– Прости, что осмеливаюсь показываться тебе на глаза, Властелин. Выслушай меня, прошу! Не за себя буду просить…
Он стоял, ссутулившись, перед Властелином и глухо говорил, глядя в пол.
– Я никогда ни о чем не просил, – мучительно выдавливал он слова. – Это не для моего спокойствия, Властелин… Я не хочу врать – если она умрет, то к моей вине прибавится еще и эта смерть. Не погуби я ее брата, она не пришла бы сюда. Я не вынесу… И все же – не ради меня, ради нее. Это чистое, смелое сердце, ты ведь сам знаешь!
«Что объяснять тебе, что утешать тебя? Ты из тех людей, что лишь тогда сочтут себя невиновными, когда сами смогут простить себя. А ты никогда себя не простишь».
Кто-то хотел нарисовать лицо. Полукружья бровей и ресниц, едва намеченные бледные синеватые губы, волосы, – остальное сливалось с белым полотном – так казалось с первого взгляда. Жизнь в головах, Смерть в ногах, и ни одна пока не скажет: «мое». Зазубренный наконечник лежал в обожженной ладони. Несколько секунд назад ему казалось, что сердце трепыхается пойманной птахой в его руке – теперь оно билось свободно и спокойно. В сером тумане небытия всплывали образы и обрывки мыслей. Ощущение бытия. Осознание зова жизни. Он держал руку на холодном лбу.
«Ничего не говори, девочка. Думай в ответ, я пойму».
Смятение. Его собственное лицо. Стыд. Горечь незаслуженной обиды. Страх. Женщина без лица. Крик ребенка. Ребенок.
«Малышка в безопасности. Хочешь, тебе ее принесут?»
Золотые волосы. Ребенок. Горящие дома. Чувство потери. Горе. Одиночество. Золотоволосый воин с окровавленным боевым топором. Ребенок.
«Ириалонна, девочка, все хорошо. Не бойся. Ты выздоровеешь».
Стыд. «Лучше бы я умерла».
«Ты знаешь, кто я? Узнаешь?»
Его собственное лицо. Наручники.
«Ты выздоровеешь. Ты станешь, кем хочешь. Воины, что нашли тебя, просили меня об этом. Они возьмут тебя в свой отряд. Понимаешь?»
«Да».
«Не будет позора, если ты передумаешь. Но душа твоя воистину душа защитника. Ты оказалась сильнее, чем я думал… Будет так, как ты решишь».
Девяносто девять их было в отряде. Сотая – единственная женщина среди воинов Аст Ахэ. Ученичество ее еще не кончилось, но уже близился срок Клятвы. Многие надеялись, что она передумает, ведь мало, кто так умел лечить, как она. Стань она целительницей – и не надо отрекаться от собственного естества. И можно надеяться, что не вечно сердце ее будет девственным. А надеялись многие. Но никто никогда не пытался ее отговорить. И Клятва была дана, и у девяноста девяти братьев появилась сестра. Любимая сестра. Ее берегли. Ею гордились. В ее присутствии светлели сердца воинов.
– Когда ты касаешься раны, сестричка, она перестает болеть, – говорил, улыбаясь, Вент.
Его не следовало принимать всерьез. Уже семь лет он был женат, и любил свою жену до безумия. Каждая весть с родины принималась им как великий дар. Отец его, сам когда-то учившийся здесь, но не ставший Рыцарем Твердыни, послал сюда своего сына, чтобы сделать из него мудрого правителя. Он не ошибся в сыне. Нечего было опасаться и воздыханий Торка, бывшего когда-то рабом. Он и сам не скрывал, что все это лишь мечты, мечты… Хуже было молчание Ульва, упорно избегавшего ее. Лишь один раз было – он принес полный шлем лесной земляники. Ириалонна сказала, что ей столько не съесть, и предложила ему разделить с ней ягодное пиршество. Его серые глаза вспыхнули такой радостью, что она почему-то испугалась. Теперь и она пряталась от него. С той поры Ульв не пытался даже заговорить с ней. Зато с ней как-то заговорил Дейрел, княжий сын. Он был одним из самых красивых людей в Аст Ахэ: легкий и стремительный, с волнистыми темно-золотыми волосами и янтарными глазами. Ей показалось, что в его руке кровь. Но это был только золотой перстень с большим рубином.
– Откуда? – спросила она.
– Отобрал у Орка, – тот пожал плечами.
– Но ведь он кого-то убил и отнял этот перстень… На нем кровь.
– Чушь. Даже если так – мертвым что за радость в украшениях? Захочешь – будет твоим.
И тогда он сказал, какова цена этому перстню. Ей захотелось ударить Дейрела.
– Дешево же ты меня ценишь, – сказала она сквозь зубы.
– А сколько ты просишь? – последовало за этим. Дейрел дерзко улыбался ей в лицо. Он был уверен в своей неотразимости.
– Ты что, на самом деле? Дейрел, ты с ума сошел? Ты же брат мне, ты же Клятву давал, мы же вино с кровью пили!
– Лет пять назад это бы меня остановило. Но ведь ты сама избавлялась от суеверий в годы ученичества. Так разве тебе не ясно, что слова есть лишь слова, даже, если это слова Клятвы? А то, что выпито, ничем не лучше обычной воды. Ты же не считаешь, что побраталась с родником? Нет, у меня уже нет иллюзий. Я понял, что Служение никому, кроме Властелина, не нужно. Лишь ему в нем выгода. Я уйду. И хочу, чтобы ты ушла со мной. И вот тогда я дам настоящую цену за тебя. Мой отец – князь, я единственный наследник. А ты станешь моей женой. У тебя будет все, что пожелаешь…
– Замолчи! – крикнула она, зажимая уши. – Это же гнусно! Ох, и дрянь же ты! Еще раз заикнешься – всем расскажу!
Дейрел вспыхнул. Затем вновь на его лице появилась улыбка – снисходительно-надменная.
– Мне кажется, Ульву ты простила бы не только слова, а кое-что и больше.
Не стерпев, она ударила его по лицу. Дейрел схватил ее за руки, но через мгновение отпустил. Усмехнулся.
– Я запомню урок, – коротко сказал он и вышел.
Она промолчала. Дейрел тоже вел себя, как ни в чем не бывало. Неделя прошла, и другая, и Ириалонна уже стала забывать о происшедшем.
…Борра и Этарк обнажили мечи. Давний спор о том, где лучше бьются – на востоке или на западе – должен был разрешиться поединком. Борра, обычно невозмутимый, вышел-таки из себя и обещал надрать мальчишке уши. Мальчишке, правда, было уже двадцать шесть, но озорство в нем было неистребимо. Конечно, Борра разделал его в пух и прах минут за десять. Этарк завопил, что это еще ничего не значит – справиться с маленьким. Вот пусть попробует справиться с Ульвом.
– Если Ульв проиграет, – усмехнулся Борра, – то я тебе точно уши оторву, нахал!
– Ульв, мои уши – в твоих руках! – трагически взвыл Этарк.
Теперь предстояло сражаться двоим из лучших рыцарей Аст Ахэ. Зрелище обещало быть интересным. Внезапно сзади раздался насмешливый голос:
– Поосторожней, Борра! Он ведь любит приканчивать друзей в дружеских же поединках. По-дружески. Как Лонньоля, к примеру.
Ириалонна в ужасе обернулась. Дейрел улыбался, скрестив на груди руки. Ее взгляд метнулся к Ульву. Лицо его помертвело, и лишь косой шрам от лба до подбородка, слева направо, полыхал красным. Ульв остановившимся взглядом смотрел прямо перед собой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
