В сложившейся ситуации на Балканах только вступление в войну Румынии и Греции на стороне Антанты могло компенсировать выступление Болгарии на стороне центральных держав. Но эти союзники Сербии по антиболгарской коалиции предпочли сохранить нейтралитет. Правда, осенью 1915 г. наметилась небольшая активизация позиции Бухареста. Именно в этот период стали подтверждаться худшие опасения премьер-министра Венгрии, высказанные им накануне вручения ультиматума Сербии. Граф И. Тисса не верил в нейтралитет Бухареста, равно как и в способность румынского правительства справиться с натиском воинственного общественного мнения страны. Единственным человеком, который мог бы решить эту задачу, по его мнению, был старый король9, отсутствие которого стало проявляться все более чувствительным для Вены образом.
С одной стороны, осенью 1915 г. из 86 тыс. лиц, подлежащих призыву в румынскую армию, под знамена встали 53 тыс. человек; с другой – все полки румынской пехоты, как действующие (№ 1-40), так и резервные (№ 41–80), были переведены с трехбатальонного на четырехбатальонный состав10. Эта мера могла существенно усилить возможности армии в случае мобилизации. Вскоре, правда, эти батальоны были расформированы, и вновь их ввели только перед вступлением Румынии в войну в августе 1916 г. Тем не менее этот акт не мог остаться незамеченным в Вене, так как именно румынское правительство снова попыталось добиться от Австро-Венгрии территориальной компенсации за свой нейтралитет.
Против этого категорически выступили военные и политики Дунайской монархии – они считали, что компенсация могла бы быть предоставлена только при условии вхождения Румынии в войну в качестве союзника Германии и Австро-Венгрии. У австрийского посла не было в этом вопросе разногласий со своим министром иностранных дел: «Румыны сунули бы такую компенсацию в карман, а позднее выступили бы против нас, чтобы добиться еще большего. Отказ от территории казался бы мне уместным ради военной поддержки, потому что раз Румыния выступила бы, это означало бы, что время ее колебаний прошло и что она прочно связала свою судьбу с нашей»11. Дело, конечно, было не только в нерешительности Бухареста.
Венгерские политики, с мнением которых не могли не считаться в Вене, были категорически против любых уступок в спорном районе со смешанным румыно-венгерским населением – в Трансильвании. Граф И. Тисса с трудом мог согласиться только с исправлением границы в районе Буковины, но этого было недостаточно румынам. Что же касается Трансильвании, то он предупреждал, что если решение об уступках в этом районе все же будет принято в Вене, Будапешт ответит на это вооруженным сопротивлением12. Для того чтобы охладить и без того спокойных румын и продемонстрировать им невозможность повторения Второй Балканской войны, у берегов Констанцы появился «Гёбен». Продемонстрировав свой флаг Румынии, линейный крейсер 15 октября 1915 г. прибыл в Варну13. На фоне успехов австро-германцев на Восточном фронте и в Сербии это производило впечатление.
Оставалась еще одна союзница Сербии – Греция. Однако надеждам союзников на то, что она выполнит свои союзнические обязательства перед Сербией, также не суждено было осуществиться. В апреле 1915 г. премьер-министр Д. Гунарис начал было склоняться к мысли о возможности выступления на стороне Антанты (греческая армия в таком случае должна была предпринять наступление на Константинополь через Фракию), однако это предложение было встречено союзниками довольно прохладно, и вскоре он оставил эти планы14. Трудно с уверенностью сказать, что после этого должно было произвести худшее для союзников впечатление на греческое правительство – остановка их наступления на Проливах или неясность в вопросе о будущей принадлежности Константинополя.
В Греции продолжалось жесткое противостояние проантантовских и прогерманских партий, фактически расколовшее страну пополам. Летом 1915 г. могло показаться, что побеждает лагерь сторонников англо-французской ориентации во главе с Э. Венизелосом. На парламентских выборах 13 июня сторонники его либеральной партии получили 180 мест из 316, но сохранялась и сильная оппозиция: убежденные приверженцы Д. Гунариса заняли 89 мест, а всего противники Э. Венизелоса имели 128 мест в парламенте. Почти сразу же после выборов началось наступление немцев и австрийцев на русском фронте, и влияние либералов стало падать. Со вступлением в войну Болгарии оно было сведено почти к нулю, и тому в немалой степени способствовала активная германская пропаганда, во главе которой стоял барон Карл Шенк цу Швейнсберг, бывший представитель фирмы Круппа на Балканах, имевший здесь значительные деловые связи15.
2 (15) октября 1915 г. болгарский посланник в Греции заявил, что Болгария вступила в войну вследствие нападения на нее сербов в районе Кюстендиля16. Смысл заявления был очевиден: в Софии хотели избежать войны с Грецией. В Афинах после колебаний решили, что союзные обязательства перед Белградом относились исключительно к случаю изолированного сербо-болгарского конфликта. Ввязываться в войну с центральными державами там по-прежнему не хотели. Э. Венизелос, правда, оставался верным сторонником Антанты, но его влияние оказалось недостаточным17. Достижения Антанты как на основных фронтах, так и в Европе выглядели гораздо более скромно, чем успехи ее противников. Все попытки повлиять на Грецию, в начале войны порывавшуюся самостоятельно осуществить операцию по захвату Константинополя, и заставить ее выполнить союзные обязательства по отношению к Сербии окончились ничем. Тогда союзники решили поставить греков перед свершившимся фактом, перебросив часть войск из Галлиполи в Сербию через территорию Греции.
Мощь удара, нанесенного по Белграду, оказалась неожиданной и для России, Франции и Англии18. Что касается опасности со стороны Софии, то она воспринималась вполне адекватно. Еще накануне вступления Болгарии в войну возникла идея направить в Сербию русскую воинскую часть. Первоначально союзники желали присутствия русских войск на Балканах потому, что оно, во всяком случае по мнению французов, должно было повлиять на болгар19. Как минимум, они хотели получить хоть самое малое количество русских солдат для охраны тыловых коммуникаций. В середине сентября 1915 г. Р. Пуанкаре обратился к российскому императору с просьбой об отправке хотя бы небольшого русского отряда на Балканы для участия в охране Салоникской железной дороги от возможного нападения болгар20.
Почти сразу после начала мобилизации в Болгарии, 24 сентября 1915 г., западные союзники начали понимать недостаточность демонстраций и перешли к рассмотрению возможных действий для помощи сербской армии. Удар А. фон Макензена заставил их ускорить этот процесс. По оценкам британского Генерального штаба, в наступлении принимали участие 450 тыс. австро-германцев, 150 тыс. болгар и, возможно, до 100 тыс. турок. Для противодействия им нужно было создать приблизительно равные силы, тогда как Англо-французский экспедиционный корпус, по планам англичан, не мог превышать 300 тыс. человек. Французская главная квартира, совершенно верно подвергнув критике английскую оценку сил противника, сделала вывод: численность вспомогательного корпуса союзников может быть гораздо ниже предложенной Г Китченером цифры.
«В этот корпус, – отметил Р. Пуанкаре, – должны войти войска, находящиеся в Дарданеллах, так как наши ресурсы в области контингентов и снабжения не позволяют нам разбрасываться на три театра военных действий; к тому же, используя дарданелльский экспедиционный корпус на другие цели, мы избежим скандала его формального отозвания; и наконец, дарданелльская экспедиция имела для нас цель установить прямое сообщение с Россией. Потерпев крушение в этой попытке, мы должны установить сообщение через Салоники и Дунай»21. Представляется, что Ж. Жоффр прежде всего хотел сэкономить ресурсы, а Р. Пуанкаре – избежать скандала при отзыве армии с Галлиполи. Все остальные соображения, как показали события, носили чисто декоративный характер. Тем временем наступление А. фон Макензена продолжалось.
В тот же день 5 октября, когда австрийцы и германцы начали обстрел Белграда, первые две англо-французские дивизии (около 13 тыс. человек) высадились в Салониках. Первоначально эта высадка планировалась как средство оказания помощи Э. Венизелосу – одинокому стороннику Антанты в греческом правительстве. До последнего момента оставалось неясно, каким будет поведение греческой армии и флота. Король Константин I открыто заявлял, что одинаково боится и германской армии, и флота союзников, и, в конечном итоге, англичанам и французам пришлось действовать в Салониках в весьма неопределенном статусе22. Последнее стало причиной возражений Э. Грея и С. Д. Сазонова, которые были категорически против высадки в Греции без согласия ее правительства. Британский министр иностранных дел опасался возможности параллели между союзническими действиями в этой стране и германскими в Бельгии. Однако ввиду того, что отставка Э. Венизелоса состоялась непосредственно перед высадкой англо-французского десанта, отменять его было уже поздно23.
