– Нас тоже не станет. Должны остаться лишь хранители мудрости. А дело воинов – умирать.
За дверью послышались шаги и вошел Борра. Сейчас он не был невозмутимым. Он смотрел исподлобья, словно заранее отметая любые возражения.
– Мы решили, Властелин.
– Что вы решили?
– Пусть умрет так, как умерла наша сестра. Не обвиняй нас в жестокости, сами знаем. Мы только Люди и не умеем прощать такое. Ты ведь и сам отнюдь не все прощаешь.
– Пусть будет так, как вы решили. Но все же…
– Нет. Он предал нас. Предал тебя. Предал Служение. Если бы он просто ушел, это одно. Но он заставил Людей бояться. Он отравил их души алчностью и жестокостью. Он сделал из них Орков. Он заставил бояться тебя и избегать мудрости, предпочитая тупую, жестокую силу. Наконец, он казнил нашу сестру. Из бессильной злобы загнанной в угол крысы. За то, что она поняла всю его гнилую душу и отвергла ее. Мы не хотим этого прощать. Мы тоже умеем ненавидеть. Мы решили. Ульв, ты идешь?
– Нет. Простите меня, но мне больно смотреть на огонь. Страшно.
– Что же, я понимаю. Прости.
Борра ушел.
– Огонь – это больно, – после долгого молчания сказал Вала.
– Я знаю, – коротко ответил человек и повернул руки ладонями вверх.
– …Властелин…
Тревожные черные глаза, напряженно-звенящий голос.
– Я хочу быть твоим воином…
СОВЕТ ВЕЛИКИХ. 533 ГОД I ЭПОХИ
…И Эарендил ступил на берега Земли Бессмертных.
Он поднимался по зеленым склонам Туны, но никто не встретился ему на пути, и пусты были улицы Тириона; и непонятная тяжесть легла на сердце Морехода.
Какой воздух здесь… Он глубоко вдохнул – мелкие иглы впились в горло и легкие: пыль, алмазная пыль. Ему стало страшно. Быть может, потому никто из Смертных не может жить в Земле Аман, что и самый воздух здесь смертелен для них? И он умрет – умрет, не достигнув своей цели, задохнется, как выброшенная на берег рыба… Режущая боль в глазах заставляла по-иному вспоминать слова предания: «Враг был ослеплен красотой и величием Валинора»…
Сквозь радужную дымку он пытался рассмотреть город. О Тирион-на-Туне, улицы и площади твои, мощеные белым камнем, гордые башни твои… Игрушечный городок игрушечной земли. Земли Великих. Что со мной, почему – так… Где же эта красота, это величие?..
Он шел – беспомощный, растерянный, полуослепший от приторно-ровного сияния белой дороги; а волосы и одежда его были покрыты алмазной пылью. Он шел и уговаривал себя – этого не может быть, это все потому, что я пришел из Смертных Земель, потому что моя душа омрачена тенью Зла, потому что во мне кровь Людей… Стало немного легче, но тоска и непонятное гнетущее ощущение не исчезали. Он поднимался по бесконечным белоснежным лестницам и звал, звал – уж во власти отчаянья, – звал хоть кого-нибудь… И когда, потеряв всякую надежду, повернул к берегу – услышал – голос, грозный и величественный. Он стоял, склонив голову, а голос, шедший словно с высоты, возвещал:
– Здравствовать тебе, о Эарендил, величайший из мореходов! Здравствовать тебе, о вестник предреченный и нежданный, вестник надежды, несущий Свет, славнейший из Детей Земли! Ныне призывают тебя Великие пред лице свое, дабы говорил ты пред ними о том, что привело тебя в Благословенный Край. Я, Эонве, Уста Манве, сказал.
– …Брат мой, – Манве озабоченно смотрел ему в глаза. – Брат мой, я призвал тебя, дабы великое дело обсудить с тобою. Никто больше не сможет помочь мне, только ты!
– Разве не поможет тебе совет Эру, Отца Сущего?
– Когда стоишь на вершине горы, мелочей не видишь. Отец указал нам путь и цель, идти мы должны сами. А кому ведомы пути судеб лучше, чем тебе, брат мой?
– Я слеп. Я не знаю цели Эру, она открыта лишь тебе. Я вижу тысячи дорог, и в разные края ведут они. Куда мы должны прийти? Лишь тогда можно знать путь.
– Отец наш желает блага Арды.
– Много путей я назвал бы путями ко благу. Но они все разные и к разному ведут, брат мой. Просвети меня, если ты знаешь.
Манве поднялся, неспешно подошел по яркому мозаичному полу к витражному окну. Радуга стояла в тихом теплом зале, радуга, поднимающаяся от драгоценной блестящей мозаики пола и золотых блестящих колонн, причудливо изогнутых, обвитых гирляндами драгоценных каменьев. Пылинки не плясали в чистом безвкусном воздухе. Свет струился сквозь разноцветные окна и, отражаясь в миллионах граней, радужным сиянием сходился на золотом троне, скрадывая все очертания. Молчание – усыпляющее, чистое, безвкусное, как валинорский воздух. Намо вздрогнул, когда Манве, наконец, заговорил. Он по-прежнему смотрел в окно.
– Одному тебе откроюсь. Мне было слово от Эру, Отца Сущего. И сказано было: песнь Арды нарушена. Ведомо мне, что в Конце Времен, когда замысел Единого свершится, Арда раскинется среди Эа, и Сильмариллы вновь явятся, и оживут Деревья, и свет их равно разольется из конца в конец Арды…
Лицо Манве сияло вдохновением.
– …и великая Песнь зазвучит из уст Айнур, и Валар, и Майяр, и Элдар…
– А Люди?
– Тогда Единый откроет нам их пути, и мы поймем их, и в общем хоре воспоют они. Но, брат мой, нам не свершить этого, пока Арда под пятой Моргота. Он, он один мешает свершению Замысла, отравляя мысли, убивая, совращая. Он могуч и ужасен, и я боюсь, что он уничтожит Арду. Брат, я бы давно уже изгнал его за Стену Ночи – пусть скитается, где хочет, но ведь он не уйдет просто так! Он разрушит Арду – не ему, так никому! Он разрушает души! Помнишь, что он сделал с Эльфами?
Намо вздрогнул.
– Брат, помоги. Ты видишь и знаешь. Я все открыл тебе. Помоги мне. Я согласен даже на мир с ним. Помоги.
Намо неотрывно смотрел в лицо Манве. Все происходящее окончательно смутило его разум. Прекрасное лицо Манве было полно тревоги, чистые лазурные глаза смотрели прямо, и великая забота была в них. Он был прекрасен, Король Арды. Он просил помощи. Намо вспомнил другие глаза, переполненные болью. «Даже здесь я вижу звезды…» Скованные руки творца… Великое непонимание, что разделило этих двоих. Вот она – гибель Арды. Свет и Тьма, сплетенные воедино, великое движение; вот она – песнь Арды… Он видел эту нить, слышал эту струну, и радость поднималась в нем. Он видел братьев рядом.
Радость? Он схватил свое я за горло. «Не торопись. Не забывай».
– Почему ты думаешь, что Мелькор хочет гибели Арды?
– А разве ты не видишь, что лишь его волей нарушен замысел Эру? Ты знаешь, что делать?
– Кажется, знаю. Вы должны заключить мир. Как равные.
– Мир? С ним? После того, что он сделал? После всех войн, после Орков?
– Согласись, то, что сделал с ним ты, не может склонить к приязни к тебе.
– Не я один судил его!
– Ты – король. Ты мог сказать свое слово.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
