— Мне сообщили, что вы жили здесь еще в сорок шестом году.
— И даже задолго до того.
— Вы нашли фамилию Марселя Вивьена в книге регистрации постояльцев?
— Я не храню регистрационные книги по двадцать лет.
— Но вы его помните?
— Отлично помню. Красивый, обходительный молодой человек.
— Сколько он у вас прожил?
— С января по июнь.
— Вы уверены, что не по август?
— Твердо уверен: в его комнату сразу въехала одна вертихвостка, которую мне потом пришлось выставить за дверь.
— Вивьен жил не один. Известна ли вам фамилия его спутницы? Вы ведь, наверное, заполнили карточку и на нее?
— Это было ни к чему: она у нас не ночевала.
— Выходит, они жили не вместе?
— Выходит так.
Мегрэ поразился. Вот уж что ему и в голову не пришло!
— Она вообще не бывала в гостинице?
— Случалось, заходила за ним поздним утром. Вставал он поздно, потому что возвращался в номер часа в два-три ночи, не раньше.
— И вы убеждены, что он жил один?
— Иначе мне пришлось бы вписать его подружку к себе в книгу: отдел надзора за гостиницами с этим не шутит.
— Подружка Вивьена никогда не поднималась к нему в номер?
— Поднималась, и нередко, но только днем, а этому я не препятствую.
— Вы не знаете, как ее звали?
— Вивьен при мне называл ее Нина.
— Какие-нибудь особые приметы?
— Родинка на щеке.
— Как она одевалась?
— Всегда в черное. Во всяком случае, ни в чем другом я ее не видел.
— У Вивьена было много вещей?
— Один чемодан, совсем новый, дешевенький; сдается, он купил его накануне переезда ко мне.
Трое мужчин переглянулись. Итак, им удалось только установить, что Вивьен съехал из отеля «Морван» в июне, следовательно, июль и часть августа прожил в другом месте.
О женщине же вообще ничего не известно, даже фамилия. Где она жила: в другой гостинице, с родными или, может быть, снимала квартиру?
В разъездах прошло все утро. Вчерашний дождь не принес свежести. Напротив, стало еще жарче, чем в предыдущие дни. Многие прохожие несли пиджаки на руке.
Мегрэ не пробыл в уголовной полиции и четверти часа, как зазвонил телефон. На этот раз говорил Лурти и тоже с Монмартра. У них обоих легкая рука — и у него, и у Дюпё.
— Шеф, я на площади Аббатис. Звоню из бистро напротив отеля «Жонар». Хозяин, похоже, не так уж много Знает, но я подумал, что вы захотите расспросить его лично…
— Поехали, Торранс!
— Куда на этот раз?
— Площадь Аббатис, отель «Жонар».
Фасад, выложенный белой керамической плиткой, запах чесночной подливки в вестибюле.
— Я уже все сказал вашему инспектору.
Хозяин попался не из разговорчивых. Довольно унылая личность.
— Вы хорошо его помните?
— Не могу утверждать, что хорошо. Он мне запомнился, потому что у него была занятная подружка.
— Вы ее вписали в книгу постояльцев?
— Нет. Она ни разу не оставалась в гостинице на ночь. Иногда заходила к нему в номер днем, вот и все.
— Когда он у вас поселился?
— Если не ошибаюсь, в июне.
— А когда съехал?
— В августе. Ближе к концу месяца. Был очень вежлив, сдержан, а это не о каждом постояльце скажешь.
Итак, о девушке по-прежнему никаких сведений, не считая родинки на левой щеке. Есть от чего прийти в отчаяние.
— Можете возвращаться на набережную Орфевр, — сказал Мегрэ инспектору Лурти.
Затем велел Торрансу отвезти его в комиссариат Первого округа. Дверь в кабинет комиссара была открыта. Аскан шагнул навстречу посетителю.
— Вам передали, что я звонил?
— Нет. Я сейчас с Монмартра.
— Я звонил вам, чтобы сообщить: мы добились кой-каких результатов. Ничего сенсационного пока что, но думаю, вам и это пригодится. Садитесь же.
Мегрэ неторопливо набил трубку, утер лоб, зажег спичку.
— Мои инспектора задержали старейшего из клошаров, обретающихся вокруг Центрального рынка. Все зовут его То-то. Заметьте, он перебрался в наши края лет пятнадцать назад, не раньше. Я на всякий случай продержал его до вашего прихода: а то потом, когда понадобится, ищи-свищи его.
Один из полицейских пошел за вышеупомянутым Тото. Бродяга был уже в годах и не пьян, хотя вином от него так и разило.
— Долго еще меня продержат в этой конуре? Я человек свободный, так, что ли? Досье у меня чистенькое.
— Комиссар Мегрэ хочет задать вам несколько вопросов.
— Где вы жили до того, как появились в районе рынка?
— В Тулузе.
— Чем вы там занимались?
— Да тем же, чем и тут. Только в провинции к человеку больше цепляются.
— Вы никогда не были на постоянной работе?
Тото, казалось, ушел в раздумья.
— Всю жизнь таскаю грузы: ящики да корзины.
— А в молодости?
— Я смылся от родителей в четырнадцать. Три раза меня возвращали домой, а я все равно удирал. Прямо хоть привязывай.
— С какого времени вы в Париже?
— С пятнадцати лет. Я знал всех клошаров, до единого. У меня на глазах помирали старики, им на смену появлялись новенькие…
— Вы знали Марселя Вивьена?
— Впервые услышал, как его зовут, от этого господина. Он появился в этих краях еще до меня. Вот уж был молчун! Ходил вечно один. Заговоришь с ним — буркнет «да» или «нет», а то и вовсе не ответит.
— Где он спал?
— Сперва — не знаю. Несколько раз мы с ним встречались в Армии Спасения. Потом, я слышал, он устроился в какой-то развалюхе.
— Вы никогда не встречали его с женщиной?
Того расхихикался, словно вопрос показался ему необычайно смешным.
— Нет, господин комиссар. Здесь у нас этим не балуются. Тем более такие, как он: держу пари, этот из приличных. У нас, между прочим, даже один бывший врач имелся, да только не долго протянул, пил мертвую.
— Вы никогда не видели с Вивьеном каких-нибудь незнакомых вам людей?
— Нет. Да я, впрочем, не больно им интересовался.
— Благодарю вас.
Тото повернулся к комиссару Аскану.
— Мне можно идти?
— Да. — И Аскан добавил, обращаясь к дежурному: — Следующую!
— Это женщина?
— Да.
Вернее было бы сказать — чудовище. Она оказалась так неописуемо толста, что насилу уселась на стул. Ноги опухшие, кисти рук тоже. Пьяная или, во всяком случае, в подпитии, она с вызовом поглядывала на окружающих.
— Чем вам опять не угодила Нана?
— Все в порядке, — отозвался комиссар. — Просто хотим задать вам несколько вопросов.
— На бутылку дадите?
— Идет.
Она поднялась и протянула руку, явно предпочитая плату вперед. Комиссар Аскан вложил в грязную ладонь толстухи пять франков.
— Не тяните, а то выпить охота.
— Вы сказали инспектору, который допрашивал вас нынче ночью, что видели, как кто-то входил в дом в тупике Вье-Фур.
— Чистая правда.
— Когда это было?
— Дня три-четыре назад… Никогда не знаю, какой у нас день недели. Мне-то все едино, сами понимаете… Что знаю, то и знаю: перед этой самой ночью нашли труп того босяка…
— В котором часу происходило дело?
— Да вроде в третьем.
— А что это был за человек?
— В годах, но не старый. Держался прямо. Видать, что не из здешних.
— А как вы это узнаете?
— Не знаю. Сразу видать.
— Раньше вы его не встречали?
— Встречала.
— Когда?
— Тем же вечером, около десяти. Он вышел из ресторана «Фарамон» и стал смотреть, как разгружают овощи, фрукты, рыбу. Ясно было, что ему все здесь в диковинку, все любопытно.
— Был там Марсель Вивьен?
— Это чье фото в газетах? Помнится, он помогал разгружать.
— Не говорил ли с Вивьеном тот человек, которого вы потом видели опять в три часа ночи?
— Нет. Ничего я не знаю… Вы мне своими вопросами совсем голову задурили, и я помираю — так выпить охота.
Мегрэ дал понять, что с нею покончено, и толстуху отпустили на все четыре стороны. Она тут же пошла за бутылкой дешевого красного вина и час спустя уже валялась на тротуаре мертвецки пьяная.
Аскан сообщил:
— Ночью мои люди еще продолжат поиски. Но думаю, то, что мы услышали от этих двоих, тоже представляет интерес.
— Да, — отозвался Мегрэ, раскуривая трубку, успевшую погаснуть. — Во-первых, мы теперь знаем, что Вивьен обретался здесь более пятнадцати лет. Во-вторых, в ночь убийства у Центрального рынка находился неизвестный, незнакомый со здешними местами. И неизвестный этот видел, как Вивьен разгружал овощи… Может быть, он специально искал клошара? Этого мы не знаем. Так или иначе, в третьем часу ночи он вновь оказывается в тупике Вье-Фур. Если стрелял в Вивьена он, то не исключено, что он мог вернуться к себе за пистолетом: ведь не отправился же он в ресторан с оружием такого калибра в кармане.
— Беда в том, что мы не имеем ни малейшего представления, кто этот человек и где живет… Может быть, он приехал из провинции?
