– Я бы сказал, удобнее не бывает.
– Удобнее не бывает, – повторил Семимес и, поводя носом, добавил: – Идём скорее в дом – мочи нет, как есть охота.
– И вправду мочи нет, как есть охота, – вторила ему Лэоэли.
Семимес осклабился от счастья, взял её руку в свою и повёл к дому.
…Счастье его продолжалось за столом и складывалось из четырёх удовольствий. Первое удовольствие состояло в том, чтобы потрафить собственному доброму голоду. Семимес делал это самозабвенно и по-простому: он орудовал ложкой если не за троих, то уж точно не меньше, чем за двоих, вовсе при этом не думая о том… вовсе не думая ни о чём… кроме одного. И это одно было его вторым удовольствием: продолжая жевать, он высматривал в сковородах грибочки… высмотрев самый-самый, хватал общую ложку и, ею подковырнув его, подкладывал в тарелку дорогой гостье. И тут его поджидало третье удовольствие. Подкладывая грибок, он успевал поведать Лэоэли о своей встрече с ним.
– Лэоэли, я подброшу тебе этот толстый боровичок. Смотри-ка: он совсем целенький. Таким я его и взял. Иду себе, а глаз мой впереди меня…
– Шмыгает.
– Э, не надо так, Мэт! Не мешай!.. А глаз мой впереди меня… шмыгает и всё подмечает. А палка моя…
– Не дура.
– Э, Мэт!.. А палка моя… не дура: не слепо за глазом бежит, а по пути травку щупает да кустики приподнимает, кои грибочки прячут. А уж следом за палкой и я со своим ножиком. Этот самый боровичок, что я тебе теперь подбросил, палка моя нашла. А вот этот подосиновичек (я его тоже целеньким оставил для твоей радости) краснотою шляпки себя выдал. Глаз мой его за тридцать шагов…
– Цапнул.
– Э, Мэт! Не ты в лесу был – я!.. Глаз мой его за тридцать шагов… цапнул…
Четвёртым удовольствием Семимеса было то, что сидевшие за столом поедали его, Семимеса, угощения и награждали добрым словом (больше других в этом преуспевал Мэтью) то его самого, то шляпки, то ножки, то целенькие грибочки. Впрочем, самые целенькие, те, что сохранились в первозданном виде, он почти все перекидал из обеих сковородок в тарелку дорогой Лэоэли.
– О, какую сыроежку моя вилка цапнула!.. И вслед за ней мой зуб цапнул! Вкусна – пальчики оближешь! Только вот угадать не могу, кто её нашёл: Семимес или Малам.
– Как же ты угадаешь, Мэт, ежели ты полшляпки цапнул, без второй половинки да без ножки. Ежели бы сыроежечка целенькая была, я бы тебе сказал, потому как я свои грибочки наперечёт знаю.
– А я бы не узнал, какой мой, а какой твой, сынок.
* * *
На следующее утро в доме Малама случился настоящий переполох.
Поднялся морковный человечек, как всегда, спозаранку и сразу побежал в лавку купить лепёшек, да баранок, да пряников. Ещё вчера Плилп заверил его в том, что назавтра-де будут пряники, приготовленные на топлёном молоке (не самая частая выпечка, которой баловала дорлифян пекарня Дарада и Плилпа), и упустить такую удачу было никак нельзя. По разумению Малама, вкус их был не просто хорош, а по-топлёному хорош, и сравнивал он удовольствие от растапливания во рту такого вкуса с удовольствием, которое испытывают озябшие ноги, тронутые жаром камина. По дороге домой он позволил себе то, что позволял себе в те удачные дни, когда попадал на такие пряники: он съел один до времени… Вернувшись, сразу растопил на кухне камин и поставил на огонь чайник. Взял с полки три плетёнки и разбросал по ним покупки. Потом выпустил погулять Нуруни. Обычно о Нуруни заботился Семимес, но после ранения он, видно, «помнил, да забыл», потому как ни в тот день, когда вернулся из похода домой, ни вчера ни разу не вспомнил о ней и не проведал её.
Малам столкнулся в коридоре с Дэниелом и Мэтью.
– Доброе утро ребятки, – сказал он вполголоса, чтобы ненароком не потревожить сон Семимеса.
– Доброе, – ответил Мэтью коротко и негромко.
– Доброе… даже невзирая на то, что чей-то настырный стук в дверь выдернул меня из доброго сна, – сказал, покосившись на него, Дэниел.
– Ступайте в столовую – я вам завтрак подам.
– А можно мы на кухне? – спросил Мэтью. – Без лишних хлопот.
– Почему же нельзя – можно. Покушайте да в путь собирайтесь. Корзинки себе выберите. Как Семимес проснётся, так и тронемся. А он нас догонит… Садитесь. Порадуйте себя свежей выпечкой. Обязательно отведайте вот этих пряничков. Они хороши, как никакие другие. Они по-топлёному хороши. Доброго вам голода, друзья мои.
Ребята переглянулись и взяли по прянику, чтобы изведать, что же это такое: по-топлёному хороши. Попробовав, Мэтью покачал головой и, в добавление к этому, сказал:
– Никогда таких пряников не ел! Хороши! По-топлёному хороши!
Глаза Малама обрадовались и повернулись к Дэниелу: что скажет тот?
– Умеют у вас в Дорлифе вкусом удивить! Особый вкус! По-топлёному особый!
– Не у вас, дорогой Дэн, а у нас. Кушайте, кушайте на здоровье – не стесняйтесь. Много взял – на всех хватит, – сказал Малам и, взвесив свои слова, добавил: – А мало бы взял, всё равно на всех бы хватило. Так среди друзей водится.
– Может, Семимеса позвать… на пряники? – спросил Мэтью и поднялся с места.
– И то верно. Позвать на пряники – это не то, чтобы просто разбудить. Сиди, Мэт. Я сам его позову.
С этими словами Малам вышел… А через некоторое время (равное половине баранки из пекарни Дарада и Плилпа) ребята услышали его хриплый голос. По какой-то причине он старался перепрыгнуть недосягаемую ноту и, казалось, вот-вот надорвётся. Он носился по всему дому:
– Семимес!.. Сынок!.. Сынок!.. Семимес!..
Мэтью и Дэниел, оставив на столе вторые половинки своих недоеденных баранок, выбежали в коридор… Таким бледно-оранжевым и потерянным они ещё не видели морковного человечка.
– Сынок пропал! Ни в комнате нет, ни в гостиной, ни в воды и мыла, ни в нужной… Запертую собрался было проверить, но вовремя смекнул, что зря собрался, на ней же замок.
– Может, в лес чуть свет ушёл – не стал нас, сонь, дожидаться, – высказал Мэтью самую простую разгадку исчезновения Семимеса.
– Если бы так, дорогой Мэт! Корзинка-то его здесь, а самого нет. И ушёл через окошко, словно уцепившись за мимолётную мысль… Да разве ж горевал бы я прежде из-за такого пустяка. Так нынче же он у нас «помнил, да забыл». Куда его эта нечаянная мысль заведёт?
– Может, не нечаянная вовсе? Может, задумал он так? – пытался успокоить Малама Дэниел.
– Задумано-то было по-иному: всем вместе по грибы идти, и затейником этого, как ты хорошо помнишь, дорогой Дэн, наш Семимес был, а не я, не ты и не Мэт.
– Тогда мы в Дорлиф побежим, поищем его.
– Так, Дэн, бегите – время не теряйте. А я окрестности обследую.
Дэниел и Мэтью первым делом заглянули к Лэоэли: вдруг Семимесу взбрело в голову про какой-нибудь вчерашний гриб ей дорассказать. Оказалось, не взбрело, а вот Лэоэли не на шутку разволновалась и увязалась за ними… Зашли к Фэлэфи: мог же он наведаться к ней со своей раной. Услыхав об исчезновении Семимеса, она лишь улыбнулась и сказала:
– Ступайте к Маламу и передайте от меня, чтобы не горевал: не для того Семимес объявился, чтобы пропасть. А потом в гости к нам приходите.
Как ни странно, но то, чем заразил Дэниела и Мэтью морковный человечек, а потом они заразили Лэоэли, вмиг сошло на нет, и они преспокойно направились к Маламу…
Он сидел на крыльце, прильнув щекой к палке и закрыв глаза.
– Дэн, ты понял, что значит обследовать окрестности?
– Теперь, когда ты спросил, понял.
– Ребята, о чём вы? – полюбопытствовала Лэоэли.
– Видишь, чем Малам занимается? – спросил её Мэтью.
– Горюет.
– Ну, это само собой. Но это не занятие, – сказал Дэниел.
Лэоэли глянула на него с укором.
– Он палку слушает, а палка – окрестности, – пояснил он.
– Ну вас!
– Сейчас сама увидишь, – сказал Мэтью.
– Услышишь, – уточнил Дэниел.
И он оказался прав. Как только они приблизились к Маламу, тот открыл глаза и сказал:
– Доброе утро, Лэоэли.
– Доброе, Малам. Только я уже знаю, что не совсем оно доброе для тебя.
– Нашёлся наш Семимес, – сказал Малам, но почему-то не было радости в его голосе. – Однако в смятении пребываю я, в немалом смятении, потому как нашёлся он в двух местах сразу.
Все трое подумали: «Как это, в двух местах сразу?» Но никто не решился произнести это вслух. Малам снова прильнул к палке. Все, затаив дыхание, ждали.
– Слышите? – спросил Малам, и при этом ожидание насторожилось ещё больше.
– Слышите? – повторил Малам. – Этот стук доносится со склонов Харшида. Палка Семимеса скачет по камням, будто горный баран… Теперь слушайте эту сторону… Поступь Семимеса… распознаю её я… только она слабая, неуверенная.
