Действительно ли опасения, часто высказываемые этими господами при виде беснующейся толпы якобинцев у своих ворот, и революционные призывы некоторых вождей рабочего класса усугубили угрозу свержения режима, которую все-таки удалось предотвратить? Возможно, те и преуспели бы при согласованных действиях, при наличии общей экономической цели, способной объединить индустриальных рабочих с парламентскими радикалами, т.е. квалифицированными столичными торговцами, и, конечно, если бы правящая верхушка потеряла самообладание. Но практически осуществить переворот было бы очень и очень непросто. Лондон не был «абсолютной» столицей наподобие Парижа; существовало несколько рычагов власти, за которые можно было ухватиться, – лондонские радикалы должны мобилизовать их еп masse (в целом).
Лондон не сдвинул с места провинцию. Парламентская оппозиция отрицала и осуждала насильственные действия. Министерство внутренних дел, возглавляемое жестоким и решительным виконтом Сидмутом, и его представители на местах сумели подавить сопротивление, но дорогой ценой. Противостояние достигло высшей точки 16 августа 1819 г. в Манчестере, когда местный магистрат приказал арестовать ораторов мощной, но мирной демонстрации сторонников реформ на поле Св.Петра. Солдаты напали на собравшихся, и в итоге одиннадцать человек было убито. Событие получило название «Питерлоо». Весь последующий год был отмечен вспышками насилия, спровоцированными как радикальными элементами, жаждущими мести, так и правительственными агентами, внедренными в реформистское движение. Достаточно вспомнить восстание ткачей в Шотландии и «заговор Кейто-стрит» с целью убийства членов кабинета министров в Лондоне. Власти ответили круто, жестоко и эффективно – виселицами и ссылкой в колонии, однако подобные меры со временем только усилили сопротивление борцов за конституционные права и дискредитировали правящую верхушку.
Между тем правительство с подозрением наблюдало за не сдерживаемой никакими рамками беспредельной индустриализацией. Двигаясь по пути к свободной торговле, периодически сменяемому аппарату управления и к реформе уголовного кодекса, оно все еще ориентировалось на интересы землевладельцев и боялось новых выступлений рабочего класса. Сэр Вальтер Скотт, поддерживавший правительство, очень сожалел о том, что промышленность передислоцировалась в города; по его мнению, в сельских мануфактурах хозяин «оказывал благотворное влияние на людей, зависящих от него самого и от его благополучия». Вероятно, он при этом думал о Роберте Оуэне и его фабрике в Нью-Ланарке. Пропагандируя идею самоуправляемой индустриальной общины, Оуэн рассчитывал ограничить промышленную экспансию и вновь сделать сельское хозяйство главным работодателем. Его «новый нравственный мир» прекрасно сочетался с представлениями о влиянии, оказываемом на человека социальным строем и утопическими взглядами на способ решения назревших в обществе проблем, получивших распространение после войны.
Сильнейший яд – в венке лавровом,Которым Цезарь коронован.Литая сталь вооруженья –Людского рода униженье.
Где золотом чистейшей пробыУкрасят плуг, не станет злобы.
[Из «Порицаний невинности» У.Блейка
Перевод С.Я.Маршака ]
Мастеровые не обязательно должны понимать космологию гениального мастера Уильяма Блейка, чтобы по достоинству оценить смысл этого его послания. Многим будущее должно было казаться апокалипсическим, как на гигантских, но необыкновенно детализированных и поучительных живописных полотнах Джона Мартина, которые были в моде в виде гравюр в середине 20-х годов XIX столетия.
Вклад вигов в политические баталии был довольно весомым. Попытка Георга IV добиться в 1820 г. развода вылилась в открытое перемывание в судах грязного белья королевской семьи. Генри Бругэм, один из ведущих авторов «Эдинбург ревю», выступил под аплодисменты публики против короля и министров в защиту королевы Каролины, не очень-то подходящей фигуры на роль мученицы. Затем в августе 1822 г. покончил с собой Кэслри, министр иностранных дел, сумевший дистанцировать Британию от консервативных сил, представленных на Миттерниховых конгрессах. Теперь путь был свободен, и более либеральное крыло правительства Ливерпула могло проявить себя.
Джордж Каннинг, преемник Кэслри на посту министра иностранных дел, выступил, совместно с американским президентом Монро, в 1823 г. гарантом независимости вновь образованных республик Южной Америки и одновременно обеспечил Британии привилегированный доступ на новый гигантский рынок. Два года спустя было отменено антипрофсоюзное законодательство, а в 1826 г. положен конец «управлению» Шотландии семейством Дандас. Правительство герцога Веллингтона приняло в 1829 г. закон, освобождающий католиков от ограничения политических и гражданских прав. Оно было вынуждено учитывать преобладавшее мнение ирландского общества и угрозу национального восстания, когда католику Даниелу О’Коннелу, избранному депутатом от графства Клэр, в 1828 г. было отказано в праве занять свое место в Парламенте из-за того, что он католик.
Итак, оставалось лишь осуществить парламентскую реформу, однако в данном случае вопрос уже касался непосредственно политической роли обеих ведущих партий. Если давление со стороны профсоюзов, шотландских и ирландских организаций можно было смягчить с помощью законодательных уступок, то предполагаемая реформа означала бы победу вигов, усиление их влияния в этом представительном органе со всеми вытекающими отсюда преимуществами. В 1828 г. Веллингтон под давлением своих «крайних» (Ultras) решительно воспротивился переменам, но на следующий год они уже покинули герцога из протеста против принятия закона об эмансипации католиков. Между тем недовольство в стране нарастало. Ситуация обострилась до предела после того, как руководители вигов граф Грей и лорд Джон Рассел победили на выборах, состоявшихся в связи со смертью Георга IV в 1830 г. Когда Палата лордов отклонила законопроект о реформе, хорошо организованные «политические союзы» провели в ряде городов массовые митинги; взбунтовавшиеся толпы атаковали Ноттингем-Касл и дворец епископа в Бристоле, где собирались лорды – противники реформы. В Мертире за мятежом последовала казнь лидера рабочих Дика Пендерина. В апреле 1832 г. лорды в конце концов дали свое согласие (с перевесом в девять голосов), к великому облегчению правительства Грея, которое иначе показало бы себя довольно консервативным, особенно при подавлении волнений среди сельскохозяйственных рабочих (так называемого мятежа «капитана Свинга») на юге Англии.
Овладение реформой
Несмотря на почти революционный характер агитации за реформу, принятый в 1832 г. закон не внес каких-либо существенных перемен, разве что создал условия для включения в представительные органы потенциально склонных к конфликтам мощных промышленных и коммерческих группировок. Если электорат Шотландии и увеличился с 4579 до 64447 человек (на 1407%), то в Ирландии он возрос всего на 21%; 41 большой город, в том числе Манчестер, Брэдфор и Бирмингем, впервые обрели своих представителей в Парламенте, но среднее количество городских избирателей на одного депутата – а именно они выбирали почти половину депутатов (324 из 658) – оставалось ниже 900 человек. По-прежнему 349 избирателей Бекингема выбирали столько же депутатов, сколько и 4172 жителя города Лидса, обладавших правом голоса. Население Англии (54% населения Британии) продолжало формировать 71% Палаты общин. Как и раньше, действовал принцип «виртуального представления» групповых, а не общенародных интересов, и в Парламенте на протяжении почти полувека опять доминировали землевладельцы.
Некоторые консерваторы серьезно опасались наступления последователей утилитариста Бентама на аристократию и Церковь. Но в Парламенте было мало истинных доктринеров, а реформистский пыл вигов быстро улетучился. Филантропы получили свое в 1833 г. с отменой рабства на территории Британской империи, с введением ограничений на использование детского труда на текстильных фабриках, а также фабричной инспекции. Закон о бедных, принятый в 1834 г., который его автор Эдвин Чедвик считал основой для последовательного экономического воссоздания английского местного самоуправления, не облегчил положения и был ненавистен простому люду, так же как и мрачные работные дома или «бастилии».
«Таймс» тоже резко критиковала новый Закон о бедных, возможно чувствуя, что сторонники философского радикализма зашли слишком далеко. Год 1834-й оказался сопряжен со многими трудностями. Слов нет, Ирландия сохраняла на этот раз спокойствие, и виги искали взаимопонимания с О’Коннелом, которое длилось до конца десятилетия, но «альтернативное общество» все еще формирующегося рабочего класса достигло пика своей активности. Усиление влияния профсоюзов под руководством таких людей, как Джон Догерти, критика со страниц различных «нештемпелеванных» газет, недовольство радикалов реформой избирательной системы, возвращение в политику Роберта Оуэна – все это вместе взятое дало толчок проекту по созданию Большого национального объединенного профсоюза, который, по замыслу его авторов, должен был разрушить капиталистическую систему в ходе «больших национальных каникул» или всеобщей забастовки. Затем общество реорганизуют на кооперативной основе, а базой для оценок в денежном выражении послужат часы полезного труда. В марте правительство предприняло контратаку, избрав в качестве жертв шестерых рабочих Дорсета, так называемых мучеников Толпадла. За короткий период Большой профсоюз провел слишком много некоординированных забастовок и демонстраций протеста. С выходом из него Оуэна в августе профсоюз прекратил свое существование. Шестнадцатого октября сгорело здание Парламента. Если бы это произошло шестью месяцами раньше, пожар, быть может, показался бы более чем символичным.
