Святого Духа и участие через крестную любовь в продолжающемся строительстве мира и его охране от того, чтобы земля не сгорела, составляет особенность русского сознания. Сознание, которое четко знает, что все погибнет, а поэтому «чем хуже, тем лучше», не является для него, с точки зрения базового архетипа, ни православным, ни русским. Очень важно, что принципиальные, важнейшие характеристики русского сознания выражает и предъявляет Е.Л. Шифферс, в теле которого соединяется кровь немецких, армянских и французских родов. Заподозрить его в русском зоологическом шовинизме просто невозможно — по той простой причине, что он отсутствует у него как материальный природный факт. И все в данном случае определяется гениальной чувствительностью к сформировавшемуся пространству православных святых, гениальных русских поэтов и философов, к миру сознаний умерших людей, находящихся в постоянном диалоге с Е.Л. Этот архетип русскости и высвечивает Е.Л. Шифферс через собственное видение, которым он делится с нами.
Впрочем, другим примером выявления архетипа русского сознания было для Евгения Львовича творчество человека, носившего в себе кровь абиссинских царей и мусульманских суфиев, — творчество А.С. Пушкина. В программном антропологическом стихотворении «Пророк» Александр Сергеевич высказал основной принцип выхождения за границы миражного «Я»:
Как труп в пустыне я лежал.
И Бога глас ко мне воззвал…
Если человек очнется раньше времени и начнет действовать в мире собственным произволением, он останется в плену придуманных миражей, искривленного самообраза. Для того чтобы начать действие, человек должен услышать обращение Бога к нему лично, по имени. Бог должен его назвать. Бог должен сказать ему, кто он и в чем его предназначение. Этого обращения очень важно дождаться, вытерпев состояние трупа в пустыне. Чтобы подобное обращение услышать, человеку надо научиться слушать. Чтобы увидеть на перепутье шестикрылого серафима, надо научиться видеть. В анализируемом романе Евгений Львович демонстрирует нам, как он начал слышать и как у него появилось видение. Итак, для того, чтобы выйти к подлинной недвойственной энергии самовосприятия, необходимо оказаться в позиции трупа в пустыне, «забежать в смерть» и через покаяние-«метанойю», через непрерывную молитву, скажет Евгений Львович в другом месте («Размышления о „64-м слове“ св. Симеона Нового Богослова»), стяжать дары Святого Духа. Это и есть опыт трансграничной идентичности лица.
При «забегании» в смерть и при встрече с Духом Святым с человеком, вставшим на этот путь, должны происходить события, обнаруживающие опыт его трансграничной идентичности. Он должен обретать новое знание реальности, которым может делиться с нами. Важнейшим моментом трансграничной идентичности является ситуации встречи. Что такое онтика встречи — очень важный вопрос, поскольку это случившееся, необратимое происшествие встречи. Диалектика со-бытия встречи и события с ударением на «ы» показывает, что происшествие еще должно состояться, быть. В противном случае бесконечные обмены репликами и коммуникации не приведут к со-бытию. Но при этом для каждого из участников пред-со-бытия, некой возможности со-бытия есть предчувствие, некоторое мерило и критерий, пробуждается он или засыпает в этих предсобытийных коммуникативных обменах. Это предчувствие по поводу «быть», «существовать», «жить» и представлено в некоторой пластике сознания, с которой можно работать только в живом поле взаимодействия. Но само это поле, кстати, может быть мертвым. И в этом случае для данной организации сознания может и диагностироваться (переживаться) как мертвое. Тогда либо гибель, либо счастливый момент «духовной жажды», выталкивающей к встрече на другом поле и на другом уровне (в другом теле?) иной событийности, например с шестикрылым серафимом у А.С. Пушкина.
Но если все-таки важно разбираться, где, в каком теле и на каком уровне происходит встреча и происходит ли (или мы лишь находимся в особом типе сна — экспозиции бесконечных возможностей, что что-то может случиться, что-то может произойти, но ничего не происходит и не случается), с какими движущимися и меняющимися критериями проживания, существования, наличной бытийственности приходится иметь дело, — то онтики не миновать, как и понимания, что в русско-санскритском иероглифе слова «событие» одновременно фонетически-морфологически-семантически разделительно-синкретически вычитывается:
1) «сангам», слияние-бытийствование разных существований (например, нас и Духа Святого) как подлинное существование, как начало, как протосуществование;
2) за счет переноса фонетического акцента на другой звук (звук «ы») — происшествие-необратимость телеснопроисходящего;
3) пронизанность слова корнем быть, существовать и, следовательно, вопрос о промыслительном удостоверении существования.
Поэтому, когда все начинается с бытия, а не с со-бытия, это означает, что для так рассуждающего существа важны критерии, принципы, обеспечивающие удостоверение в существовании, а не момент протосоциальной возможности встречи. Вполне возможно, что для этого существа встреча уже произошла и не нуждается в ее осмыслении и промысливании.
Когда все начинается с события (event), для этого существа важно свершение и выход за рамки формальных возможностей.
А нам важно лишь указать, что могут быть три начала и три разные организации сознания, поскольку стремление настоять на каком-то одном исходном генезисе является слабой формой эпистемического терроризма.
Можно сделать вывод, что для разных антропологически организованных сознаний все может начинаться с бытия, с со-бытия и с события, за которыми угадываются протомышление, протокоммуникация (протообщение) и протодействие, а также пересечение трех этих разных процессов друг с другом.
Для Е.Л. Шифферса антропологическая мистика событийности выстраивается совершенно особым образом. Для него, прежде всего, важны духовные невидимые, но вполне реальные события, которые определяют строение событий-деяний. Именно в событиях-деяниях восстанавливается, укрепляется и получает раскрытие архетип традиционной русской антропологии. И духовные «невидные» события, и события-деяния уничтожаются, сминаются, переопределяются на основе специальных переоформлений — событий третьего типа, «которые у всех на слуху» и сегодня специально конструируются средствами массовой информации и политтехнологами. Для того чтобы происходили события-деяния, необходимо вытерпливать ожидание встречи духовных невидимых событий. Это Е.Л. Шифферс прекрасно дает почувствовать в своем романе, замыкая вязь одних событий на другие. Ср.: «Фома рассмеялся, и взял его себе за плечи, и мы пошли ходить, потому что Иосиф и Мария молились там на песке в Вифлееме, и мы не могли, мы НЕ СМЕЛИ им мешать и все ходили здесь, в Игнатовском, по кругу стены, пока есть силы, чтобы потом расстаться, чтобы Фома побрел сквозь ВХОД в свою комнату, а я в свою, чтобы и там сидеть тихо и ждать, пока кончат молитву Иосиф и Мария, и он, наверное, возьмет ее на руки и понесет в Вифлеем, где старый Урия будет плясать и плакать от радости…». Писатель Фома беседует с автором романа, но они должны отложить свою беседу, пока не закончится событие молитвы, которое прописывается в третьей части трилогии «Простой книги Фомы». Духовное событие должно произойти, в нем что-то будет высказано, от чего зависят и реальные жизненные события.
