлением от своего хозяина. Фэрирэф же, приняв волос и наставление, человека этого убил, чтобы некому было на его предательство указать… Выходит, перехитрил нас Повелитель Тьмы… Заветным Словом он овладеть жаждет любой ценой, ибо в нём последняя надежда людей на спасение. Дэн, скажи-ка нам, при тебе ли нынче Слово. Не обронил ли где его?
– У меня, Малам. И Слово, и Слеза у меня.
(Так жадно посмотрел на Дэниела Семимес, будто захотел съесть его вместо своего изуродованного куска запеканки, и подумал: «А ведь я с этим парнем от самого леса топал». И если бы кто-то поймал в эти мгновения взгляд его глаз, ни за что бы не подумал, что ум выскочил вон из его головы).